Постмортем

– Дейв, смерть, смерть, смерть, она такая страшная, – Каркат держит твое лицо в руках, пока ты неудобно склонился над ним. – Ты не умираешь. Ты же сам сказал, что тебе лучше. – Но мне очень страшно. – Ты смотришь в его широкие зрачки. – Поцелуй меня. Ты наклоняешься, ставишь локоть на кровать и целуешь его в обкусанные черные губы. Тебе нравится, как лекарственно пахнет у него изо рта. Он обнимает тебя, и ты ложишься на него. Вы целуетесь, как в четырнадцать. – Господи, как хорошо, – говорит он между касаниями ваших губ, – как хорошо, что я умираю не сейчас. Он впивается в твои губы, правда впивается, его губы пристают к твоим, как шипы. Тебе некуда деться от него, он будто пьет тебя. Когда он отрывается, его глаза огромны, и он смотрит на тебя, как будто ты никогда не был таким интересным. Как будто что-то хочет сказать. Потом обнимает за шею, как ребенок. Шепчет в ушко: – Люблю тебя. – Мне казалось, я буду счастлив это услышать, но я совсем не рад. – Почему? Ты садишься на кровати. – Потому что ты говоришь это и тебе страшно, тебе плохо, тебе тоскливо, у меня ощущение, как будто я поджидал твоей слабости. Это противно. – Наверное, ты прав. Но все равно, можешь сделать вид, что все классно? Хочется тепла. – Конечно. – Ты сцепляешь руки в замок и какое-то время молчишь. Потом говоришь: – Можем погулять в лесу, там классно. Осень как с открытки. – Ебал я твои открытки, – вдруг зло говорит Каркат. – А? – Открытки я твои, блять, ебал! – повторяет он и весь дергается. – Что? – Ничего. Он отводит взгляд, но ты умудряешься заглянуть в его шальные глаза. Тебе не нравится то, что ты там видишь. – Каркат, ты… Ты протягиваешь руку к его волосам, и он страшно улыбается. Потом весело говорит: – Пойдем гулять. Тебе не остается ничего другого, кроме как помочь ему встать и отправиться с ним в золотую осень. Он садится под деревом в листья и подкидывает их вверх. – Дейв, давай кидаться! – говорит он и по-детски смеется. Ты душишь в себе страх, как беспомощное животное, – одним нажатием. Ты осторожно кидаешь в него листьями. Он захлебывается смехом. – Я не могу понять! – кричит он с земли. – С одной стороны мне так страшно, а с другой так хорошо!