Поиграем?

      С привычно ноющими после нагрузок мышцами и пустой головой Чондэ выходит из душа в общую раздевалку и направляется к своему шкафчику.       Тренировочный день выдался насыщенным: после обязательного прохождения полигона Чондэ побывал в двух достаточно продолжительных спаррингах с серьёзными противниками, вышел оттуда с честью, затем была качалка и бассейн, и теперь мужчине хочется только одного — к тёпленькому Мину под бочок. А тот сонный, на ощупь весь такой приятненький, будто взращённый на персиках и бисквитных пироженках, а под одеялом тонкий одуряющий запах его нагретого тела, и Минсок льнёт к нему этим телом, и хочется его всего обгладить, обласкать. А потом целоваться до головокружения.       Телефон звучит коротким сигналом пришедшего сообщения. В груди теплеет: от Мина. Как почуял, что Чондэ думает о нём. Не ложится спать, значит, дожидается. Чондэ залезает в карман куртки и зависает на целую минуту, разглядывая изображение, на котором и видно-то лишь один искусно подкрашенный глаз с озорными искорками во взгляде, интригующе изогнутую под длинной чёрной чёлкой бровь да меховое кошачье ушко на макушке, как раз под цвет волос.       Ушко. Меховое. Кошачье. С белыми тонкими волосками по верхнему контуру, собирающимися в короткую кисточку на уголке. Сладко ёкает внизу живота: Мин собрался сделать сегодняшний поздний вечер далёким от банального.       «Поиграем?»       Предложение, от которого Чондэ никогда не сможет отказаться.       Он торопится домой. По пути заезжает в магазин, по-быстрому выбирает там вино, фрукты, находит ассорти любимых Мином орехов и его излюбленный сорт шоколада. Притормаживает у холодильника с молочными продуктами, и, не раздумывая долго, прихватывает коробочку со сливками. Ну, мало ли… Вдруг новоявленный котик изволит отведать гостинец?       На пороге комнаты, что заменяет им гостиную, Чондэ прислоняется плечом к косяку — открывшаяся перед ним картина побуждает мужчину с восторженным отчаянием в сердцах вопросить: «Да что ж ты со мной делаешь-то, а?!» Ведь наглядеться на эту красоту невозможно… А Мин выглядит так сногсшибающе сексуально и вместе с тем по-домашнему уютно, что хочется тут же его затискать, а потом залюбить так, чтобы ноги свести не мог.       Одет Минсок в единственную в гардеробе Чондэ фланелевую рубашку, красную в клетку. Расположившись на диване в извечной причудливой кошачьей привычке, удобно закинул ноги на подлокотник. Не самые длинные, что видел Чондэ в своей жизни, зато стройные и крепкие, упакованные в где-то раздобытые Мином настоящие вязаные гетры в цвет рубашки, и те согревают теперь его колени и икры, заканчиваясь у небольших ступней с милыми пальчиками, которыми Мин шевелит, посасывая чупа-чупс и благостно прищуриваясь подведёнными глазами. Его голова немного свешивается с края дивана, и на ней и правда торчат натурально сделанные аккуратные ушки; они сливаются по цвету с волосами Мина и выглядят как родные.       Чондэ любит, когда Минсок расхаживает по дому в его рубашках, в комплекте с шортами, а лучше — вообще без них. Мин знает об этом и частенько радует его взор, а порой даже корыстно этим пользуется в собственных целях. Вот как сегодня, например. Но гетры — это что-то новенькое. Разглядывая Минсока в гетрах, Чондэ признаёт, что и этот предмет одежды может быть столь же соблазнителен, как и пресловутые чулки. Но чулки — слишком женский предмет гардероба, чтобы Мин захотел надеть его на себя, видимо гетры оказались желательным компромиссом.       Ну, так вот… Во фланелевой рубашке, весь такой домашний, уютный и прехорошенький, Мин удобно устроился на диване, светит голыми бёдрами, к которым уже невыносимо хочется прикоснуться, и чуть покачивает головой и свисающими с подлокотника ногами в так мелодии, что мурлыкает себе под нос. Увлечённо играет с чупа-чупсом: водит влажным от слюны золотистым шариком по розовому атласу губ, вращает и вдумчиво облизывает, обхватывает губами и чуть всасывает сладость в рот, выпускает и уже облизывался сам. От такой картины в паху у Чондэ напрягается и тяжелеет — он спокойно может представить головку своего члена на месте конфеты, во власти блестящих, немного липких губ и юркого и умелого, влажно-шершавого язычка.       — Эй… — решает нарушить Чондэ акт единения сексапильного ротика с леденцом. — Кис-кис.       Минсок замирает, только что заметив мужа, и хлопает ресницами. Смотреть на перевёрнутое изображение мужчины не очень-то удобно, и Мин подтягивает ноги и перекатывается на бок. Приподнимается на локотке, подпирает ладонью щёку и вынимает изо рта конфету; лёгкая дымка теней, подводка в целом и аккуратные стрелки в частности сделали его и так чудесный разрез глаз ещё и потрясающе кошачьим.       — Мьяаау… — мелодично издаёт Мин. Получается очень похоже. С капризными нотками долгого ожидания.       Он поднимается на колени, ставит руки перед собой и неспеша скользит кулачками по покрытию дивана, чтобы по-кошачьи, со вкусом потянуться, опуская плечи и выставляя пятую точку.       Скашивает на Чондэ лукавый взгляд и невзначай прихватывает полу рубашки, сдвигая ткань на поясницу и соблазняюще оголяя больше ничем не прикрытые ягодицы. Пару раз вильнув бёдрами, выписывает в воздухе знак бесконечности, чтобы так, как надо качнулся роскошный пушистый хвост. Хвост от вставленной пробки. Ух, тыы… Кроме одежды и скромного набора игровых атрибутов на Мине больше ничего нет — ни ошейника с шипами, например, или же наручников в пределе видимости, ничего такого, что бы ограничивало в движениях и возможности дышать, даже безобидной бархатной ленточки чокера с колечком на горле.       По праву очередности — в прошлый раз Чондэ выбирал место и правила игры — Минсок вполне мог предложить ему поменяться ролями. Если честно, Чондэ слабо представляет себя с ушками и хвостом, но безропотно отправился бы в ванную приводить тело в надлежащий порядок. Но сегодня Мин хочет отдаваться и быть принимающей стороной, и, по-видимому, посчитал, что в таком антураже будет выглядеть выигрышней. А ещё наверняка экономит время, которое они могут провести наедине, и которого всегда слишком мало. Чондэ колет чувство вины, что заставил его маяться долгим ожиданием.       Чондэ приближается, и Мин позволяет почесать его за собственным ухом.       — У нас котик завёлся, да? — Чондэ пробирается под ворсистую ткань и поглаживает любимую спинку, тёплую и гладкую, как подтаявший воск, кожу.       — Мууррл, — подтверждает Мин и прогибается в талии. Рука Чондэ сама по себе перемещается на округлость пониже спины. Он проходится пальцами по ложбинке и невесомо, чтобы не потянуть, пропускает похожий на чернобурку хвост через ладонь, оценивая качество натурального меха.       — И кто это у нас здесь такой пушистый?       — Мьяу, — самодовольно выдаёт Мин. Грациозно поднимается на колени и беззастенчиво приближает к губам мужа чупа-чупс: — Мм?       Чондэ приоткрывает рот, и Мин переправляет шарик с карамельным вкусом ему за щёку, обнимает мужа, обняв за пояс и прильнув к торсу.       — Мррмяаау, — звучит жалобное и обиженное.       — Соскучился? Я тоже.       — Ффырр! — мгновенно меняя направление своеобразного диалога, Мин мстительно втыкает ногти в спину и через рубашку ощутимо проводит сверху вниз. Мин никогда не царапается до крови, так же, как и Чондэ не оставляет на его великолепной коже собственнических отметин, лишь сразу же исчезающие пятнышки от чересчур страстных поцелуев.        — Ну прости. Немного потерялся во времени.       — Мяф, — Мина ответ устраивает, и он притягивает своего мужчину ближе, расстегивает болт и молнию на низко сидящих джинсах. Вытягивает край рубашки и принимается за маленькие перламутровые пуговицы, давая Чондэ возможность поближе рассмотреть ушки на своей макушке. Добирается, наконец, до крепкого тела, удовлетворённо вздыхает, обдав кожу теплым воздухом, и со вкусом — вниз, а потом вверх — проезжается щекой по груди и прессу:       — Мууур…       Забирается под рубашку и проводит руками по спине, прогибу поясницы, приспускает пояс вместе с широкой резинкой боксеров и оглаживает верх твёрдых ягодиц. Стягивает джинсы ещё ниже, чтобы своими шаловливыми пальчиками с нажимом пройтись по заинтересованному члену. Помечает несколькими влажными поцелуями низ живота, но не продолжает — отстраняется. Откинувшись на диванную подушку, что притулилась у подлокотника, внимательно прослеживает каждое движение избавляющегося от рубашки мужа, как в первый раз разглядывает переливающиеся мускулы и рисунок вен. Выпрямляет ногу и дотягивается пальчиками до лобка Чондэ, игриво ворошит волоски над приспущенной резинкой — ощущения от этих действий немного другие, как если бы он трогал пальцами руки. Так кажется ещё более приятнее, шелковистее.       Чондэ хочет поймать его за лодыжку, но Мин проворно отдёргивает ногу и, вообще, берёт и подтягивает ноги и руки к себе, сжимается в комочек, «поджав лапки».       Зрелище то ещё: выставленные кверху ступни являют взору розовые пяточки; манит гладь голых бёдер и возбуждает упругость аппетитных ягодиц, а ещё завлекательно виднеются яички, и длинный ворс пушистого хвоста наверняка щекотит их снизу.       — Ах, ты, мой кооотик… — Чондэ всё-таки ухватывает Мина за щиколотку и подтягивает ногу к себе. Вынув изо рта чупа-чупс и бросив на журнальный столик, заменяет конфету подушечкой большого пальца, втягивая в рот и облизывая вместе с ногтевой пластиной идеальной формы. Лёгкая улыбка на губах Мина тает — притушив озорные искорки в глазах, он прислушивается к ощущениям, растопыривая остальные пальчики на ступне.       — Урррлл…       Словно почтовую бабочку, Чондэ отправляет поцелуй прямо в изогнутую серединку стопы, и Мин вздыхает глубже, ощущая приятный импульс вдоль ноги. Под его заинтересованным взглядом мужчина перемещается на лодыжку, заводит палец за край гетра, мимолётно приласкав кожу под ним. Отмечает губами выступающую косточку и устраивает ногу у себя на плече. С твёрдой голени по крепким мышцам икры сдвигается вверх по ноге, добирается до колена, и ещё чуть выше, тянет вниз край «чулочка», обнажая кожу и нежа гладью ладони вместо шершавого переплетения нитей. С нажимом массирует восприимчивую точку над коленной чашечкой.       — Ррррр… — горловой вибрирующий звук довольного Мина почти невозможно отличить от урчания.       Чондэ скользит под сгиб сустава — одну из самых эрогенных зон, — вдумчиво поглаживая и наблюдая, как млеет Мин от такой ласки. Задерживается там подольше, давая донсену насладиться, а затем собирает гетр гармошкой на лодыжке и стягивает его вовсе. Берётся за другое колено и отводит всё ещё поджатую ногу в сторону, открывая волнующий вид на ровную кожу лобка и промежности — Мину вновь вздумалось продепилироваться; его аккуратный член с проступающим контуром головки и яички в пока ещё расслабленной мошонке выглядят то ли экзотическим цветком, то ли нетривиальным подарочным бантиком. Минсок знает, что нравится Чондэ любым, но видимо ему самому слишком приятны те ощущения, когда муж ласкает его гладкую кожу в этом чувствительном месте.       Получив желаемый доступ, Чондэ приятной щекоткой, губами смакуя текстуру внутренней стороны бедра, спускается к паховой складке — в этом нагретом месте тонкий запах кожи более явный. Захватывает в горсть и осторожно сминает нежную мошонку, в которую порой так приятно уткнуться носом, трогает скользящие под тонкой кожей твёрдые овальчики. Обхватывает член, весь такой пропорциональный и хорошенький, как и весь Мин. Начиная с мизинца, поочерёдно надавливает подушечками вдоль ствола, осязая, как под подвижной, очень приятной на ощупь мягкой кожей прямо в руке тот становится всё более упругим. Слышит едва различимый стон… Каждый раз первый стон Минсока неумолимо напоминает Чондэ то нелёгкое время, когда Мин восстанавливался и не стонал для него целых полгода.       Мин сбивается с дыхания и вожделенно приоткрывает рот, отдаваясь по-хозяйски властной руке; на скулах начинает проступать румянец. Чондэ горячо выдыхает на приоткрывшуюся головку. Находит кончик хвоста и белой кисточкой обмахивает внутреннюю поверхность бёдер, обрисовывает яички, ведёт пушистым по полувозбуждённому стволу и дразнит щекоткой головку. По телу Мина пробегает дрожь, он забывается и переходит на нормальные человеческие звуки:       — Хххаа…       Чондэ переключается на чуть подрагивающий низ живота и, медленно сдвигая ткань рубашки, прихватывает губами кожу, прокладывает влажную дорожку к пупку с серьгой пирсинга, тянет зубами за тёплый металл, проскальзывает языком в ямку, заставляя Мина помучиться от щекотки. Продвинуться дальше мешают руки. Чондэ подныривает Мину под согнутые пальцы и распрямляет их, разглаживая его ладони собственными:       — Ну-ка, раскрывайся, котик-тёплый-животик.       Мин доверчиво убирает руки, давая возможность мужу добраться до пуговиц на рубашке; сэкономив Чондэ время, умнишка предусмотрительно застегнул их через одну. Мужчина отводит полы в стороны и носом чертит линию от пупка до солнечного сплетения, пальцами прикасается к атласу обнажившихся сосков. Обласкивает губами эти чувствительные местечки, поочерёдно и осторожно засасывает кружочки ареол в рот — Мин не выдерживает и тоненько стонет, — теребит языком растревоженные, мигом затвердевшие вершинки. Гладит соски ладонями, тихо наслаждаясь приятно елозящими по коже влажными горошинами. Перемещается чуть выше, оставляет дорожки трепетных поцелуев на разлёте ключиц, не обделив вниманием ямочку между ними. Скользит руками под рубашку, оглаживая плечи Мина и одновременно освобождая их от ткани. Оголённые плечи Минсока всегда необъяснимым образом будоражат эмоции, придают моменту особую эротическую нотку и распаляют страсть Чондэ ещё на несколько градусов.       Он ловит Мина за подбородок и приподнимает голову, тот с готовностью подаётся навстречу, и во взгляде его столько всего, что внутри у мужчины всё переворачивается. Чондэ проводит языком по чуть приоткрытым губам, раскрывая их ещё больше, обхватывая сначала полную нижнюю, а потом уже изгиб верхней. Трогает кромку зубов, ребристое нёбо сразу за ними, гладкие десны, проходится языком по изнанке щёк около уголков губ, ловит и чуть засасывает кончик язычка, пробуя Мина на вкус.       Прикрывший глаза Мин перехватывает инициативу, забирает в личное пользование родной изгиб губ, своим рвением распаляя мужа ещё больше, и Чондэ сильнее втирается в любимое тело, грудью в грудь, пахом в пах, целуясь уже несдержанно, жадно…       Мин под ним вдруг задерживает дыхание и напрягается, отвердевшими губами перестаёт отвечать на поцелуй, вжимая голову в плечи — и Чондэ приходится оторваться от сладких уст. Недоумевая, он приподнимается и натыкается на ставший ясным, пристальный и чуть испуганный взгляд. Что не так?.. Чондэ в растерянности отодвигается от донсена… сразу же понимая, что наделал.       Чёрт, он удерживает руки! В порыве страсти не придал значения, как сильно сдавливает запястья у Мина над головой. И дело даже не в боли — в факте.       Чондэ немедленно размыкает «наручники» и показывает раскрытые ладони — Мин тут же поспешно возвращает к груди стиснутые в каком-то оборонительном жесте кулаки; на запястьях белеют следы от излишнего нажатия пальцев. Ну вот, приехали…        Мин, тоже растерянный, сглатывает и прячет за ресницами отсвет непрошенного испуга. Страшные моменты прошлого неожиданным и неприятным образом до сих пор настырно вклиниваются в их жизнь и выбирают для этого самые неподходящие моменты.       — Ну ты чего?.. — как можно мягче спрашивает Чондэ и, пытаясь вновь к парню подступиться, тыльной стороной пальцев легонько гладит его по предплечью, — Это же я… Я.       Чондэ растирает его запястья, полностью избавляя от медленно тающей прозрачной белизны. Мин всё ещё виновато не смотрит на него, сердитый на себя и на свою дурацкую внезапную реакцию, которой не место в их крепких доверительных отношениях, ведь Чондэ не сделает ничего, чему бы Мин противился.       Чондэ притягивает к губам кисть с золотящимся ободком кольца и принимается целовать костяшки постепенно расслабляющихся кулаков, миниатюрные, но при этом сильные пальцы, извиняясь за так не вовремя спровоцированные ненужные ассоциации. Где-то там, под кожей, так же как и на рёбрах, следы от переломов на косточках. На морозе их ломит, а Минсок вечно забывает захватить перчатки и прячет кисти в рукавах или карманах, Чондэ отогревает их дыханием и, не принимая возражений, надевает на него свои перчатки.       «Перестань», — хмурится Минсок, по излому бровей мужа понимая, что тот снова начал загоняться.       Чондэ припадает к пульсу на запястье, пытаясь вернуть пойманный обоими настрой, ведёт по внутренней стороне предплечья. Отодвигает широкую незастёгнутую манжету и утыкается в сгиб локтя. Вспоминает о гостинце и решает немного отвлечься.       — А у меня для тебя есть кое-что, — интригует он Мина и тихонько тюкает в кончик любопытного носа: — Никуда не уходи.       Чондэ отстраняется от удивленного Минсока и, поддёрнув норовящие упасть джинсы, оставляет в компании с диваном; Мин провожает мужа этими своими по-кошачьи подведёнными глазищами. Испытывая его терпение, Чондэ неспешно подцепляет брошенный в коридоре пакет, проходит на кухню, где витают ароматы отложенного до поры ужина. Моет руки — всё-таки он с улицы, а у него пунктик, — выгружает из пакета всё вкусное и достаёт блюдечко, забирает коробочку со сливками и возвращается к Мину.       Тот смиренно ждёт его с чуть приподнятой бровью и слегка озадаченным выражением на лице, но которое быстро сменяется понимающим, стоит ему мимолётно прочитать надпись на упаковке.       Чондэ смахивает со столика стопку журналов, кладёт её посередине комнаты, сверху ставит блюдечко и тоненькой струйкой наливает сливки. Отступив на три шага, облокачивается на край письменного стола и приглашает:       — Кис-кис.       Что ж, назвался котом — лакай из блюдечка. Молоко Мин любит. Сливки — тем более.       Кротко вздохнув, Мин первым делом избавляется от рубашки — цапнув зубами манжету, тянет, выпутываясь из рукава. Точно так же освобождает вторую руку и скидывает с плеч мягкую ткань. Грациозно, как и подобает кошке, стекает с дивана, аккуратно ставя «лапки», на четвереньках приближается к угощению.       Наклоняется и, следуя кошачьим повадкам, чуть брезгливо нюхает. Кидает недоверчивый взгляд на ждущего Чондэ. Немного медлит, но всё же сгибает руки в локтях и склоняется над блюдечком. Чондэ любуется его позой: оттопыренная вверх попка, прогнувшаяся и сужающаяся к талии спина, желобок позвоночника и остро выделившиеся лопатки.       Высунув кончик языка, Мин аккуратно затрагивает самую поверхность белой эмульсии. Пробуя на вкус, прячет язычок во рту, предварительно и расчётливо испачкав сливками верхнюю губу. Облизывается и вновь тревожит поверхность жидкости. Продолжает лакать, изредка плутовато поглядывая на наблюдающего за ним Чондэ и проверяя его реакцию.       Сливки вкусные, Мин увлекается процессом, длинно высовывая язычок, превращая его кончик в подобие ложечки, не забывая задевать верхнюю губу и оставлять на ней сливки. Обходит стопку с другой стороны, чтобы его хорошо стало видно в профиль, и, всё так же грациозно изгибаясь, вновь припадает к угощению. Вылакав таким способом добрую половину, напоследок нарочно допускает, чтобы последние капельки потекли по подбородку. Усаживается на пятки, чинно ставит между коленями «передние лапки», с томным взглядом начинает скользить языком, тщательно облизывая белое с губ. Капельки с подбородка круговым движением стирает кулачком и влажную от молока тыльную сторону ладони пару раз лижет тоже, окончательно приводя себя в порядок.       Отыграв это маленькое представление, притвора всё так же по полу, не забывая вилять бёдрами и покачивать хвостом, с чувством выполненного долга направляется к Чондэ, трётся щекой о колено и, как заправский кот цепляясь за брючины, подтягивается по нему вверх.       — Мур? — интересуется Мин, заглядывая Чондэ в глаза. Всё ли сделал так, как от него ожидалось?       Чондэ хмыкает и собирается похвалить, потрепав между кошачьими ушками, но Мин капризно бьёт «лапкой» по вздумавшей позволить себе слишком многое руке и отступает в середину комнаты. Сцепив выпрямленные руки над головой, вытягиваясь в струнку и привставая на носочки, прокручивается вокруг оси, давая Чондэ полюбоваться на себя, одетого лишь в хвостик, ушки и один гетр; на вытянувшемся теле красиво прорисовываются напряжённые мускулы.       Решив уже привести скудный гардероб к гармоничной симметрии, Мин ставит ногу на столик. Не забыв невинно закусить губку, берётся за кромку гетра и медленно тянет край вниз, постаравшись расстаться с последней деталью одежды посексуальней. Коротко махнув ногой, сбрасывает с носочка и отправляет его в неинтересующем уже направлении. Встаёт спиной к Чондэ, подбирает хвост и с претензией на манерность, оттопыривая мизинчик, двумя пальцами берётся за белый меховой кончик, поднимая. Уложив кисти на поясницу, прогибается и покачивает бёдрами, одновременно демонстрируя округлость ягодиц и, собственно, богатую пышность мехового убранства. Подтягивает хвост ещё выше и, выпятив попу, немного расставляет ноги, так, чтобы с такого ракурса Чондэ стала видна скрытая ранее промежность с завлекательно выглядывающими оттуда яичками и кончиком члена.       Кажется, Чондэ скрипнул зубами. Как ни в чём не бывало Минсок кокетливым жестом отпускает хвост и, не меняя позы, оглядывается, чтобы оценить реакцию своего мужчины озорно блестящими глазами.       — Знаешь, ты кто? Знаешь? — обретает дар речи Чондэ. — Соблазн во плоти, вот ты кто.       «Ничего не знаю», — вздёргивает бровь Мин и одной половиной рта пошло ухмыляется в стиле «то ли ещё будет» знающим себе цену развратником.       Чондэ подходит к паршивцу вплотную и, отодвинув в сторону кошачий атрибут, заводит руку Мину между расставленных ног, накрывает горячей ладонью яички. Тихо радуется, что правила стриптиз-клубов на домашнюю обстановку не распространяются, и здесь можно трогать когда угодно и как только захочется.       — Какой похотливый кооотик, — замечает он, и Минсок поводит плечом, защищая ушко от щекотящего дыхания. Чондэ немного перемещается влево и, властно взяв донсена за подбородок, накрывает губы с теперь уже карамельно-сливочным вкусом страстным, исполненным желания поцелуем. Убирает руку, освобождая от приятного Мину плена, и потирает подушечкой среднего пальца гладкое местечко между яичками и анусом.       — А может, котик не прочь заиметь под хвостом что-нибудь более длинное, чем это, м? — Чондэ перемещается выше и дотрагивается до пробки, чуть углубляя её, шевеля круговым движением и точно зная, что задевает сейчас её округлой формой сокровенное местечко внутри — Мин дёргается и стонет в новый поцелуй. Начинает извиваться, ловя позади себя запястье Чондэ и пытаясь то ли мужа остановить и уйти от приятной пытки, то ли насаживаясь ещё больше.       Временно насладившись сочными губами, Чондэ позволяет Мину вырваться, и тот разворачивается в его руках. И теперь мужчина с внутренним трепетом наблюдает, как, окатив жгучим обещающим взглядом, оставляя на торсе тропинку из поцелуев, Минсок медленно опускается перед ним на колени.       Почему-то этот момент всегда волнителен для Чондэ. Коленопреклонение как символ смирения и подчинения — не их случай. Хотя сначала как будто так и выглядит. Но уже через мгновение Минсок приступает к тому, чтобы вскоре в полной мере дать понять, кто на самом деле хозяин положения: проходится языком по полувозбуждённому стволу прямо сквозь тонкий трикотаж, прихватывает губами и чуть сжимает головку, оставляя свою слюну на проступившем пятнышке смазки и вынуждая Чондэ учащённо задышать.       Больше не собираясь тянуть кота за хвост, парень решительно берётся за расстёгнутую ширинку, запускает руку в приспущенные боксеры и ловко высвобождает ствол. Придерживая у основания, расцелованными губами начинает оставлять на мягкой коже чуть влажные поцелуи.       Чондэ не упускает возможности запустить пятерню в рассыпающийся шёлк волос, натыкается на дужку ободка от ушек, но не снимает, чтобы не нарушить задуманный Мином образ. Минсок, тем временем, играет крайней плотью, чтобы она скользила по головке, но не открывала её полностью. Чондэ уже проникается тонкими приятными ощущениями, но тут Мин мстительно, упругим кончиком языка с нажимом проникает в самую щелку, и Чондэ вздрагивает — слишком чувствительно.       Довольный шалостью, не торопясь, Мин вбирает член в шелковистую теплоту рта, и Чондэ признаёт, что по комфорту и приятности это ни в какое сравнение не идёт даже со своей собственной плотью. Ещё не полностью окрепший ствол почти умещается у парня во рту, и Мин утыкается носиком в лобок, обдав тёплым выдохом. Головка упирается в свод нёба, и возбуждение мгновенно перескакивает на порядок выше, ускоряя приливающую к члену волну крови.       Минсок старается и явно получает удовольствие, делая мужу минет. Усердно порхает языком по сосредоточию чувственности: лижет вершину, пробирается в уретру, дразнит уздечку, очерчивает корону, осторожно проводит под ней острой кромкой зубов — требующая особого доверия ласка на грани фола, — забирает головку колечком губ и скользит ими по стволу. Сверху вниз Чондэ заворожённо смотрит на это действо, отдаётся удовольствию, а потом трогает неведающие стыда растянутые на члене губы.       Правой рукой Минсок неосознанно ласкает себя, водит ладонью по телу: низу живота, лобку, члену, внутренней стороне бёдер. Чондэ небольно оттягивает его за волосы, так, чтобы было лучше видно, и теперь Мин может обхватывать только головку. Чондэ прикасается к его щеке, и Мин берёт его за запястье, ненадолго отрываясь от своих нехитрых действий, ловит и облизывает фалангу указательного пальца, затем среднего. Вскидывает глаза и встречается с Чондэ грешным взглядом, открывает рот пошире и оглаживает широкой лопаточкой языка сразу и пальцы, и головку снизу, как раз там, где уздечка. Чондэ испытывает необычно одновременные импульсы от взбудораженных нервных окончаний члена и кончиков пальцев.       Мин тянет с него джинсы вместе с бельём вниз, к коленям, обнажает крепкие ягодицы, твёрдые бёдра. Продолжая ртом ласкать член, хаотично оглаживает всё, что попадает под ладони, подбирается средним пальцем к анусу и насухую проталкивает одну фалангу — Чондэ не против: Мину позволены любые шалости. Мужчина чувствует себя до невозможности пошло и одновременно правильно со спущенными штанами, Минсоком у паха и кончиком пальца в одном месте. А тот за задницу прижимает его ближе и берёт так глубоко, как только может, не вызвав у себя рвотного рефлекса. Мин знает, как сделать минетом максимально хорошо, заставляя потихоньку звереть и желать большего. Двигается по стволу, плотно обхватывая пленом шёлковой изнанки рта и упругого языка, втягивает щёки и создаёт вакуум, доставляя невероятно приятное тянущее ощущение.       Чондэ на некоторое время зависает на этом сладостном, почти невыносимом моменте, но всё же мужественно прерывает Мина, не позволяя довести себя до разрядки, — довольно. Мин выпускает член изо рта и облизывается, наблюдая прямо перед лицом блестящую от слюны красивой формы головку, которую и целует напоследок, довольный своими стараниями. Чондэ берёт его за плечи и поднимает с колен, сминает благодарным поцелуем припухшие губы. Наступая на ткань, выпутывается из брючин, перешагивает, тут же забывая про существование одежды.       Мин опускает ладошки Чондэ на плечи и, хитро улыбнувшись, перемещает тяжесть тела на руки. Не сомневаясь в реакции мужа, подпрыгивает — впиваясь пальцами в ягодицу, приминая хвост, Чондэ тут же подхватывает его одной рукой, присаживая на предплечье. Без усилий подкидывает повыше, поудобнее прижимая обнажёнными бёдрами к груди. И пока Мин с почти детским восторгом уставился в ставший близким потолок, Чондэ чмокает его в бочок, с упоением ведёт щекой и губами по коже, обречённый никогда полностью не насладиться её нежностью.       Возбуждение Чондэ, само собой, никуда не делось. Его член оказывается у Мина где-то ниже колен, и тот сводит ноги, упирается Чондэ коленями в пресс, скрещивает лодыжки и, испытывая мужа на прочность, проезжается икрами по стволу.       — Ах, ты!.. — Чондэ мстительно прихватывает зубами кожу, Мин перегибается через его плечо, «выпускает когти» и шаловливо царапает спину всеми ногтями сразу. — Пойдём-ка. Котик.       Мужчина встряхивает "добычу", чтобы не вздумала больше царапаться, и уносит в уютно освещённую спальню, опускает на край широкой кровати. Минсок вновь оказывается коленями на умеренно-мягкой поверхности, успев куснуть Чондэ за плечо, условным знаком давая понять: «Не нежничай со мной», и Чондэ, придержав Мина под спиной, мягко толкает его назад, не давая разогнуть ноги. Осторожно, чтобы случайно не потревожить пробку и причинить дискомфорт, укладывает спиной на кровать. Ступни того остаются под ягодицами, колени расходятся в стороны и живот втягивается сильнее. Минсок чуть выгибается, находя лопатками опору, и Чондэ наваливается на него приятной тяжестью, прижимаясь пахом так, чтобы члены потёрлись друг от друга. Мин судорожно ловит воздух, а Чондэ накрывает жадным поцелуем его желанные губы — этой дозы должно хватить на какое-то время. Отрывается и скользит языком по завитку ушной раковины. Бросая Минсока из одного яркого ощущения в другое, вероломно успевает пососать бархатную мочку прежде, чем Мин встрепенулся и, сдавленно пискнув, отнял лакомое местечко.       Успокаивая покрывшуюся мурашками кожу, отмечая каждый сантиметр поцелуями, Чондэ пускается в путешествие по шее, выступающей ключице, через середину груди… Призывно торчащие сосочки немного меняют планы, и Чондэ ненадолго отходит от намеченного маршрута, чтобы обласкать их ещё раз: обдать горячим дыханием, лизнуть и подуть уже прохладной струйкой воздуха, осторожно завладеть тугими вершинками и слегка потянуть, перекатывая за кромкой зубов кончиком языка, дразня нервные окончания и сводя Мина с ума.       Сжимая Минсоку бока, сквозь рельеф мышц угадывая дуги рёбер, задерживается губами на впадинке в районе солнечного сплетения, ведёт подбородком вниз, задевает пирсинг и отмечает поцелуем смертельную при правильном выпаде точку, что находится на два пальца ниже пупка. Приподнимается и, вдавливая пальцы, проходится снизу вверх и обратно по напряжённо вытянувшемуся торсу, проминает проступившие чётче кубики пресса, прослеживает длинные мускульные линии бёдер. Удовлетворённо оглядывает восхитительное тело: в таком положении особое натяжение мышц паха, приносящее немного другие впечатления от минета и проникновения.       Чондэ сползает на пол и удобно располагается грудью на пушистом хвосте между подогнутых разведённых ног. Не остаётся в долгу и устраивает Мину минет с пристрастием — не нежничать так не нежничать, — вылизывает кожу паха, шевелит пробку; привнося перчинку в ощущения, покусывает поджавшиеся яички; придерживая член у основания, засасывает головку, правильно дышит и погружает её глубоко в горло. Удерживая Мина на месте, прижимает одно его бедро предплечьем, а в другое впивается пальцами, потому что донсен откровенно стонет и выгибается всё больше, всецело отдаваясь острому удовольствию; закидывает руки и скрещивает запястья надо лбом, за ломаной линией с уголками локтей пряча искажающиеся черты лица.       Безжалостно останавливается, почти доведя Минсока до пика. Выпускает член изо рта, чтобы увидеть, как Мин дрожит от несбывшегося предвкушения скорой разрядки, как от энергичного натиска его отвердевший и потяжелевший ствол упруго стремится приложиться к животу, как чётко проступили ровные венки на плоти, как нежно-розовый до «нападения» бутон головки теперь потемнел от прилившей крови, словно набухший соком.       Чондэ не даёт парню отдышаться и переворачивает на бок, а потом и на живот, подводит руку под тазобедренные косточки и тянет вверх, побуждая Мина встать на колени уже в другой позе. Мин послушно поднимается на четвереньки, и Чондэ подталкивает его с края кровати на середину. Любовно проходится ненасытными руками по задней поверхности бёдер, сгибам коленей и икрам, в очередной раз умиляясь круглым пяточкам и мягким подушечкам пальцев.       Дунув, чтобы не мешался, на длинный ворс меха, легко проводит ногтями по ягодице — от копчика вплоть до самой ноги, — обозначая линию вдоль ложбинки, зная, что эти участки ягодиц у Мина особенно чувствительны к прикосновениям.       — Ахх… — выдыхает Мин, прогибаясь, и кожа его снова покрывается лёгкими мурашками. Чондэ проделывает то же самое с другой стороны — с тем же результатом.       Единственная родинка на правой ягодице манит, и мужчина кончиком языка осязает это маленькое светло-коричневое пятнышко. Облапывает бархатистые половинки и до лёгкой боли сжимает, получая удовольствие от упругого и одновременно податливого в ладонях. А Мин удивляет просьбой:       — Шлёпни меня.       Шлёпнуть? Распалённый страстью мужчина мог во время приятного процесса приложиться ладонью по аппетитному полупопию. Но эти порывы были единичными и немедленно пресекались самим же Чондэ — он не любил причинять Мину боль и мысленно бил по своим своевольным рукам. Минсок же никак не выражал неудовольствия этими моментами и никогда, прямо или косвенно, не возражал. Но и ни разу не просил повторить.       Чондэ примеривается и хлопает по легко досягаемой нижней щечке.       — Нет. Не так. Шлёпни! — требует Мин и делает нетерпеливую волну, ещё больше прогибаясь в пояснице и подставляясь.       Чондэ шлёпает звонче, коротко содрогнув ягодицу. Тут же заглаживает, настороженно прослеживая реакцию — вдруг не нравится? — а Минсок, изгибаясь вбок и предлагая другую половинку, с придыханием просит: — Ещё. Сильнее.       Чондэ шлёпает внушительней, как хочется Мину — почти не жалея и обжигающе; от упругой волны воздуха взметается ворс хвоста. Словно электрический разряд срывается с ягодицы, пронизывает ноги, достигает ступней и ошпаривает подошвы. Минсок невольно сжимает кольцо мышц и явственнее ощущает в себе пробку; член возбуждённо дёргается, Мин ахает и подставляется снова. Не знает, когда и с какой стороны ждать следующего, и тихонько вскрикивает от неожиданности, получая новый. Принимая попеременные шлепки, сдержанно шипит и отрывисто стонет, с каждым последующим всё больше утопая в накатывающих волнах возбуждения, хотя до этого казалось, что дальше уже некуда. Руки подламываются, и Мин падает на локти, утыкаясь лицом в ладони.       Ягодицы закономерно краснеют, и Чондэ чуть ли не через раз безуспешно пытается успокоить возмущённую таким фамильярным обращением кожу. Минсок всё ещё не останавливает его, но через довольно короткое время мужчина приходит к мнению, что хватит с Мина уже.       — Ты как?       — П-прекрасно… — шепчет Мин.       — Хм.       Чондэ берётся за основание хвоста и проворачивает пробку в одну сторону, потом в другую, одаривая парня новыми впечатлениями. Осторожно тянет на себя, как бы намереваясь пробку вынуть — Минсок замирает и даже затаивает дыхание, ожидая этого момента, — но возвращает обратно. Слышит разочарованный выдох. Мин подаётся назад и притирается к его паху пушистым задом, пытаясь ощутить твёрдый ствол хоть как-нибудь.       Чондэ подпинывает своими коленями колени Мина, сводя его ноги вместе, откидывает хвост и, не понятно кого больше дразня, несколько раз проезжается членом между бедёр, задевая яички, оставляя на коже влагу своего желания. Слышит тихий нетерпеливый хнык изнывающего Мина и, наконец, снисходит — придерживая за уголок тазобедренной косточки, медленно вынимает прозрачный стеклянный конус с лёгким причмокивающим звуком. Чондэ приоткрывается чудный вид на деликатное местечко в обрамлении тонких складочек розовой кожицы. Отбросив хвост, он разлучает ягодицы ещё больше — подготовленное отверстие блестит смазкой и влажно манит, и мужчина не может оторвать от него взгляд.       Минсок переминается на коленях — наверняка ему стало прохладно, и пробку теперь хочется заменить на кое-что живое и горячее. Прогнувшийся Мин сейчас такой бесстыдно и ошеломляюще открытый, и Чондэ давно уже оценил эту высшую степень доверия. Он прикасается к чувствительному входу большим пальцем, обводит вокруг; растягивать не надо — и это тоже заводит. Фаланги без сопротивления погружаются в тёплое, влажное, гладенькое, приятно обволакивающее, охотно принимающее, тут же рефлекторно сжимающееся.       — Ммм!.. — звучно стонет Мин, давно уже растерявший всю свою кошачью манерность, зато заметно прибавивший пыла, и скребёт простынь, и та идёт лучиками, сминаемая в кулаках.       Чондэ возвратно-поступательными имитирует будущие полноценные фрикции. У его юного мужа крепкое подкачанное тело с упругой задницей и на контрасте нежнейшая кожа, а теперь ещё и настолько податливое нутро, что ещё немного — и Чондэ свихнётся от этого контраста и невыносимого более желания оказаться уже в парне насколько возможно глубоко.       Он вынимает палец и, больше не мучая ожиданием ни донсена, ни себя, приставляет головку к уступчивым мышцам входа. Смазки предостаточно. Подавляя животные инстинкты слепо ворваться в жаждущее принять тело, Чондэ подаётся бёдрами и медленно входит. Смотрит, как легко расходятся под осторожным напором края, как проскальзывает его плоть в плоть Мина, как всё глубже соединяются их тела, чтобы стать ближе насколько это только возможно, чтобы вновь познать наслаждение друг другом.       — Чен-Ченнн… — с придыханием выстанывает Мин, и Чондэ нравится, как волшебно звучит его интимное имя в этот особенный момент.       Чондэ входит сначала свободно, но далее ощущает, как члену всё больше приходится преодолевать обжимающую тесноту стенок. Он подаётся немного назад — и медленно, давая Мину прочувствовать каждую венку на своём стволе, заполняет собой ещё глубже. Минсок пульсирует мышцами вокруг чувствительного члена, и у Чондэ перехватывает дыхание от этого крышесносного движения в глубине животрепещущего тела.       Неторопливо покачивая сладко всхлипывающего Мина в коленно-локтевой, Чондэ не однообразен, проделывая извечное туда-сюда: он входит под разными уклонами, иногда смещаясь всего лишь на пару сантиметров, но в полной мере напоминая Минсоку, каково это — когда его мужчина внутри.       Мину уже слишком хорошо, чтобы он мог молчать, и сладкие всхлипы незаметно трансформируются в пока ещё тихие стоны, что сладострастными звуковыми волнами распространяются по комнате. Он гибко поводит плечами — мышцы красиво играют на спине, — изгибается в пояснице и вжимается горячими после шлепков ягодицами, и это похоже на изящный горизонтальный танец.       Чондэ мало быть просто внутри, и его ладонь прокладывает путь по спине, добирается до плеча и тянет, отрывая руку донсена от кровати. Выпрямляет её вдоль тела и берётся за запястье, перехватывает за кисть и переплетает с Мином пальцы — и тот крепко стискивает его в ответ.       Приостановившись, Чондэ наклоняется и подводит ладонь под грудь Мина, притягивает к себе, перехватывает рукой поперёк живота. Мин с удовольствием прислоняется лопатками к твёрдой груди, откидывает голову на литое плечо и забрасывает руку назад, чтобы удержаться за сильную шею мужа. Чондэ пышит окутывающим Мина жаром, и их близость разогревает воздух, что соприкасается с молодыми телами.       Двигаясь в парне, Чондэ шарит руками по его телу, проходится по гладкому лобку, осторожно перекатывает яички в поджавшейся мошонке. Заключает член в кольцо из пальцев и несколько раз с нажимом ведёт по стволу, накрывает головку куполом ладони и легко массирует в противоположность предыдущему властному обхвату.       Оставив на шее быстрые поцелуи, упоённо посасывает мочку, зная, что увлечённый единением Мин уже не будет сопротивляться, рассредоточено отслеживая прикосновения ласкающих его рук. Наклоняет Минсока немного вперёд, прикладывает ладонь к низу живота и продавливает пресс, чтобы тот отчётливее ощутил приносящее удовольствие движение члена внутри.       — Ох! Чондэ! — то ли в восхищении, то ли в возмущении оттого, что опять заставляет его испытывать подобное, вскрикивает Мин.       У парня разъезжаются ноги, и Чондэ позволяет ему упасть грудью на простынь, соскользнув с члена. Нависает сверху и осыпает поцелуями повлажневшую спину. Ведёт ладонью по боку, наискосок через ягодицу, по внутренней стороне бедра. Отводит правую ногу в сторону, толкает, сгибая высоко в колене — оно удобно ложиться в ладонь, и Чондэ превращает его в опору, поворачивая Мина полубоком. Любуется позой и изгибами стройного тела. Седлает вытянутую левую ногу, чтобы примоститься у самых ягодиц и войти уже в таком положении.       Матрас пружинит, как надо. Чондэ двигает бёдрами, зацеловывает плечо. Самыми кончиками пальцев невесомо притрагивается к пылающей щеке, повторяет подушечками очертания губ, а потом, приглушая мелодичные стоны, вкладывает средний и указательный в рот, и Минсок томно посасывает фаланги, ещё больше возбуждая этим действием их обоих.       Чондэ укладывается за его спину и тянет к себе, подхватывает за правое бедро и закидывает на своё, так, чтобы Мин теснее прильнул к нему. Минсок выгибается натянутой тетивой, зажимая член между ягодицами невероятно сильно, плотнее обжимая стенками внутри. Цепляется лодыжкой за ногу Чондэ, и тот коротко толкается в него, зажмуриваясь от ярких впечатлений. Покусывает Мина за загривок, порыкивает на каждом толчке и боится сорваться с катушек, непозволительно стиснуть челюсти. Берёт в руку жаждущий прикосновений член Мина и добавляет парню ощущений, налитой головкой постукивая по животу в такт своим толчкам. Оборачивает ствол ладонью и незамысловатыми движениями подводит опасно близко к экстазу — и теперь уже очередь Мина жмуриться и срываться на тихие вскрики.       Где-то над головой Чондэ нащупывает подушку и за уголок подтаскивает к себе. Выходит из Мина и укладывает на удобный импровизированный валик. И Минсок теперь с приподнятыми бёдрами, распалённый до крайности, растянутый и вожделеющий, согласный на всё-всё, чего только мужу пожелается, и Чондэ потакает себе в стремлении проникнуть в него пальцами и ощупать разгорячённые стеночки внутри, находя выпуклость набухшей простаты. Дотрагивается чуткими подушечками и надавливает совсем легонько, но Мин надрывно стонет и подаётся назад, плотно обхватывая фаланги.       Мужчина рукой в поясницу придавливает его сверху, чтобы не уезжал при толчках, заменяет пальцы членом. Соблюдая ровный ритм, входит в Мина быстро и размашисто, каждый раз почти покидая тело, каждый раз проезжаясь по простате, и Минсок стонет уже беспрестанно, услаждая слух и тщеславие мужа.       Чондэ снова доводит его до максимального напряжения, за которым неминуемо бы последовала разрядка, но сбавляет темп, обескураживающе сбивая Мина с ритма, а потом и вовсе останавливается, не собираясь заканчивать всё так рано. Выходит и, словно куклу, переворачивает Минсока на спину. Убирает упавшие на глаза чёрные прядки и любуется на результат трудов своих: любимый слегка невменяем, с плавающим расфокусированным взглядом, с чуть смазанной подводкой и полыхающими щеками; тяжело дышит и неосознанно тянется к своему члену, но Чондэ бдит и отводит руку в сторону:       — Тшшш… не торопись, мой маленький.       Минсок вовсе не маленький, и в другое время он бы безапелляционно возразил, но сейчас не в состоянии возмущаться, да и вообще, готов позволить мужу любую милую глупость в свой адрес.       Усмиряя возбуждение, Чондэ уверенно нажимает Мину под яичками — надо дать донсену немного прийти в себя: слишком сильно у того колотится сердце, рвётся Чондэ прямо в успокаивающую ладонь. Исходя из прошлого опыта, мужчина опасается вновь загнать Минсока до состояния полного изнеможения. Он уже знает, какие у Мина пределы, и старается не выходить за рамки. Да и ему самому необходима пауза, чтобы совсем не потерять голову от эмоций и ощущений.       Расслабляя парня, Чондэ приятно трёт ему фаланги, тыльную строну кисти, переворачивает и вдавливает большой палец в серединку. Твёрдой поступью крепких ладоней обжимает руки от кистей к плечам. Массирует сухожилия в основании головы и с нажимом проходится пальцами от затылка вниз по шее, растирает напряжённые мышцы, вновь смещаясь к плечам.       Мин вздыхает глубже, расправляя лёгкие, облизывает губы, контур которых тронула яркая каёмочка — красноречивое доказательство страстных поцелуев. Мешая Чондэ, нежностью внутренней стороны бёдер притирается к его бокам, ластится всем телом, выгибается в желании прильнуть как можно большей площадью кожи, тянется влюблённым взглядом и руками, безмолвно стремится передать своими флюидами и трепетными прикосновениями всё то, что чувствует… в конце концов вынуждая мужчину отвлечься от своего занятия.       Чондэ ласкает взглядом своё живое сокровище и не может налюбоваться.       — Какой же ты у меня…       «Какой?» — улыбаясь, одним взглядом спрашивает Минсок.       — Ненаглядный.       Чондэ сводит Мину ноги и закидывает обе лодыжки себе на плечо. Придерживая за колени и, не отрывая взгляда от любимого лица, входит снова. Видит, как приятно Минсоку новое проникновение, как полуприкрыты чудесные глаза и всё больше приоткрывается очаровательный ротик.       По венам струится с трудом сдерживаемая страсть. Чондэ мажет губами по точёной щиколотке, размеренно толкается, плавно в Мине двигаясь. Тот подмахивает и потихоньку отплывает на волнах удовольствия, цепляется за предплечье Чондэ, надеясь удержаться, но его неумолимо уносит от берегов реальности. И стонет — неосознанно и так чувственно, что у мужчины снова начинает мутиться рассудок. На животе уже собралась маленькая лужица предэякулята. Чондэ размазывает влагу по головке, заставляя Мина вскинуться, сжимая в кулаке свой же большой палец. Начинает ускоряться, отпуская свою страсть с короткого поводка.       Сладкие, тягучие волны кайфа в паху, в животе, где-то в глубине всего существа Минсока сливаются в один единый поток, затапливают, и Мин не определяет границу наступления мягкого, растянутого во времени оргазма. Пульсирует внутри и снаружи в такт толчкам, внутренним взором созерцает феерию своей персональной синестезии и сжимается не слишком сильно.       Чондэ замечает это и эгоистично этим пользуется, чтобы подольше задержаться в парне, пока ему не стало больно. Добровольно, до сводящих мышц на животе истязая сам себя, продлевает обладание любимым телом, исходящим вязкой жидкостью удовлетворения, удерживает свою кульминацию на кончике головки и изливается только спустя десяток бесконечных секунд.       Минсок в зените оргазма прекрасен, и Чондэ сквозь искажающее мир измерение собственного созерцает его божественное лицо в экстазе наслаждения. Никакая картина не сможет передать пелену того запредельного, что застилает ничего не видящие глаза. Насколько сладко сбитое дыхание, что частыми дуновениями вырывается из приоткрытого рта и делает влажные губы прохладными; Чондэ мало дышать этим дыханием, он пил бы его, будь такое возможно. Никакая картина не сможет передать нежность разгорячённой кожи и оттенок разрумяненных щёк, насколько он умопомрачительный внутри, и какова на вкус испарина на лбу и висках, и как пьяняще от него пахнет сексом.       Никто и никогда, даже Чондэ, не увидит полыхающего в мозгу Мина витиеватого светопредставления, о цвете которого он расскажет после того, как будет способен говорить. И как потом ещё долго подрагивает от утихающего наслаждения отзывчивое тело. Как струится по венам удовлетворение и поёт каждая клеточка тела. И как каждый раз Мин слишком слабеет после пережитого оргазма. Какой он беспомощный и уязвимый в этот момент, требующий особо бережного с ним обращения.       Мужчина в очередной раз благодарит судьбу, что Минсок выбрал его, что позволяет проявить всю силу любви, что живёт в Чондэ; только с ним делит на двоих пространство комнаты, дрожит под ним, горит для него и позволяет обладать собой, дирижировать оргазмами, распоряжаться своими телом и душой. Что только с ним испытывает настолько всепоглощающее наслаждение и только ему дарит своеобразную музыку своих порочных ангельских стонов.       Чондэ справляется с лёгкой контузией от оргазма и спешит вглядеться в Мина. Сам ещё не успев восстановить дыхание, хрипло спрашивает на полном серьёзе:       — Дышишь? — он не сильно надеется, что Минсок его слышит, но по намёку чуть дрогнувших припухших губ неспособного пока пошевелиться Мина видит его послание: «Да иди ты…» — Мой хороший…       Чондэ уже не внутри. Он целует Мина в коленку и перекидывает его безвольную ногу на другую от себя сторону. Отстраняется, окидывая взглядом распростёртое перед ним великолепное, всё ещё тихо трепещущее в отголосках оргазма тело. Жемчужные капли забрызгали Мину живот и грудь, и блестят матово в приглушённом свете спотов. Чондэ наклоняется и собирает тёплое языком. Целует основание члена, уже обмякшего и такого трогательного, стараясь не задеть слишком чувствительную теперь головку. Подушечками почти невесомо проводит по краям не сомкнутого до конца, раскрасневшегося входа, что спокойно может пропустить пальцы, и даже если он сейчас немного онемел — Чондэ знает это, потому что Мин рассказывал, — от скользящего, но всё же длительного трения, мужчина не будет этого делать, как бы ни хотелось. После оргазма подобное действие окажется слишком грубым вторжением, а Чондэ не хочется смазывать впечатление от соития.       Мин всё ещё пульсирует где-то внутри, и из него ленивыми каплями вытекает сперма, и Чондэ размазывает её по кожице, отстраненно размышляя, не слишком ли уже поздно для бокала забытого вина. Минсок смотрит на него уже более осознанным взглядом, мерцая золотистыми искорками в карей карамели. Кошачьи ушки каким-то чудом остались на голове, и Чондэ интересуется:       — Котику понравилось?       — Мур, — утвердительно отзывается Мин, заторможено запускает пятерню в волосы и сбрасывает с головы ободок. Просит осипшим голосом: — Принеси водички.       Чондэ поднимается и на слегка непослушных ногах идёт на кухню, чтобы вернуться с одним бокалом вина на двоих. Видит Мина, с умиротворённым лицом раскинувшегося на разворошённой постели. Немного отпивает из бокала, благоразумно отставляет его подальше и склоняется над парнем, чтобы в живительном поцелуе поделиться каплями и вкусом вина. Не открывая глаз, Минсок обнимает его за шею, ослабевшими руками пытаясь притянуть ближе, и Чондэ с упоением нюхает его влажную кожу.       — В душ пойдём, м?       — Не-а, не хочу. Голова кружится…       — Это от счастья? — надеется Чондэ. — Вряд ли пара капель…       — Спасибо.       Чондэ понимает, что так и не дождавшийся воды Мин благодарит не за вино. Да, отчасти за качественный с паузами на массаж секс, который Чондэ не может назвать таковым в обычном понимании — ведь как можно благодарить за любовь? А ещё за то, что не стал рефлексировать и без лишних слов выполнил необычную просьбу.       — Дурашка.       — Люблю тебя, Ченни-Чен…       Мин не произносит слова любви каждый день, выражая свои чувства во взглядах, движениях и поступках. И поэтому очередное его озвученное признание дорогого стоит.       Чондэ приводит постель в относительный порядок, взбивает подушки и двигает на них Мина. Приносит долгожданную воду и, словно тяжелобольному, помогает ему выпить, одной рукой приподнимая голову, а другой — прислонив к губам край стакана; Мин сейчас точно бы его разлил. Потом лезет в ящичек, и сначала в руки попадается новенький тюбик мази от шрамов — оказывается, Минсок до сих пор ей пользуется. Чондэ аккуратно возвращает его на то же место и находит-таки смягчающий крем; охлаждающего геля для отшлёпанных ягодиц в доме нет, и мужчина берёт это себе на заметку. Сгибает и отводит ногу Мина в сторону, промакивает салфеткой плёночку спермы, смазывает края входа. Чондэ нисколько не претит поухаживать за Мином таким вот образом.       — Пфф, подуй ещё, — забавляется Мин.       — И подую. Поговори мне тут… Ещё пригодишься. Ко-тик.       — Укушу, — звучит в ответ обещание.       — Да я тебя первый съем… Ам! — шутливо нападает Чондэ, и Минсоку ничего не остаётся делать, как счастливо рассмеяться. 19.06.17 — 12.01.18