Ночь перед смертью

      Был поздний вечер, когда он вернулся из разведки в лагерь. Темень стояла такая, что невозможно было разглядеть лицо человека в метре от себя. Да, что тут сказать, аланские ночи славились своей темнотой, и, если бы не костры, солдаты бы ежеминутно натыкались друг на друга, что, впрочем, и так нередко случалось и приводило к дракам, иногда заканчивавшимся убийством одного и казнью второго. В общем, солдаты великого царя Эдварда Мудрого активно вырезали друг друга, даже не вступив в бой, и это еще при практически полном отсутствии дезертирства; душу Хетага немного успокаивало знание, что в стане врага с драками и убийствами дела обстоят еще хуже.       Он стал искать место и в конце концов присел к небольшому костру, за которым сидело несколько молодых латников. Его должность царского следопыта обязала находиться в другом месте, в той части лагеря, что ближе к царю, но он предпочел общество простых солдат напыщенным дворянским отпрыскам.       Парней было пятеро, все они отличались друг от друга: кто-то был веселым и жаждал боя, а кто-то угрюмо бурчал им в ответ свои явно пессимистичные мысли. По их лицам было сразу понятно, что это зеленые новобранцы, ни разу не видевшие крови. Взгляд Хетага сразу привлек тощий рыжий парень с длинной шеей и далеко посажеными голубыми глазами, про такие глаза обычно говорят, что они рыбьи, но до этого момента Хетаг не видел умных «рыбьих» глаз. Справа от него сидел улыбающийся во все лицо, не очень высокий, как заметил Хетаг, мальчишка со светлыми волосами. Это удивило Хетага, ибо вот уже как двести лет аланские люди рождались преимущественно темноволосыми. Всему виной Тьма с востока – катастрофа, случившаяся два века тому назад. Тогда воины Тьмы разорили славное аланское царство, уничтожили правящую династию и подвергли изнасилованиям всех женщин, а так как на востоке и в помине не было светловолосых, то у большинства женщин родились черные дети, с черными волосами и глазами и более темной кожей. Младшая дочь тогдашнего царя, Джиги, уцелела лишь потому, что приглянулась вождю Тьмы, и он забрал её с собой как наложницу. Впоследствии она родила ему сына, который, возмужав, вернулся в родные земли и освободил аланский народ от восточных угнетателей, основав новую правящую династию. До сих пор о нем слагают легенды и поют песни, о великом Восточном Ветре, царе-освободителе.       По другую сторону от рыжего сидел коренастый, казавшийся старше своих однополчан, парень в одной рубахе, из-под которой немного выпирал живот. Этот коренастый был очень коротко, почти налысо подстрижен, и смотрел на всех прочих с тщательно скрываемым презрением. Справа от него сидел угрюмый толстый парень с недлинными черными кучеряшками, показавшимися Хетагу глупыми. У толстяка больше других выросла щетина, из чего Хетаг сделал вывод, что он старше других, может, даже старше коренастого. Последним в пятерке солдат был высокий хмурый брюнет, он более прочих насторожил Хетага, ибо его глаза не выражали ничего, в отличие от глаз его товарищей: в них читалась гордость за свою страну и царя, детская беззаботность, высокомерие, страх смерти, но в глазах этого парня не было абсолютно ничего, кроме ледяной пустоты, придавало эффекта и то, что цвет радужки был светло-светло-голубым, почти что белым.       Он присел на свободное место между рыжим и светлым балагуром. Вся пятерка смерила его недоверчивыми взглядами (и правда, кому понравится дед в доспехе, мешающий их мальчишеским разговорам).Он молча протянул руки к костру, при этом косясь на новобранцев, которые все, как один уставились на него. Их взгляды привлекал не только старик с оружием и легком доспехе, но и его прическа: аланский хвост, который столетия назад заплетали себе все воины, но отныне все, даже солдаты, заплетали свои волосы в какие попало прически, а многие и вовсе стриглись коротко или налысо, всему виной царь-иноземец и новые стандарты, которые он принес в старую Аланию. Наконец один из них, тот, что светлый, нарушил неловкое молчание.       - Ты кем будешь, дед?       Хетаг ответил не сразу. Сначала он повернул голову в направлении молодого солдата и покосился на него, как старики косятся на, по их мнению, глупую молодежь. Из всей компании этот пока еще не состоявшийся воитель заслуживал такого взгляда более всего.       - Хетаг, следопыт.       - В твоем возрасте и на коне-то трудно усидеть, не то, что следы читать. Глаза-то, наверное, уже подводят, а, дед? – противно ухмыльнулся парень. – Старый следопыт. Как-то не верится.       - Я тридцать лет был следопытом и глаза меня пока не подводят, а потому наш великий царь Эдвард Мудрый и призвал меня на эту войну.       - Да ну, лично сам царь? - с недоверчивой ухмылкой произнес блондин.       - Да, сам, мать его, царь лично прискакал в мою хату и сердечно просил послужить ему. Не задавай глупых вопросов, парень.       Блондин покраснел, его улыбка, казалось, перевернулась, по его виду было ясно, что парень очень не любил, когда его интеллект прилюдно ставится под сомнение.       - Кстати, ты сам забыл представиться, тебя родители не учили, что это невежливо? Блондин едва удерживался, чтобы не дать Хетагу кулаком в лицо, и старый охотник знал это, но продолжал спокойно смотреть сопернику прямо в лицо.       - Лукпан из Алкуна, - наконец ответил он.       - Так ты, значит, из столичных. - С одобрением в голосе сказал Хетаг, ему было известно, что Алкун был большой и богатой деревней недалеко от Дзауги – столицы Аланского царства. - И, наверняка, из зажиточных, раз уж попал в мечники. Тут тебе и форма красивее, и выглядишь солиднее, чем с луком или алебардой.       - Хватит вам, - громко сказал рыжий, уловив взглядом, как трясутся небольшие кулаки Лукпана, - еще даже толком не познакомились, а уже драку затеваете.       - Джери Созанов, - представился он, четко делая ударение на последнюю букву своего имени. - Чтобы не дать тебе, старик, повода для насмешек, скажу прямо, что я из семьи купца из Дзауги, то есть, еще более столичный, чем Лукпан.       - Джери? Странное имя, редкое. Кем были твоим родители?       - Да говорю же, дед, купцы они у меня. Правда, отец моего отца был немного чудным, - немного смутился Джери, - под конец жизни любил выходить на площадь и, оставив отца следить за лавкой, начинал громко петь, да так хорошо, что народ ему даже деньги кидал, в иной день он своим пением зарабатывал больше, чем тот же отец в лавке.       - Да уж, хорошая компания пока что собирается. - Саркастически процедил Хетаг. - Ну а вы, - обращаясь к доселе молчавшим братьям по оружию, - кем будете?       - Барис из Екатала, - представился тот, что был без формы, - и я ебал всю эту войну в рот. Нахера нашему великому царю понадобилось переться в эти ебеня? Сейчас бы в море родному купался да девок имел, но нет, прись, Барис, в степь аж за Острыми горами, потому что твой царь-государь решил наказать какого-то старого недруга своей семьи.       - Поуважительнее, мелкий! – Джери дал Барису оплеуху. - Между прочим, этот Дакка совершил налет на столицу, перебил многих горожан, моя семья чудом спаслась! Но что самое главное, он убил Циру, царицу! Более того, она была беременна, а ты знаешь, что это означает для царя.       Все знали, и Хетаг в том числе, что за проблемы были у царя в личной жизни. Будь он обычным человеком, вряд ли простой люд знал о несчастьях, постигавших Эдварда Мудрого, но личная жизнь монарха – дело государственное. У Эдварда, чей возраст через несколько месяцев должен был перевалить за полвека, до сих пор не было наследника. Сам царь и его окружение считали это проклятием: первая его жена, царица София, выдала повитухам мертвого ребенка с серой кожей и вскоре после родов умерла, после этих трагических событий вся страна вместе с царем пребывала в трауре и депрессии, пока спустя два года он не влюбился вновь, и сразу же женился. Этот брак благословляла вся страна, весь народ был счастлив, потому что их царь наконец-то обрел счастье. Спустя год его вторая жена, Цира, наконец-то приносит ему долгожданного сына, но и тут счастье венценосной пары не продолжалось долго: не прожив и двух лет, принц Георгий умирает от холеры. Вся Алания вновь погружается в траур, а убитый горем царь даже порывается броситься на меч и покончить с жизнью. Спустя три года, тянувшиеся слово вечность,Цира вновь беременеет, но на этот раз осторожное счастье супругов вновь нарушается, на этот раз человеком. Дакка Вайнати, сын предателя, много лет не оставлявший попыток захватить трон, привел с собой степняков и разграбил столицу, пока царь был на охоте. По возвращении он нашел свою жену на заднем дворе местной травницы, изнасилованную и убитую. Это событие и стало точкой невозврата, Эдвард собрал знамена, пересек по козьим тропам Острые горы и вторгся в Золотую Степь, земли куда более могущественного правителя, хана Чурапая. Эти земли некогда завоевала Тьма и нынче здесь жили потомки оставшихся воинов. И здесь же неутомимо шла вперед аланская армия, в которую и входил Хетаг и его собеседники.       - Ну и что, что убили жену? – не унимался Барис. - Ежели у меня какая трагедия случится, я ж не стану посылать на убой парней простых, которым еще жить и жить и век бы войны этой не видать.       - Ты бы поосторожнее с такими заявлениями, - обратился к Барису молчавший до этого толстяк, - все же мы здесь на войне, отдаем долг короне и отечеству.       - Да плевать мне на эту вашу корону! – совсем разошелся и почти что кричал в ответ Барис. - Я домой хочу, к девкам! Лучше бы водку пил, чем с вами тут затухал, Великое Солнце тому свидетель!       - Ты бы лучше послушал Фанна, - внезапно подал голос хмурый темный парень. - Он дело говорит. В твоей деревне, может, всем и плевать на царя и его проблемы, все только своей задницей и озабочены, но здесь, в войске, патриотов найдется немало, и по одному доносу тебя гвардейцы уведут. А ты знаешь, что они с тобой сделают? Могу поспорить, что не знаешь. У меня сосед по улице был, подался служить в стражники, так его только за выпитую бутылки водки сцапали гвардейцы. Вернулся потом, не живой и не мертвый, но со службы ушел и с тех пор сидит на шее у матери…       Его монолог длился куда дольше коротких реплик участников разговора, но никто его не перебил и не отвернулся: все слушали, уставившись ему, казалось, прямо в рот, причем парень явно не обладал ораторскими способностями, говорил сбивчиво, постоянно менял темп и немного шепелявил. Хетаг призадумался о причинах такой необычной реакции в компании молодых и шумных парней, постоянно перебивавших и затыкавших друг друга, а потому прослушал добрую половину рассказа. Из рассуждений его вывело чувство, что взоры молодых солдат сменили объект наблюдения и теперь всецело уставлены на него. Спустя секунду последовал вопрос.       - Дед, ты же был на войне? Расскажи, какого это, что нас ждет? – спросил Лукпан из Алкуна. - А то вот Элдан говорит, что это ужасно, а сам только в патруль один раз сходил, да атаку местных степняков отбивал.       Хетаг вопросительно посмотрел на хмурого парня. Так вот, значит, почему его тут все слушали. Он был единственным из пятерки, кто успел принять боевое крещение, поэтому же такой хмурый. Но что он мог видеть такого за одну стычку, о чем его не предупреждали при обучении?       - Так ты, значит, Элдан?       - Элдан из Ходза.       - Что ты видел, Элдан?       - Ничего такого, что не видел бы за свою жизнь ты, дед.       - Мне 47.       Повисло неловкое молчание.       - Почему же ты тогда такой седой?       - Видел многое, как ты правильно подметил.       Повисло новое молчание. Элдан притупил взгляд - не знал, что сказать. Тогда вместо него в разговор вступил Лукпан.       - Ты старше моего отца.       - Твой отец старик?       - Нет, но в такие лета уже не воют в строю пехоты.       - Я здесь по личной просьбе царя. Повезет – так вовсе в бой не вступлю, но не повезет, знаю.       Лукпан замялся, но вовремя нашелся, как перевести тему.       - Вы с Элданом начали, что ты мол видел много. Наверняка ведь воевал. Расскажи о войне.       - Воевал, даже слишком много, и не на одной войне.       - Нам всем скоро впервые предстоит идти в бой…расскажешь о своем первом?...       - Убийстве?       Лукпан и Джери закашлялись, а толстяк Фанн побледнел.       - Я, хотел сказать, бое…       - Это одно и то же. В бою я впервые побывал довольно рано, в том возрасте, когда человек еще не должен знакомиться с войной.       Он вспомнил тот день. Ему было всего 12, когда иностранные вербовщики будущего царя Солнечного Клинка отлучили его от матери и направили в лагерь иноземцев. Тогда он не был известен практически никому, а немногиедрузья и свита называли его по скромному заморскому имени – Пьетро. Это был ничем не выделявшийся из толпы мужчина около сорока лет, одевавшийся в заморские платья, которые местные находили странными, и говоривший на непонятном языке со своими подчиненными. Он пытался выучить аланский язык, но каждый раз его произношение было таким ужасным, что разобрать даже примерный посыл его слов было невозможно. Этому человеку служил Хетаг в самом начале своей жизни. Помог ему войти в историю и стать Солнечным Клинком, одним из самых великих аланских царей.       Хетага отправили в, казалось, самое безопасное место во время боя – к катапультам. В его обязанности входило подносить воду инженерам, которым с заметными усилиями давалась стрельба из этих огромных машин, больше которых Хетаг ничего в жизни не видел. С этими иностранцами мальчик успел немного сдружиться, они показались ему дружелюбными, несмотря на то, что большинство из них обладали огромными бронзовыми, полностью заросшими кудрявыми волосами и сверкающими от пота, телами. Особенно он сдружился с двумя братьями, которые более всего подходили к этому описанию. Джакомо был старшим, ему было за тридцать, он имел семью, которую оставил ради легких денег в этом походе, где и встретил своего брата, Паоло, которого не видел с детства. Эти двое, несмотря на разницу в возрасте, практически не отличались друг от друга, немного знали аланский и учили словам на своем странном наречии приглянувшегося им Хетага, а в свободное время показывали ему фокусы. Оба они заявляли, что у них на родине каждый обучен фокусам, мол их народ хорош в трех вещах: торговле, любви и фокусах; на вопрос Хетага, почему тогда они стали инженерами, оба смеясь отвечали, что это судьба лодырей, которые в детстве не слушают родителей, и которыми оба они, по своим словам, являлись. Еще ему нравился начальник катапультной бригады – главный инженер Джузеппе Арчи. Это был невысокого рода седой старичок, с длинной бородой и волосами, в очках и с гордой осанкой, по воспоминаниям Хетага, очень умный. В отличие от остальных инженеров, он никогда не снимал рубашки на солнечном зное, тогда как вся остальная бригада практически круглые сутки щеголяла бронзовыми накачанными торсами. Хетагу нравилось, как маленького роста старичок настоящим командирским голосом отдает приказы и как его все слушаются, а слушаются, потому что любят и уважают. Он решил что когда вырастет, его непременно будут также слушаться, а особенно, если он тоже не выйдет ростом. Вся эта бригада, состоящая из шестнадцати гигантских машин и около сотни инженеров, была нанята лишь для штурма столичных стен, но все говорили, что им уже не раз приходилось бывать на поле боя в этой войне.       Знойный июльский день клонился к закату, когда войска тогдашнего царя Кобяка Пыточника пересекли Нагилай, великую реку, отделявшую примерно треть страны, и устремились на иноземцев Пьетро. Хетаг стоял на холме и глядел, как из реки выходят его соотечественники, и как иноземцы, со стороны которых он был, открывают по ним огонь из луков, как гордые воины падают замертво в воду и грязь. С расстояния они были будто игрушечные. Вот идет маленький солдатик вдалеке и падает, ничего необычного или страшного. Страшной была атмосфера, которую делали напряженные лица воинов Пьетро. Вскоре его окликнули. Не успел он обернуться, как над его головой пролетела огненная комета и приземлилась точно рядом с выстраивающимися в строй солдатами неприятеля, немного обдав их огнем, но никого, однако, не убив. До его ушей донеслись одобрительные возгласы инженеров: редко когда первый же выстрел был настолько точным, пусть и не нанес урона врагу. Уже через пятнадцать минут он бегал между большим чаном с водой и катапультами с тяжелым, от зачерпнутой воды, ковшом. Кто-то брал ковш у него из рук и делал несколько крупных тяжелых глотков, кто-то жестами просил облить его, а кто-то, ругаясь на своем языке, угрожал укокошить несчастного паренька, который отвлекает его от работы. Помимо него между двенадцатью махинами бегали еще трое мальчиков его возраста и даже младше, но он не был с ними знаком, не успел, так как проводил все время с более интересными ему инженерами.       В тот день он увидел сотни смертей, но пока что только издалека, там, между холмом, на котором находились катапульты, и переправой, через которую переправлялись все новые и новые войска, свежие и готовые вступить в бой. В них-то преимущественно и целились инженеры. Умирающие в сотне метров от него люди выглядели словно бумажные фигурки, они шли, дрались и падали, в этом зрелище не было бы вовсе ничего ужасного, если бы не яростные крики, возгласы, стоны ударяющихся друг о друга мечей, чавкающая под ударами топоров плоть, страшный грохот, с котором катапульты отправляли в цель свои страшные огненные снаряды и далекий звук ударов этих снарядов о землю, о которую они расплющивали несчастных солдат, которым негде было укрыться от этого адского града. Изначально маленький Хетаг вздрагивал при каждом выстреле катапульты, но вскоре, когда шестнадцать зловещих машин то и дело стреляли, причем делая это вразнобой, не давая и десяти секунд отдыха ушам, страх прошел, смертоносный грохот стал чем-то обыденным для него, и мальчик больше не обращал на него внимания. В свободное мгновение он разворачивался лицом на восток, к полю битвы, ему было интересно посмотреть, на войну, о которой он столько слышал в детстве, но не думал, что когда-либо сам станет её прямым участником.       Когда бы он не повернулся в сторону битвы, он видел одно и то же: тысячи мужчин, выстроившихся в две линии другнапротив друга, бьющихся мечами и копьями, а за их спинами лучники и арбалетчики, старающиеся попасть стрелой или болтом в противника, а не своего брата по оружию из числа латников. Битва шла довольно вяло, как тогда показалось Хетагу, он видел смерти сотен мужей, но они вовсе не пугали его. В голове мальчика появилась и закрепилась мысль о том, что война, убийства и смерть, вовсе не страшны, а даже обыденны. Это был единственный раз, когда он подумал о войне, как о заурядном деле.       К концу второго часа битвы один из полков в стройном ряду армии Пьетро дрогнул, в обороне образовалась брешь, и вражеская кавалерия тут же ринулась вперед, намереваясь ударить прямо по катапультам. Хетаг бы не узнал об этом, если бы не встревоженные крики инженеров, спешно достававших свои кинжалы и кортики, неэффективные против всадников в доспехах на полном скаку. Хетаг понял это в один миг, и в тот же миг – что он уже мертвец, как и все инженеры, которых он успел полюбить за две недели похода.       На лицах людей был отчетливо виден страх, у некоторых – смирение с судьбой, но ни у одного Хетаг не разглядел ярости, с которой бросаются в бой солдаты и которую он успел заметить на лицах вражеских кавалеристов. Они бы не смогли подняться по холму напрямую из-за его отвесности, а потому кинулись к его обратной, западной стороне, тем самым заходя катапультам в тыл. Иностранцы встали в неплотный строй и выставили перед собой короткие кинжалы, за спинами сотни мужчин спрятались четверо мальчиков из обслуги, и в их числе Хетаг.       За каких-то двадцать сажень от них пришло спасение: сам Пьетро вместе с охраной и штабом бросился наперерез прорвавшимся, чтобы не дать им уничтожить катапульты. Кавалькада всадников прекратила свою скачку, перед готовившимися защищаться инженерами началась свалка конницы, и где-то среди них был будущий царь. Однако нескольким всадникам удалось прорваться. Не обращая внимания на потерю товарищей, они продолжили свой натиск и на всем скаку врезались в оголивших оружие инженеров. Там было всего несколько всадников, Хетагу показалось, что не больше трех-четырех человек, но они посеяли ужас в сердцах этих иностранцев, прибывших в столь далекий край за деньгами, казавшимися им легкими. Они считали себя неуязвимыми, и вот теперь их рубили на куски всего несколько «дикарей». Строй из десятков людей, считавших себя неуязвимыми из-за расположенной далеко от самой горячей точки битвы позиции, распался, а стоящие в нем люди теперь разбегались врассыпную, падая под ударами мечей тяжелых всадников, которые, казалось, играют в кошки-мышки, рубя направо и налево беззащитных специалистов из далекой страны. Хетаг бросился бежать, но еще до того, как всадники достигли их позиции. Возможно, благодаря этому, своей трусости, он и выжил в тот момент. Спрятавшись за громадной катапультой, он наблюдал, как близких ему людей рубят на куски. Не ускользнуло от его взгляда и то, что один конь скакал без всадника: видно, кто-то из храбрецов изловчился и пронзил его своим кинжалом еще при столкновении с командой инженеров. Спустя мгновение, прямо на глазах Хетага, одного из мальчиков из обслуги, такого же, как и Хетаг, надвое разрубил всадник в черном доспехе и меховой шапке, по-видимому, наемник-кочевник, но не успела первая капля крови упасть с его меча, как прилетевшая неизвестно откуда стрела вонзилась ему чуть выше уха, и яростный убийца тотчас свалился со своей лошади мертвым. Третьего всадника нигде не было видно, должно быть, он погнался за кем-то вдалеке от места происходящей резни. Хетаг выбрался из своего укрытия и побрел, глядя себе под ноги. Он смотрел на попадавшиеся ему тела друзей, но не мог заплакать, слезы просто не хотели идти из его глаз, предательски запрятавшись где-то в глубине. Спустя примерно минуту он наткнулся на мертвую лошадь, эта находка заставила его поднять глаза и увидеть, что один из воинов бегает за его приятелями на своих двоих, что, впрочем, нисколько не мешало ему убивать. Позднее, Хетаг удивлялся его выносливости, раз несмотря на травму при падении с коня и тяжелую кольчугу, он резво гонялся за убегавшими налегке людьми и разрубал их от плеча до пояса ударами явно нечеловеческой силы. Увиденное отрезвило его. Еще больше он пришел в себя, когда разглядел, что как раз в этот момент страшный всадник гонится за престарелым Джузеппе Арчи, стариком, которого Хетаг особенно полюбил за время, проведенное с инженерами. Быстро сообразив, что делать, он заглянул под лошадь и увидел труп, придавленный её тушей – это был Паоло. Сглотнув слезы, мальчик резки движением вынул его кинжал из груди лошади и кинулся к споткнувшемуся Джузеппе, которого уже настигал кочевник. Он глядел своими раскосыми, жадными до убийства глазами на старика, что лежал у его ног. Вот он заносит меч, чтобы ударить сверху и перерубить этого жалкого старика надвое. Это была его последняя мысль. В то мгновение, когда он уже собирался опустить меч и лишить жизни очередную беззащитную жертву, двенадцатилетний мальчик, подбежавший сзади, чьи шаги для него заглушала мысль о предстоящем убийстве, ударил лезвием своего маленького кинжала его прямо в затылок, в то место, которое уже не прикрывала меховая шапка.       Кровь брызнула из проткнутой башки спешившегося всадника и залила всего его тело, вместе с лезвием кинжала, которое вошло ему внизу затылка и вышло из переносицы, разрезав раскосые глаза. Его черная кровь фонтанировала, заливая руки и лицо Хетага, но он замер, не смея достать лезвие из тела убитого противника. Он только что убил человека. Он сделал это, чтобы спасти своего друга. Он на войне. Он поступил правильно. Но почему тогда тело не двигается?       Он не успел ответить на этот вопрос. Меч, занесенный воином над головой, упал из его ослабевших пальцев, которые за секунды покинула жизнь, и тот упал…прямо на застывшего Джузеппе. Только тогда Хетаг позволил себе пошевелиться и дать волю эмоциям. Зарыдав, он бросился к старику. Тот лежал неподвижно, из его раны на животе почти не лилась кровь, его глаза были широко открыты, в то время, как рот, прятавшийся за большой ухоженной бородой – только слегка. Старый инженер уже был мертв, но Хетаг этого не знал. Он отчаянно тряс мертвое тело иностранца, с которым недавно подружился, но успел привязаться.       Подняв голову и протерев от слез глаза, мальчик огляделся. Вокруг лежали трупы людей, с которыми он провел последние недели, которые стали ему семьей. Большинство из них не шевелились, у кого-то не было руки, многие были разрублены почти пополам. Хетаг поглядел в сторону катапульт и увидел битву, подходящую к концу под кроваво-красными лучами заката. Пьетро одержал победу в тот день. Сам будущим царь находился в обратной от взгляда Хетага стороне. Когда стычка закончилась, часть его телохранителей бросилась в погоню за удиравшими наемниками, а сам Пьетро, осматривая место резни, увидел мальчика, плачущего над телом старика. К нему с разных концов медленно брели остальные уцелевшие, их было совсем немного. Немного задумавшись, Пьетро слез с коня.       Хетаг переводил взгляд с Джузеппе на других мертвецов, на подходивших к нему выживших, кого он знал лишь условно, на поле битвы, где солдаты его армии были близки к победе, на мальчишек, с которыми он еще не успел познакомиться, но он упорно не смотрел в сторону командующего, который все приближался в небольшой кучке выживших. Ему не хотелось говорить с виновником всех смертей, что случились сегодня.                     - И что же было потом? – спросил Джери, с интересом слушавший рассказ старого воина.       - Царь сделал меня своим оруженосцем, - обыденным тоном ответил Хетаг.       - Вот это здорово! – вскричал мальчишка, - простой парень из деревни, а стал оруженосцем самого царя!       - Не верю я тебе, дед, - дерзко вступил в разговор Барис, - да и не был Пьетро тогда еще царем, - он смачно харкнул себе под ноги.       - Но стал же через несколько месяцев! – начиная новый спор, накинулся на него Джери.       - А ну прекратите! – рявкнул с хмурым видом Элдан, - так ты, говоришь, был оруженосцем у царя? – обратился он к Хетагу.       Хетагу не хотелось рассказывать вторую историю из своей жизни подряд, а потому он, протянув руки к костру и немного погрев их, ответил пяти парам глаз, что были уставлены на него с вопрошающим видом.       - Да, был, одним из многих. Наш царь Пьетро, упокой небеса его душу, очень любил детей, и потому при его дворе их всегда было много. Благородные отпрыски были в пажах или оруженосцах, а бедняки просто крутились вокруг него, потому как царь приказал своим поварам подкармливать их.       Со скучающим видом Хетаг оторвал взгляд от костра и увидел, что все пять слушателей ожидают новой истории.       - Рассказывать вам о своей службе оруженосцем я не буду, – твердо проговорил он. - Эта история еще более долгая и скучная.       Некоторые, а особенно, рыжий Джери, оказались весьма опечалены этим откровением.       - Но ведь… - неуверенно проговорил он, - Если ты был оруженосцем, то должен быть рыцарем. Как получилось, что сейчас ты простой следопыт? И почему не сказал фамилию, ведь ты должен был получить её после посвящения? И где твой щит с гербом? Да и вообще доспехи? – засыпал юнец вопросами утомившегося следопыта.       - Полегче, парень, - вовремя остановил шквал вопросов Хетаг. - Я не рыцарь. Не стал, потому что не захотел. На этом тема закрыта.       Жесткость, с которой он оборвал парня, заставила всех слушателей потупить взгляды. Все они, даже Барис, были заинтересованы в истории этого странного человека и уже были готовы выслушать очередную историю из его жизни,но Хетаг, даже подозревая об этом, не стал церемониться.       Они продолжали сидеть не произнося ни слова. Но тишины не было. Вокруг, в военном лагере, даже несмотря на поздний вечер, кипела жизнь: вот кузнец чинит чей-то меч и звоны от ударов его молота разлетаются по всей округе, мешая заснуть вернувшимся с караула, вот только заступающие на пост часовые громко смеются над похабной шуткой своего приятеля, вот ученик конюха не может совладать с брыкающимися конями, отчего те громко ржут, вот вернулся патруль и несколько солдат, их знакомых, сразу же бросились к ним с надеждой на рассказ о чем-то интересном. И так продолжалось денно и нощно, пока не вернутся все разведчики и царь не даст приказ сворачиваться.       Неподалеку от костра, заглушая все остальные звуки жизни солдатского лагеря, о чем-то громко ругались двое рыцарей. Оба они были закованы в броню по горло, но у обоих отсутствовали шлемы. Оба они имели длинные волосы, спадающие ниже плеч, но если у одного, того, что был моложе, они были густые и медные, то у второго, который явно уже пребывал в летах, они были светлыми, почти что белоснежными, и куда более редкими, чем у его молодого оппонента. Старик, даже несмотря на боевое облачение, все равно казался тощим, как спичка, что еще более усиляла тонкая белая бородка, свисавшая с его худощавого лица. Тот, что помоложе, был хоть и ниже своего соперника, но был куда шире в плечах, его выдающейся красоты лицо было гладко выбрито, а зеленые глаза казались добрыми, несмотря на маску ярости, которую он надел для спора со стариком.       Хетаг решил отвлечь внимание парней от себя и переключить его на рыцарей.       - Видите тех двоих препирающихся дураков, закованных в панцири по самые шеи? – он показал на рыцарей. - Эти известные в определенных кругах витязи – вечные и непримиримые соперники. Их настоящих имен я не знаю, да и вряд ли они кому-то интересны, но вон того старика называют Грустным, или, иногда, Влюбленным рыцарем, а молодого – Флиртующим.       - А я знаю второго! – внезапно закричал Лукпан. - Он как-то по нашему городу проезжал, да в доме у моего батьки останавливался, потому как батька мой самый состоятельный в округе, не считая только самого царя, но витязю этому почему-то захотелось остановиться именно у нас в городе.       - Тогда ты должен знать, почему его зовут Флиртующим. – ухмыльнулся Хетаг, откинувшись назад.       Слова эти сразу же смутили юнца. Он опустил глаза и более тихим голосом проговорил:       - Да уж, знаю. До всех девок в округе домогался, со всеми заигрывал, да еще и так мерзко, а они знай только хихикали в ответ и потом самыми теплыми словами вспоминали. Даже до мамки моей приставал, пока батьки дома не было.       - Не бойся, дальше этого дело не зашло. - внезапно рассмеялся Хетаг, отчего все остальные подскочили на своих местах, - его не просто так зовут Флиртующим. Когда его только посвятили в рыцари, он, как и каждый порядочный герой романов, которыми начитываются, в основном, девицы и женоподобные юнцы, выбрал себе даму сердца и обещал посвятить ей немало подвигов, дабы быть достойным её руки. Ну, а затем, ясное дело, жениться. Да только вот дама та, которой было занято сердце нашего рыцаря, вскоре умерла, то ли от оспы, то ли от холеры, и наш вдовец по помолвке остался с носом. Но, как человек порядочный, он не стал искать себе другую пассию, а остался верен скончавшейся. Учитывая, что он довольно молод, а также привлекателен, он пользуется этим, но в разумных пределах. Он дал обет безбрачия и ревностно его соблюдает, - он замолчал на несколько секунд, а потом добавил, - как он сам его понимает. Но как твердит молва, он не спал ни с одной женщиной после смерти возлюбленной.       - А с мужчинами? –гоготнул Барис.       - На такое только ты способен, нерадивый! – в который раз на него набросился Джери.       - А что же второй? – тихо, так, что почти никто не услышал, спросил молчавший почти весь вечер толстяк по имени Фанн.       Джери и Барис закончили перепалку и уставились на старика в ожидании нового рассказа.       - Он тоже рыцарь, и тоже странствующий. Я немного о нем знаю, разве что чудной он.       - Чем же?       - Видишь, какой он худющий, да еще и в летах? Я не знаю его точный возраст, но рискну предположить, что он старше меня, а по вашим замечаниям, и мне-то поздно в бой идти.       - Да это мы так… не воспринимайте близко к сердцу. - смущенно проговорил Лукпан. Хетагу даже показалось, что пареньку стыдно за свое поведение.       - Он странный, потому что рыцарем он стал, как мне известно, довольно давно, но с тех пор так и не вернулся к своей даме сердца и не предложил ей руку и сердце.       - Так может, он подвиг еще не совершил, её достойный?       - За столько лет? Тогда он самый никчемный рыцарь на свете. - Хетаг задумчиво почесал бороду. - Хотя сам он и рассказывает о своих бесчисленных подвигах, насколько я знаю, в походе на племена Тараканьего берега он проявил себя самым безобразным образом.       Хетаг вдруг вспомнил тот поход. Это было восемь лет назад. Вскоре после второго брака, Эдвард Мудрый отправился за Высокие горы на север для усмирения разбушевавшихся племен Тараканьего берега, который являлся на самом деле полуостровом, на котором жили народы, являвшие собой смесь местных смуглокожих кочевников и узкоглазых людей Тьмы. В Алании их считали дикарями, и небезосновательно. У этих людей не было государства, лишь разрозненные поселения с родоплеменным строем, но поселения довольно большие, размером с аланские города, обнесенные высокими земляными, а иногда и каменными стенами. Кроме того, они тоже были не прочь поторговать с иноземцами, нахлынувшими в страну во время правления Солнечного Клинка, но те боялись их, как огня.       Тот поход был наиболее успешным из всех, что предпринимали ранее аланские цари. Эдвард был прекрасным полководцем, в той войне они в первой же битве наголову разбили объединенную армию дикарей, численно превосходящую войско аланов почти в два раза, после этого тараканы, как называли их в Алании, подобно тем самым насекомым, разбежались по своим крепостям и заперлись в них, редко устраивая набега на обозы неприятеля. За считанные месяцы все импровизированные крепости тараканов были взяты, и все благодарятактически одаренному царю.Хетаг подумал, что ему следовало дать прозвище Отважный или Сильный, но никак не Мудрый, судя по той авантюре (иначе и не скажешь) в которой они все сейчас участвовали.       Хетаг грустно вздохнул, невольно подумав о том, что их ждет. Степняки были кочевниками, но перед лицом угрозы все кланы собирались вместе и давали отпор неприятелю. Собранная Эдвардом армия насчитывала тридцать тысяч солдат, но в ней было предательски мало кавалерии – чуть более трех тысяч. Все остальное количество составляла пехота, причем многие их них, Хетаг не знал даже приблизительных чисел, были ополченцами, кого-то даже не обучали. А сколько могли собрать под своими знаменами кочевники – он боялся даже предположить. Шестьдесят тысяч конников, для которых война и набеги – основное занятие жизни? А сколько пастухов и прочего сброда хан нагонит в качестве пехоты? Кроме того, эти земли были почти не исследованы аланскими разведчиками. Обычно в таких анабасисах полководцы пользуются услугами местных наемников, но в этой голой степи…       - Дед, лесник, так что, будешь рассказывать? – вывел его из мыслей о прошлом голос Джери.       Хетаг бросил недовольный взгляд в сторону рыжего парня, но тот только слегка улыбался и смотрел на старика своими рыбьими глазами.       - Так вот, оба рыцаря участвовали в походе Эдварда на племена Тараканьего берега. Оба они прибыли откуда-то издалека, с запада, хоть и не были до этого знакомы. Тем не менее, примерно в одно время они нанялись на службу к Эдварду, когда тот с войском остановился во владениях князя Ассинова. - Хетаг вспомнил, что именно здесьтридцать пять лет назад с войском высадился Пьетро, позже вошедший в историю как Солнечный Клинок. И именно эти плодородные и имевшие выход к морю земли стали основным рассадником иностранцев всех сортов в Алании. – И оба они в некоторой степени прославились среди других рыцарей. Флиртующий рыцарь доказал свою доблесть, убив верховного вождя дикарей, гиганта Авдиласа. Я видел его, здоровенный, страшенный… Он скакал на огромном жеребце, держа по огромному боевому топору в каждой руке. Только на моих глазах под его ударами пали не менее шести наших солдат. И этот гигант недооценил бледного мальчишку, что оказался перед ним в пылу битвы. И лишился головы. В прямом смысле, он отрубил ему голову мечом и тем самым закончил схватку.       - Вот это да! – в один голос закричали Джери и Лукпан, а Барис с недовольным видом покосился на заканчивавших перепалку рыцарей.       - А что второй? – с нотками презрения в голосе спросил он.       - Погоди, малец, я еще не закончил. – с тем же презрением ответил ему Хетаг.       - За этот подвиг Эдвард сделал его полковником и дал в подчинение людей, правда, не полк, далеко не полк. Всего пятьсот человек. Спустя две недели он со своей небольшой армией взял одну из самых укрепленных крепостей тараканов, у неё были высокие, сложенные из камня, стены и гарнизон в две тысячи мужчин.       - Как же ему это удалось? – спросил Джери, которого рассказ явно заинтересовал более, чем его товарищей.       Хетаг рассмеялся. Его громкий смех в очередной раз за вечер заставил ребят вздрогнуть. Более других он пугал Фанна и толстяк все больше уходил в себя.       - А вот этого, - отсмеявшись, продолжил Хетаг, - никто не знает. Просто ночью он увел своих людей в направлении тараканьей крепости, а утром её гарнизон был перебит или взят в плен и над воротами развевалось аланское знамя. И вот еще что интересно. Поселение не было разграблено. Ни мертвых детей, ни изнасилованных женщин, ни сожженных домов. Словно рыцарь не только сам следовал своим обетам, но и заставил своих людей уважать человеческую жизнь. Что уж говорить, что этим подвигом он стал известен среди участников похода. Все восхищались мальчишкой, едва старше вас пятерых, который взял вражеский бастион с пятью сотнями людей, при этом не потеряв и полусотни, взяв в плен больше двух тысяч дикарей и не разграбил город внутри. Эдвард даже предложил юному рыцарю титул и земли, но тот вежливо отказался, сославшись на какие-то там обеты. Вот только брехня это все. Даже дети знают, что каждый странствующий рыцарь мечтает о своем замке, землях, о титуле, но едва ли тысячная часть их всех добивается своего, и то, зачастую, ближе к старости за примерную службу одному господину. А этот мог бы получить все, да еще и в 21 год! Но отказался. Думаю, у него просто с мозгами не все в порядке. Как и у его соперника, который чуть ли не единственный углядел в ошеломляющей победе присутствие нечистой силы, или сговор с противником, или еще какую-то холеру. В общем, завидовал старик, единственный запоминающийся поступок которого был в его атаке на стадо овец, пасшихся рядом с лагерем. Этим «подвигом» он прославился, как полоумный шут, незадолго до славной победы Флиртующего рыцаря. Его зависть и злоба понятны, вот только сам он, похоже, всерьез, считает себя великим рыцарем и утверждает, что это были не овцы, а оборотни тараканов, разведчики. – Хетаг вздохнул. – Вот только как это объяснить крестьянину, который лишился стада?       - Я слышал, он распускает слухи о неблагочестивости Флиртующего рыцаря. - подал голос Фанн.       - Да, именно он это и делает. Из-за него отцы запирают дочерей, а мужья – жен, когда Флиртующий приезжает в город и об этом разносится весть. Но можете быть уверены – этот парень никого не трахнул.       - Даже свою даму сердца? – спросил Барис.       - Рыцарь, чтобы ты знал, тупоголовая башка, не может трахнуть даму сердца, пока не женится на ней, а жениться не может, пока не совершит подвиг, достойный её.       - То есть, не трахнул?       - Нет, - вздохнул Хетаг, - рыцари не так скоры, как деревенские парни.       Он замолчал, поднял голову вверх и посмотрел на звездное небо. Сейчас они еще недалеко ушли от родины и потому небо кажется таким знакомым, таким родным. Впрочем, в глубине степи, куда они направляются, небо не слишком отличается от горного аланского, разве что светлее, как слышал Хетаг. Ночь была ясной, и старый воин не без удовольствия наблюдал за хороводом звезд, даже позволив себе улыбнуться один раз. Он отыскал взглядом Северную звезду, самую яркую на небосклоне, и принялся угадывать очертания знакомых созвездий. Довольно скоро его глаза четко разглядели очертания Копьеносца с его занесенным для броска большим копьем, затем Василиска, застывшего, готового нанести удар хвостом, и под конец маленькое созвездие Лилии, спрятавшееся под боком огромного Гиганта, самого большого созвездия, состоявшего из более чем девятисот звезд и застилающего добрую половину северного неба.       Хетаг невольно заскучал о доме. О той самой хате в небольшой деревне, из которой его забрали двенадцатилетним на войну и которого он больше не видел. На войну, которая сменилась другой, а затем третьей, а потом он понял, что уже не может жить нормальной жизнью и стал наемником. Дом… Окинув глазами спорящих о чем-то парней, он перевел глаза на другие костры у палаток, на сидящих у них юнцов и ветеранов, на трудящихся кузнецов, на зевающих фуражиров, неизменно толстеющих на казенных припасах, на вернувшихся солдат из патруля, по одному виду которых можно было сделать вывод об их смертельной усталости и единственном желании как можно скорее завалиться спать. Все эти люди, как ему казалось, имели дом, семьи, жен и родителей… свое особое место, куда хочется вернуться и лишь бы закончилась война. Грусть снова взяла Хетага за сердце, он невольно позавидовал всем этим людям, многие из которых уже скоро умрут или останутся калеками и проведут остаток жизни в качестве обузы родным. Впервые за долгие годы он подумал о своей усталости от бесконечных войн, сменяющихся друг за другом. Он бывал далеко за морем, он видел соседствующие города, идущие войной друг на друга из-за самой мелкой мелочи; он видел могучую империю, настолько огромную, что её жители говорили на десятке разных языков, а вассалы императора постоянно воевали друг с другом, словно отдельные королевства; он видел жестоких пиратов-островитян, живущих на острове, размером, наверное, как четыре Алании; он видел изнеженных от постоянного разврата благородных мужей, считавших себя наследниками великой цивилизации, но неспособных защитить свои границы от варваров на западе, неистовых воинов-северян, прибывших из-за моря и коварных жителей пустыни, объединившихся с подлыми парфийцами. С последними Хетаг успел повоевать и будучи в армии Пьетро, и защищая от них изнеженных и разжиревших господ Пурпурной империи. Обо всем этом он вспоминал, глядя на костер перед собой, пока из раздумий его не вывел чей-то басистый крик.       - Вот и посмотрим, кого первым убьют! – кричал Лукпан обладателю громогласного низкого голоса, чей рев вырвал Хетага из ярких картинок воспоминаний. Его обладатель был похож скорее на чудище из сказок, чем на настоящего человека: с похожего на гору тела высотой в три аршина по бокам свисали громадные, больше похожие на молоты, руки с раздувшимися бицепсами, а венчала его огромная лысая башка с пустыми серыми глазами и гнусной ухмылкой, одет он был в кожаный жилет без рукавов, что означало его причастность к ополченцам, а не царским людям – рекруты-призывники зачастую ходили в чем попало. – Вот же сука, как он тут оказался? – гневно спросил Лукпан пространство вокруг себя.       Гигант, тем временем, помахал всей компании ладонью, в которой он мог уместить, наверное, ослиную голову, и, не убирая с лица свою злую ухмылку, проследовал куда-то вглубь лагеря.       - Вот это гора мяса. - с восхищением сказал Хетаг, когда обладатель данного телосложения скрылся из виду. - Наш Хенсельт, оружейных дел мастер, у которого я обучался боевому искусству в замке, сделал бы из него пособие всем мальчишкам.       - Этот тупой великан меня преследует, издевается постоянно из-за роста. – С обидой сплюнул Лукпан, но тут же с интересом спросил, будто только сейчас услышал слова Хетага. - Неужели ваш наставник считал, что рыцарь должен иметь такой внешний вид?       - Да, мальчик, как ни странно, но ты прав. Этот старый пердун вбил себе в голову образ воина: ростом с алебарду, в ширину как две бочки и чтобы руками мог мечи ломать.– Хетаг усмехнулся, вспомнив те времена. - Эти лекции он нам и читал большую часть времени, вместо того, чтобы учить боевым стилям. Но оно и неудивительно, чего еще с гонца взять?       - Гонца!? – хором выпалили все слушатели       - Да, гонца, – с самым серьезным видом подтвердил Хетаг. - Он принес хорошую новость царю Пьетро, кажется, о том, что князь Ассинов согласен на замужество своей сестры и становление её царицей, и наш благодарный монарх тут же сделал престарелого гонца Хенсельта королевским оружейных дел мастером, просто потому что эта должность была свободна.       - Да уж, ну и дела творились при его дворе. - почесал начинавший потихоньку зарастать щетиной подбородок Барис. - Хотя, сейчас, по слухам, сейчас там вообще стоит баба.       - Попридержи язык, деревенщина! – вмешался Джери. - Хандзарифе из Квайса лучшая воительница современности! На охоте она, будучи простой служанкой, спасла царя Эдварда от барса и расправилась с ним, имея при себе лишь короткий меч, и не получив ни царапины! При том, что этот барс уже разорвал в клочья четырех отборных рыцарей!       - И все равно, она баба и бабе на войне не место! – сплюнул Барис.       «Поэтому царю и хватило ума не брать её в этот поход», - подумал про себя Хетаг.       - Она сейчас в столице и занимается тем, что собирает резервную армию, если мы не справимся! – Джери едва не побагровел от злости.       Пока эти двое спорили, Хетаг вспомнил, что знал о легендарной Хандзарифе из Квайса. По слухам, она была кухаркой или горничной у царя, пока пятнадцать лет назад действительно не спасла того на охоте, убив дикого зверя, что Эдвард высоко и по достоинству оценил. Откуда у неё такое владение мечом неизвестно никому, но она одолела лучших царских гвардейцев и вышла победителем на турнире, устроенном в её честь, причем как в основном состязании, так и в общей схватке. Лишь в соревновании лучников она не участвовала. Сейчас ей должно быть около тридцати пяти и Хетаг, по правде говоря, надеялся увидеть её здесь, но, как и во время похода на Тараканов, она осталась в столице. По какой-то причине Эдвард не пускал её на войну, к всеобщему разочарованию свиты: кто-то желал увидеть её в настоящем бою, кто-то не желал видеть её при дворе, а кто-то и вовсе надеялся на её гибель. Так или иначе, легендарная Хандзарифе из Квайса оставалась загадкой для придворных на протяжении долгих лет. Еще больше интереса её фигуре придавал тот факт, что за несмотря на немолодые годы, она так и не была замужем, несмотря на предложения многочисленных женихов. Сначала она предлагала желающему заполучить её поединок, и, разумеется, не нашлось ни одного победителя среди мужчин, а после ей это наскучило, и она начала просто отказывать желающим, которых за пятнадцать лет ничуть не уменьшилось. Ходили слухи, что однажды она легла в постель с женщиной, но подобные сплетни зачастую вьются вокруг высоких особ, особенно, неугодных другим высоким особам. Интересно, есть ли в её жизни счастье?       Мысль о счастье вскоре заполонила разум Хетага, заставив вспоминать прошлое. Разве он счастлив? Разве счастливы те, ради кого он убивал? Может ли эта война вообще принести кому-то счастье? Разве что Эдварду, когда тотсвершит свою месть. Но нет, это будет не счастье, а просто месть. Ради своей мести он погубит тысячи людей, и своих, и врагов. Из-за убийцы своей жены он готов предать мечу тысячи невиновных кочевников, что он и пообещал перед своими вассалами. Ради своих целей повелители ведут войны, их народ страдает и погибает… и все ради их личных целей. Может ли в таком мире кто-то быть счастлив? Тьфу, чёртов мир!       Хетаг окинул взглядом мальчишек. Старый воин, который успел за свою жизнь побывать и оруженосцем у царя, и наёмником, и следопытом, знал, что первая битва состоится уже скоро. Знал из донесений разведчиков и из того, что видел своими глазами. Скоро им всем идти в бой и этим юнцам, как и тысячам других, придётся пролить кровь, свою или чужую, умереть за царя или же убить за него.        - Что ты здесь делаешь, старик? - до ушей Хетага донесся крик царского гвардейца, бывалого воина лет тридцати, который проезжал мимо на своём буром коне и вдруг увидел старого следопыта. - Тебя царь полдня разыскивает, а ну быстро к нему!       - Можешь не сторожить, - лениво крикнул ему в ответ Хетаг, - сам дорогу найду. - После чего гвардеец тронул коня и двинулся в направлении царской палатки, где собирался штаб.       - Ладно, парни, видимо, пора нам с вами прощаться. - вставая, он потер чирей на лбу и молча выругался от мысли, что снова придётся прикладывать влажный мох к лицу.       Они коротко попрощались и Хетаг пешком отправился к штабу. Его распирало нечеловеческое желание повернуться, посмотреть ещё раз в лица этих парней.Парней, которые скоро станут либо убийцами, либо мертвецами по вине одного, главного, каких в этом мире десятки, а может, и сотни, которые были всегда и которые всегда будут, готовые проливать кровь и жертвовать чужими жизнями ради своих личных целей. Но таков уж этот мир, он стоит на насилии, и простой человек не может ничего изменить. Будь проклята война. Будь проклят этот чёртов мир!