Ten Minutes in a Closet

      «Я хотела подарить тебе кое-что…» — сидя за столом, выводила строчки Люси. Затем внезапно остановилась, схватила бумагу и скомкала. Она бросила ее в мусорную корзину, но промахнулась, и листок опустился в паре дюймов слева от нее. Не очень обеспокоившись этим, девушка вздохнула: корзина и так уже переполнилась.       «Что можно подарить фавну на его двухсот пятидесятилетие?» — спросила она себя. Люси знала, что Тумнус праздновал день своего рождения, так было отмечено в ее ежедневнике. Последние двенадцать лет девушка отмечала этот праздник вместе с ним. Заметьте, именно днем, ведь ночью у фавна всегда было запланировано что-то еще, и это что-то явно не включало ее присутствие.       Люси всегда хотелось пойти с ним вместе, но не хватало мужества спросить, почему ее не приглашают. Она никогда раньше об этом не спрашивала, но теперь, став уже взрослой, хотела знать причину, особенно учитывая то, что считалась лучшим другом. По прошествии нескольких лет юная королева привыкла к такому раскладу событий, однако все больше начинала задаваться вопросом, что делал фавн в ночь своего рождения.       Девушка вздохнула, опустив голову, и, уставившись на клочки бумаги, застонала. Люси использовала лучшую бумагу для своего маленького проекта, но теперь она исчерпалась. Осталась только стопка простых белых листов, хотя этого должно было хватить.       Певенси коснулась губ, вспомнив свой последний день рождения. Тогда ей исполнилось восемнадцать лет, и так случилось, что глупая игра превратилась для нее в нечто важное. Люси никогда не говорила об этом, но это был особый день в ее жизни. Причина этому была проста: мужчина, вернее, фавн ее мечты, признался ей в любви, причем очень творческим и необычным образом.       Опустив голову, она посмотрела в сторону мусорной корзины, внутри и вокруг которой горками возвышалась бумага.       — Сдаюсь. Я не умею писать стихи, — подумала Люси, явно разочарованная. — Вероятно, во мне нет творческой жилки. Как же я могу хотя бы попытаться сделать столько, сколько Тумнус сделал для меня? Я спрашивала, что он хочет получить на день рождения, на что он ответил: «Ничего. Хватит и того, что ты у меня есть».       Он был таким романтичным, и у него в запасе всегда было столько прекрасных идей! Теперь настала ее очередь осуществить что-нибудь особенное, в чем она потерпела полное поражение. Никто не знал на самом деле, насколько романтичным может быть фавн, но Тумнус был в этом отношении даже лучше самого Шекспира. Он всегда находил способ показать себя в самом привлекательном и волшебном свете для своей возлюбленной. Тем не менее, именно из-за этого Люси не могла себе представить что-либо, что превысит то, что фавн уже сделал. У него-то такой проблемы не возникало, так как фантазия мистера Тумнуса била через край, а вот Певенси была креативна, как мешок с камнями (1).       Несмотря на это всё, Люси не могла не возвращаться мыслями в ночь праздника, так это было прекрасно. Она едва могла вспомнить, что произошло после того, как он сказал со всей торжественностью: «Я люблю тебя, Люси Певенси». Это заставило ее ощутить совершенно неземные чувства, как будто она могла дотянуться до звезд рукой. Она возвращалась в памяти к тому, как отреагировала на эти слова, как рванулась к фавну, впилась в него поцелуем, лишив возможности дышать. Для Люси этот праздник стал всем, о чем она только могла мечтать.       Сев, она положила перо, опустила голову на руки и позволила грезам унести ее в другой мир.       Певенси не могла забыть, как любовно Тумнус обнимал ее, ласку его губ, любовь, которую она питала к нему, самую реальную из всего существующего.       Она даже не могла вспомнить, что случилось, когда они вышли из чулана. Ее сестра и братья знали о чувствах фавна, но не о чувствах Люси. Они подбежали к влюбленным, Питер и Сьюзен сразу накинулись с вопросами «что случилось?» и «ты поцеловал ее?»       Конечно, они могли бы понять это хотя бы посмотрев на их крепко сплетенные руки. К тому же, Тумнус светился так, как будто Аслан самолично только что посвятил его в рыцари.       Тогда снова начала играть музыка и все начали танцевать, и ее собственное тело не хотело больше ничего, кроме как кружиться и кружиться. Люси взяла руки фавна в свои и с нежностью поцеловала их. Она улыбнулась, вспоминая, что произошло после праздника. Одна пара из танцующих покинула бальный зал, и скрылась в тенях коридоров Кэр Параваля. Тумнус нашел в себе смелость обнять ее, хотя, будучи от природы слегка неуверенным, начал немного сдавать позиции.       Но даже при таких благоприятных обстоятельствах между ними не было ничего, кроме поцелуев, поскольку спустя всего несколько минут после того, как они нашли свое укрытие, вечеринка подошла к концу. Появились Питер и Сьюзен, чтобы позвать ее и напомнить о роли хозяйки вечера. Их уединение было нарушено.       Люси хихикнула, вновь прокрутив в голове эту ночь. Она почти не сомневалась в том, что могло бы произойти, если бы их оставили в покое хотя бы на пять минут.       Девушка была влюблена. Она казалась легкой, как перышко, когда была с Тумнусом, как будто он в любой момент мог подуть на нее и унести в такое место, где блаженство отождествлялось бы с радостью. Самым лучшим в этом было то, что их различия на физическом уровне не имели значения.       Это было чувство, которого Люси жаждала, единство с объектом ее любви было не просто физическим желанием, а духовной связью, что окутывала их и устремляла в другой мир в Нарнии.       Подобного ни разу не случалось, по крайней мере, с момента окончания вечеринки. Их привязанность была ограничена поцелуями, легкими поглаживаниями волос и теми мгновениями, в которые фавн зарывался лицом в волосы Люси. В глубине души ей хотелось позволить себе немного больше, чем просто быть целомудренной и послушной рядом с ним. Это совершенство чистоты и непорочности заставляло юную королеву чувствовать себя маленькой девочкой, встречающейся с идеальным мальчиком. Она была женщиной, стремилась и желала быть для Тумнуса не просто милой, застенчивой и хорошо воспитанной королевой Нарнии.       Конечно, случалось так, что застенчивый фавн показывал себя и с другой, более раскрепощенной и игривой стороны. Были моменты, когда его робость и стеснительность прятались, но как казалось, это длилось всего несколько секунд.       В душе Люси страстно желала тех мгновений, когда он уводил ее подальше в тень от толпы. Она чувствовала, как от волнения покрывается мурашками ее кожа, когда фавн покусывает мочку ее уха или целует шею. Это продолжалось до тех пор, пока она не поворачивала голову и не целовала его ждущие губы, но всегда было высшей степенью проявления их чувств.       Вне всяких сомнений, их поцелуи всегда были страстными, но в то же время приличными, даже слишком приличными. Часто Певенси спрашивала себя, что было бы, если бы она подарила Тумнусу поцелуй, полный страсти и желания, прямо во дворцовом дворе? Без сомнения, все были бы шокированы, даже ее старший брат покачал бы головой и пригрозил бы ей пальцем.       «Десять минут в чулане» было тем, что они называли игрой, и теперь пришла очередь Люси дать фавну что-то взамен, но что? Что она могла подарить, чтобы поделиться с ним любовью, которая наполняла ее сердце? Она старалась выразить чувство в поэзии, но это не сработало, и остатки ее тщетных попыток переполнили плетеную корзину для мусора рядом с ее письменным столом.       Девушка даже хотела связать Тумнусу шарф. Синий, он прекрасно оттенял бы его удивительные и завораживающие глаза. Хотя работа была завершена, ряды пряжи выглядели неровными и потертыми, будто по ним потоптался Ориус. Это явно давало понять, что ее навыки вязания соответствовали мастерству стихосложения.       Стыд заполнил сердце Люси, когда она уставилась на шарф, выглядывающий теперь из-за ее подушки. Она положила его туда, надеясь, что это будет последним местом, куда кому-нибудь придет в голову заглянуть, и пока что надежды оправдывались. Певенси чувствовала бы себя такой униженной, если бы это увидел Тумнус! В этот особенный для фавна день ей нечего было ему дать. «Он наверняка считает меня неудачницей», — грустно подумала восемнадцатилетняя королева. Секунду спустя, она подняла голову, услышав легкий стук в дверь.