Источник

— Что здесь происходит?! — и не слушая шумные объяснения гриффиндорцев, Северус обратился к Гарри, добавив так смущавших его бархатных ноток. — Мистер Поттер? Скорее всего для остальных это больше проходило на грозный рык, но у Гарри, словно рефлекторно, поджались пальцы на ногах и немного потяжелело в паху. «Твою мать!» — взвыл Поттер и собравшись, ответил, почти с теми же интонациями как и Малфою, немного склонив голову к плечу, пряча глаза за ресницами: — Не имею ни малейшего понятия, сэр, — сказав последнее слово в лучших традициях слизерина. Северус понял, что попал, Гарри явно увидел вспыхнувшие искры возбуждения в его глазах и видимо сообразил, что в игру, затеянную зельеваром, можно играть вдвоем, потому как, смотря прямо в глаза вампира, добавил: — Я задумался... о... прекрасном, профессор. И вот это его "профессор" сказанное с придыханием, подвело Северуса к черте: «Ты попал малыш, пощады не жди!». Он резко развернулся, выкрикнув свое вечное: «двадцать баллов с гриффиндора» и отправил всех в класс придержав Гарри за рукав, а когда они остались одни прошептал: — Прекрасно выглядишь, Гарри. Для меня старался? — и подняв бровь так, что сразу стало понятно, что ответа от него не ждут (вот, блин, как он так делает?), зашел в класс следом за подростком, отчаянно сожалея, что сейчас запланирована практическая работа. «Поцелуйся с дементором, наконец, старый козел!» — злясь на Дамблдора за то, что учебные планы утверждались за месяц и без его разрешения ничего поменять нельзя (магический, мать его, контракт, подписанный при зачислении в штат преподавателей, не позволит), велел студентам снять мантии и приготовиться к повторению пройденных заклинаний. Это была пытка, но если бы у кого нибудь из присутствующих на уроке спросили, хотят ли они что-либо изменить, то единогласный ответ "нет" прозвучал бы не задумываясь. Этот урок по ЗОТИ вспоминали до следующего, да и после воспоминания о нем еще долго гуляли по Хогвартсу. О том, что там творилось, уже через пять минут после колокола, возвестившего о начале перемены, знали абсолютно все. Это была феерия, для кого-то абсолютной, непревзойденной в своей ярости, ненависти; а для нескольких особо смекалистых (участники действа и Драко Малфой не в счет) страсти. Вторых к счастью оказалось всего трое, да и они, на свое счастье молчали в тряпочку: не обсуждая, даже между собой, сделанные ими выводы. Это было нечто, что двое считали точкой отсчета, точно зная, что оба влипли так, что не выберешься. Да они и не собирались, собственно говоря. Как только студенты были готовы и поделены на пары, вот спроси кто, на какой-такой, фаллический Мордреда мантикоре в зад символ, Снейп поставил Малфоя с Гарри, он, мандрагору лысую, смог бы вам ответить, началось это шоу. По какой-то, одной Моргане ведомой случайности (Северус предполагал, что эту случайность зовут Гарри), Исток высшего вампира оказался к нему спиной. Все! После этого, какие именно заклинания они повторяли не смог бы сказать никто. Зато то, что на Поттере были обтягивающие кожаные штаны и черная рубашка с двумя расстегнутыми пуговицами, запомнили все! Такого, мальчика-который-выжил, не видел еще ни кто. У Северуса слюна наполнила рот, а выдержка трещала по швам. Эти ноги, эта попа, эти, иногда мелькавшие в поле зрения, ключицы и глаза с вызовом смотревшие на него, это все, о чем думал и что видел перед собой Снейп. После очередного простейшего заклинания, Малфой решил, что дело пахнет хм... в общем совсем не хорошо оно пахнет и нужно что-то делать, так как глаза крестного просто вспыхивают жаждой всякий раз, как он смотрел на Поттера. А как на него, не смотреть? Секс идол, блин, всея Хогвартса еще с тремудрого турнира! И Драко не придумал ничего лучше: запустил в гриффиндорца, да не помнит он уже, что запустил, главное не серьезное заклинание, а тот, так ладненько подставился, словно ждал: — Поттер, — рык профессора пронесся по классу, заставляя каждого, невольно замереть — вы что, совсем слепой? — Благодаря вам, профессор, уже нет. — полный почтения поклон, выглядящий, полным издевательством. — Что вы себе позволяете? — Всего лишь благодарность, сэр. — Вы смеете хамить, мне? Не зарывайтесь Поттер, в стойку, урок продолжается! — Нет, сэр. Да, сэр. Как скажете, сэр. Пятнадцать минут тишины и снова: — Поттер! — Я, сэр! — Что вы, Поттер? — Без понятия, сэр! — Вы, Поттер, снова пропустили заклинание, соберитесь! — Снова задумался о прекрасном, сэр. Постараюсь, сэр! — В стойку! Еще через пятнадцать минут, поднимая грифиндорца с пола, из последних сил борясь с собой, чтоб ненароком не облапить его: — Вашу мать, Поттер... — Лили? — Что? У вас галлюцинации, Поттер? — Нет, имя миссис Поттер, Лили, сэр. — Вы, забываетесь, мистер Поттер! — Нет, спросите у любого другого, это все знают. — Сэр! — Не стоит называть меня сэр, профессор. Мистера Поттера, вполне достаточно. — Пятьдесят баллов с гриффиндора и отработки целую неделю, в восемь, здесь, мистер Поттер! Вы поняли? — Да, понял. — Сэр, Поттер! — Я же говорил профессор, не стоит. Достаточно мистера Поттера. — Арр. — колокол с урока — Все вон. Жду вас в восемь, мистер Поттер попробуйте только опоздать! — Я приду, профессор. — Вон из класса! — Уже ушел. Как проходили отработки и как издевался над ним профессор, Гарри никому не рассказывал. Но при упоминании об этом, вздрагивал по-настоящему. Только вот настоящие причины содроганий, были полностью противоположны тем, что навыдумывали себе окружающие. Хотя, в одном, они были правы. Профессор издевался. Его улыбки, тонкие намеки, взгляды — заставляли Гарри краснеть. Его губы, говорящие этим самым голосом, глаза, ласкающие и обещающие все наслаждения мира, пальцы, словно ненарочно поглаживавшие палочку, его тело, не скрытое мантией. Все это заставляло пальцы на ногах поджиматься, пах наливаться силой возбуждения, а дыхание неумолимо сбиваться вместе с биением сердца. Каждый день, на протяжении целой недели, Снейп изводил Гарри вечером, а ночью его собственные гормоны, чтоб их так и подростковый возраст пытались его доконать. Но Поттер не был бы Поттером, если бы шел на поводу у тела и снов. Он ожесточенно боролся с этим, с каждым днём всё дольше и дольше стоя под ледяной водой. Но если вы подумали, что профессору было легче, вы безнадежно ошибаетесь. Этот несносный мальчишка издевался над Снейпом похуже мародеров. С каждым разом отвечая ему, все более и более смело, одеваясь все сексуальней (хотя он, Северус, не сомневался, что мальчишка хоть в чем то может быть, хотя бы чуточку менее возбуждающим для него), все смелее смотря прямо в глаза своими, точно так же возбужденными изумрудами, водя пальцами по своим ногам или болтая, этими самыми длинными, стройными ногами, сидя своей невыносимо привлекательной попой на парте. Он был невыносимо, безумно желанным и прекрасно знал об этом. Мало того, что знал, он этим пользовался. Подросток научился так переставлять слова, что каждое предложение сказанное этим, невозможно привлекательным ротиком, который так и хотелось поцеловать, превращалось в немыслимо двусмысленное, пошлое и желанное. Они сходили с ума друг от друга, уже давно и навечно полюбившие, но оба такие упрямые: один — в своем желании не давить и дождаться, пока гриффиндорец не выдержит и сам не придет к нему; второй — цепляясь за свои давние страхи, в боязни снова оказаться в роли безвольной игрушки. Он понимал, что эти страхи лишь отголоски старых травм, но так сильно боялся поверить в искренность Северуса. После каждого сна, в котором он был любимым и желанным. В котором: по собственному, искреннему, не навеянному, чем бы то ни было желанию, ласкал Северуса, получая такие же горячие ласки в ответ. Гарри с остервенением, до дрожащего тела и синих губ, стоял под ледяными струями воды, пытаясь не вспоминать, не думать о том, что снилось и как сильно ему это нравилось. Но он не мог справиться с собой, не мог не ответить на очередной выпад мужчины в его сторону, не мог не подначивать его своими ответами. Ему нравилось смущать вампира. Очень сильно нравилось! И Гарри, соблюдая собственное правило, забил на всё и творил, что хотел. Отношения с гриффиндорцами в конец испортились, зато с Малфоем и еще парой слизеринцев он стал не то чтобы открыто дружить но вполне мирно общаться. Это принесло новые проблемы с родным факультетом. Дошло до того, что Поттера вызвал к себе директор, якобы, поговорить с ним по просьбе его друзей и, так сказать, наставить неправильного героя на путь истинный. Под шумок попробовал порыться в воспоминаниях и мыслях Гарри, так как после того, как чокнутый (верный) домовик вышвырнул, из дома на Гриммо семью Уизли (всех кроме четверых: Чарли и Билла , поскольку те уже давно не проживали вместе с родителями, Рона и Джинни), а так же уважаемого (кем интересно?) мистера Флетчера и уж больно хорошего (оборотня) Люпина. Никто из ордена Феникса попасть в дом не смог, а домовик хоть и отозвался (об этом тоже хозяин просил, а Кричер верный эльф) но отказывался называть причину своего поступка и упрямо твердил, что благороднейший род Блэк ожидает нового главу и до тех пор, пока глава уважаемого рода Блэк не разбудит, он вместе с домом будет спать. Вот и было доброму дедушке с голубыми глазами, скрытыми за стеклами в форме месяца очков и длинной, седой бородой, интересно, уж не мальчишка ли приложил к этому руку. Гарри со своей задачей справился на превосходно: липовые воспоминания и мысли дедушке в странной, жуткой расцветки, со звездами мантии подсунул и сверху добавил слова самого же дедуленьки, о единстве всех факультетов. На это директор, обрадованный такой наивностью, а значит полным послушанием героя, ответил поощряющей улыбкой и блеском хитрых глаз, но с друзьями настоятельно советовал помириться, после чего отпустил отдыхать. Гарри же, вернувшись в гриффиндорскую гостиную и немного поменяв местами слова в дедуличкиной речи, пересказал разговор софакультетникам с величайшей радостью на лице. Чем вызвал бурю негодования у рыжих и тупой заучки. Проверять подлинность речи Директора в исполнении его же золотого мальчика, естественно никто не полез. Что весьма огорчило Поттера, находящегося в предвкушении очередного шоу. Между тем прошла неделя, отработки закончились, а вот сны, с участием небезызвестного магистра зелий и ядов, нет. От позора Поттера спасали только заглушающие и плотно задернутый полог на кровати. По прошествии месяца, Гарри понял, что его организм окончательно оборзел, проснувшись от собственного всхлипа и имени Светоча, прошептанного им. Последствия снов больше не требовалось устранять с помощью холодного душа, они, так сказать, самоустранялись, напоминая о себе мокрыми пижамными штанами. «Лучше б я мерз под холодным душем, чем...» — думал Поттер уже даже не пытаясь не вспоминать. Красные щеки стали практически натуральным цветом лица гриффиндорца. И это не добавляло ему благодушия. Не имея возможности повлиять на свое тело, Гарри срывался на других. Доводить Джинни Уизли до бешенства или слёз, стало настоящим ежедневным ритуалом. И даже то, что Рон не раз набрасывался на него с кулаками (собственно не причинявший вреда, ибо волной воздуха или при помощи подножки, магической естественно, отправляться на пол) и то, что другие гриффиндорцы укоризненно смотрели на него, а Дамблдор каждую субботу вещал о великой силе любви и какая мисс Уизли замечательная юная ведьма, не могло этот ритуал отменить. Гарри доводил всех: профессоров, студентов, призраков, полтергейста, Филча и даже его кошку. Развлекался как мог. Его, конечно же, пытались призвать к порядку, но абсолютно бесстрастные ответы давали понять, что ему все равно кто и что говорит. Директор пытался, по привычке, давить на жалость к окружающим, говорил о справедливости и даже пытался наказать - запретил походы в Хогсмит. Помогало мало, правильнее сказать, вообще не помогало. Оставаясь в замке Гарри осчастливливал своим вниманием очередного студента или призрака и заводил с ним беседы на тему правильного и не правильного восприятия действительности, суждений, или сути заклинаний. Но в несомненном приоритете для него были его так, называемые, друзья. — Вот, скажи мне, Гермиона, ты же считаешь себя умной ведьмой, столько книг прочитала, почему ты не можешь исправить себе зубы? — сначала это казалось окружающим мелочным, низким, как мальчик-который-выжил, герой, опустился до осуждения чьей-то внешности, — почему ты не можешь придумать заклинание, ну или зелье например, чтоб исправить этот недостаток. Ведь зубы это кость? Кость. А волшебники новые кости выращивать умеют? Умеют. Ну так, ты же так гордишься своими знаниями, что же тебе мешает немного подкорректировать костерост и заклинание сопутствующие в его приготовлении и перестать походить на бобра? Или тебе так нравится? Нет, ну если нравится, то ходи конечно так, Джинни вон, вообще как, прости Мерлин ходит, а Рон с куриной ножкой не расставался бы никогда, если бы она так быстро не кончалась. Я толерантен ко всем проявлениям самовыражения. И вот за такими разговорами никто не замечал главного. Гарри пытался заставить магов думать и вспоминать, чем маги отличаются от маглов, в чем суть и сила того дара, что есть в них. Но никто не слышал, прикрываясь своими детскими, глупыми обидами, прячась за своей тупостью. Нет, Гарри больше не испытывал гнева или желания наказывать их, они сами себя наказывают, придет время и каждый задумается над его словами, вот только сейчас это последний раз, когда он пытается вразумить их. Не хотят, ну и ладно. Он не собирался нести ответственность за тех, кто не хочет отвечать за себя сам. — Профессор Макгонагал, а почему нас учат просто заклинаниям, а не учат их создавать? — Мистер Поттер, придумать новые заклинания это очень тяжелый и сложный процесс. — Ну и что? Кто-то же выдумал все эти заклинания, проклятия, ритуалы. Так почему студентам не рассказывают как это сделать? И снова ни одного задумавшегося над этим вопросом. — Профессор Флитвик, сэр. А зачем нам вообще заучивать произношение и название чар? — Что вы имеете в виду, мистер Поттер? — Ну, почему вы не учите нас колдовать так, как колдуют маленькие дети при спонтанных выбросах магии, вот что бы только захотел и раз, уже все готово? — Мистер Поттер, чем вы занимались все предыдущие годы обучения, что задаете мне такие глупые вопросы, на которые знают ответ даже студенты первого курса и тем самым отрываете от темы занятия?! — Палочкой, как дебил, махал. — Отработка мистер Поттер сегодня в семь, а сейчас вернемся к теме урока, произносить заклинание... И так по кругу, Гарри приставал ко всем, ну кроме Снейпа, с тем он по другому развлекался, но ни один не хотел отвечать, ну или просто не знал ответов. Поттер чувствовал себя в окружении этих, так называемых магов, как нянечка в яслях, где дети еще и говорить не научились, а уже туда же, характер показывают. Еще Гарри все же удалось встретиться с лордом Малфоем, этот человек понравился, заинтересовал. Оказывается Малфои, одни из немногих, понимали суть магии и старались жить по ее заветам, но вот запреты на определенные ритуалы не давали делать все необходимое. Ну вот как, скажите на милость, они могли принести подношения Магии и Смерти если кровные ритуалы и жертвоприношения были под запретом? А эти ритуалы нельзя было проводить возле сердца рода (ну не все могли себе позволить, предрасположенность магии у всех разная, некроманты вот те да, запросто, а остальным зась) только в местах силы, что очень даже легко отслеживалось министерством Магии, а там поймали кого за таким вот ритуальчиком и все, целуй меня дементор, я весь твой. Вот и получалось, что род Малфой жил по заветам магии на столько, на сколько мог. Что же касается самого Люциуса Малфоя, то он бы с радостью свалил от психа, в которого превратился некогда умный и харизматичный маг, вот только метку не снять (ага, ага Гарри чуть не заржал), а через нее Тёмный Лорд их где угодно достанет. Да и магический контракт с Хогвартсом не позволит Драко перейти на домашнее обучение, а бросать сына никто даже и не думал. Вот и терпел уважаемый лорд, в надежде, что когда нибудь все это закончится и он все же сможет уберечь семью от этого психопата. После этого разговора Гарри задумался, по всему выходило, что ему просто кровь из носа надо с Волдиком пообщаться, вот только как его одного застать? Да и где искать, тоже вопрос. Хотя это конечно Северус бы подсказал, но тогда куча вопросов зачем да почему, а врать Светочу ну не то чтоб невозможно, но если тот захочет все равно не скроешь. А оно ему, Поттеру, надо, Северуса обижать? Эх, по всему выходит, нужно все же со Снейпом договариваться, а вот что тот захочет в замен, а он так и так захочет, слизеринец, что с него взять, не заплатишь не получишь, у них это в крови. Но делать-то нечего, нужно как-то найти момент и спросить, в конце концов он всегда отказаться может. Только в начале апреля у Гарри получилось словить момент и поговорить по этому поводу с зельеваром. — Ты что рехнулся? Это что ж у тебя за необходимость такая, с этим маньяком, на тебе помешанным, встречаться? И даже не думай мне врать, Поттер, ты меня знаешь! — Ну и чего возмущаешься сразу, а? Я ж тебе говорю, поговорить мне с ним надо. — О чем? — О нём, блин, я хочу ему мозги вернуть. Может выйдет из него что. — Гарри… скажи, что ты шутишь. Я тебя очень прошу. — Северус, я шучу. — Врешь? — Да. Но ты сам попросил. — Гарри ты понимаешь: на сколько опасно то, что ты просишь? — Да чего опасного-то? Я не буду его сразу убивать, только поговорю для начала, честно. — А он тебя очень даже будет! Гарри не доводи до греха. Усыплю и спрячу, наручники на магию надену, а так рисковать не позволю. Тебе жить надоело? Так меня пожалей, я то жить хочу. — Да никто меня не убьет, пока обязанности свои перед Магией, родами и наследием не исполню, я неубиваемый. — Гарри, вампира и то убить можно, тяжело, но можно, а мы вроде как бессмертными числимся. — Ну так то вы, а то я. Ну, Северус пожалуйста, ну скажи где эта морда лысая прячется, ну чего тебе стоит, я там сам по-быстрому, почирикаю с ним и все, снова в Хог. — Нет. К концу апреля Северус сдался и даже пообещал договориться о встрече, но поразмыслив, решили так не рисковать положением Снейпа и не привлекать к нему лишнего внимания. В общем было решено к этому Малфоя младшего привлечь, ну вроде как он его выкрал и вместе с деканом к своему господину приволок. Хоть вампир и понимал, что с силой Гарри ни одна защита и ни один антиаппарационный купол не помеха, но экстренный портключ на всякий случай в ручки вложил. Переживал он, конечно, сильно. И даже пообещал себе, что если все пройдет удачно и у него получится вырвать Гарри из лап Волдеморта живым, он его совершенно точно поцелует, ну вообще то желание было не только поцеловать но и тр... кхм... Но поцеловать тоже хотелось, а за неимением других вариантов, пришлось убеждать себя, что только поцеловать и хотелось. Он себе даже почти поверил. В общем приготовились они как положено, просчитали все возможные варианты развития событий. И даже все с начала шло по плану. Драко с крестным притащили связанного, лишенного палочки грифиндорца пред красны очи своего господина. Волдеморт встрече обрадовался, прям чуть обниматься не полез, ага. А вот когда с Гарри веревки сняли, ну правда чего ему, Великому Темному Лорду, неуч без палочки сделать может, вмешалась Гаррина суть и все пошло совсем не так. Но в конечном счете всё обошлось хорошо, почти (ведь вампиры не седеют, слава Мерлину), даже Волдика стырил, хотя и не собирался.