3.6
21 февраля 2019 г. в 20:13
– Де-е-ейв, – разочаровано тянет Джон, пока ты занюхиваешь дорожку со стола в студии.
– Что, – говоришь ты, встряхнувшись. – Музыка без наркотиков как картошка фри без соуса – пресно.
На лице Джона сменяется несколько эмоций, прежде чем он вздыхает и говорит:
– Я не буду.
– Как знаешь, – отвечаешь ты.
Джон обходит тебя и садится за пианино.
– Дай мне разогреться, – комментирует он и начинает играть что-то напряженно-воодушевленное, взбалмошное, странное, и ты кидаешься за аппаратуру, пытаясь настроить ее как можно скорее. Ты не успеваешь: Джон заканчивает играть, когда ты наконец добираешься до звукозаписи.
– Можешь повторить то, что ты сейчас играл? – просишь ты.
– Я импровизировал. Но могу попробовать.
Он начинает играть опять, но все не то, все как-то мягче, скругленней, нет той искры. Впрочем, ты все равно записываешь и останавливаешь Джона, когда материала набирается достаточно. Он возвращается к тебе и смотрит из-за спины в твой монитор, где ты на скорую руку пишешь простенький бит.
– Никогда не понимал эти сложные музыкальные программы, – говорит Джон, опираясь на спинку твоего стула.
– А я никогда не понимал, как играть на пианино. Я просто не попадаю по клавишам.
– Руки надо тренировать с детства.
Через некоторое время ты включаешь Джону бит.
– Звучит просто, да, – говоришь ты, – но если добавить твоей игры…
Ты бросаешься за работу, стараясь успеть за паузу в разговоре, что невозможно, и заканчиваешь, когда Джон уже успевает сходить за двумя стаканами кофе. Ты удовлетворенно включаешь ему свою работу: мрачное, вывернутое наизнанку нуарное звучание, как будто призраки бандитов режутся в карты в загробном кабаке.
Джон кивает, ты отпиваешь кофе и вскакиваешь на ноги.
– А теперь буду разогреваться я.
Бит продолжает звучать, и ты начинаешь зачитывать под него все те больные рифмы, что скопились у тебя на душе, до кома в горле. Вся эта жизнь – черная, загробная, неблагодарная, вся эта любовь – передержанная, забродившая, скисшая, весь этот постгейм – бесполезный, отслуживший, бессмысленный, весь это постмортем – на одной фотографии, живой и безжизненный, голову мертвеца поддерживает кол – все это прорывается слезами в твоем флоу.
Потом ты, отдышавшись, садишься как ни в чем не бывало. Джон смотрит на тебя большими синими глазами.
– Вау. Не сказать, чтобы это не было сильно, но это было мрачно. Даже суицидально, я бы сказал. Я могу почувствовать твою депрессию так, как будто она моя.
– В последнее время мой фирменный стиль. Дай мне время, и я напишу такой трек, что ты почувствуешь это без всяких слов.
– Дейв, – Джон всего лишь слегка-слегка хмурится, но это ощущается так, будто на его лицо падает глубокая тень. – А надо ли это чувствовать?
Ты пьешь кофе жадно, как будто это просто вода.
– А?
– Зачем это чувствовать? Это как раз то, о чем я хотел с тобой поговорить. Я знаю хорошего психотерапевта, он тролль и работает с Роуз.
– Нет, – сразу отвечаешь ты. – Не надо мне психиатра, у меня с головой все в порядке.
– Не психиатр, Дейв, психотерапевт. У троллей вообще не распространена психиатрия, ты же знаешь. То, что у нас называется расстройствами личности, для троллей норма, и там работают над адаптацией, а не над залечиванием симптомов. Мне кажется, это правильный подход.
– Знаю я тролльих психиатров, Каркат их штук десять сменил.
– У Карката было другое. Дейв, этому троллю восемьсот лет, поверь, он знает, как тебе помочь. Все, что мы переживаем, для него не ново.
Ты смотришь в полные выжидающей надежды глаза Джона.
– Черт с тобой. Я пойду, но только потому что я ценю то, что ты для меня делаешь.