Больно

      Обито может сколько угодно говорить о том, что после смерти Рин он не способен испытывать чувства. Ведь сам он прекрасно знает, что лжёт. На самом деле Обито чертовски больно.       Он может сколько угодно кричать глупые шутки, прикрываясь маской дурачка и посмеиваясь над принимающими все за чистую монету окружающими. Ведь иногда, под укоризненным взглядом Зецу, он тоже кричит, но по другой причине. Там, в заброшенных давным-давно подземных убежищах, в клетке каменных стен, Обито долго кричит от боли, падая на колени и обламывая ногти о твёрдый пол. Ему кажется, что темнота в коридорах пытается вырвать его сердце, слиться с его телом, заполнить его собой - и ему страшно, так страшно, как будто он снова лежит под многотонной глыбой и смотрит на плескающийся ужас в глазах Рин. Ему страшно, что эта тьма отнимет её у него окончательно.       Обито может сколько угодно играть в грязные политические игры, оплетая слабых людишек сетью своих интриг, и ухмыляться, наблюдая за Акацки. Но маленькая подлая мысль ввинчивается в его череп изнутри, прогрызая мягкие ткани мозга и кости, и ему действительно физически больно понимать: им самим тоже просто играют. Поэтому Обито предпочитает не думать об этом, малодушно сбегая от этой боли.       Он может сколько угодно убивать мешающихся людей, смешивая шаринганом их мысли в сплошной кровавый кошмар, и скучающе стоять под атаками отчаявшихся шиноби, запросто пропуская из сквозь своё тело через Камуи. Вот только длинными вечерами его руки дрожат вовсе не от холода - клетки Хаширамы здорово ослабляют его способность чувствовать температуру - а от фантомной боли в не своей половине тела, в ледяных пальцах, глубоко в груди, в глупом мышечном мешке, качающем кровь - и Обито замирает, расширившимися зрачками смотря на руки, по локоть погружённые в чью-то кровь. И тьма, та самая, кажется, смеётся над ним, вглядываясь из-за спины пустыми глазницами, касается сведенных судорогой лопаток, и шепчет о том, каким монстром Обито на самом деле является. И он снова кричит, вцепившись в волосы, тонет в окружающей крови, и никто ему не поможет, потому что болит его душа.       Обито может сколько угодно проклинать Какаши, не сдержавшего своё обещание и не сумевшего защитить Рин. А потом он задыхается, и его легкие будто горят, как от неправильно выполненной техники Катона. Ему больно дышать от понимания: настоящий предатель здесь он. И тот, кто действительно виноват, кто нарушил самое главное обещание - он сам. Его боль отражает его же ненависть к себе.       Он может сколько угодно доказывать призракам в своей голове, что делает это все для общего блага, для них всех, черт возьми! Просто тот маленький мальчик, желающий мира, все ещё живет в этой обезображенной оболочке. И ночами он умирает снова и снова, разрывая на куски собственную грудную клетку, понимая, что       остался совсем один.