Я обещал

Гектор понимал, что конец приближался уже давно. Отчасти именно это было причиной того, что его попытки пересечь цветочный мост становились всё более и более отчаянными. Доказательства были налицо. Он видел, как его кости изменили оттенок, стали светло-жёлтыми. Видел, как легко кололось, трескалось и ломалось его тело, как медленно оно заживало, а то и не заживало совсем. Ощущал озноб, который постепенно поселился в его костях. Признаки того, что его мало-помалу забывают, стали заметны ещё задолго до того, как его тело начало светиться и мерцать. Просто он не ожидал, что это случится в окружении его семьи: и той, что он уже знал, и той, с кем ему не довелось встретиться до сегодняшней ночи. И уж точно он не ожидал, что это случится за кулисами ежегодного концерта, рядом с краем колизея одного из самых высоких зданий города. Похоже, Вторая Смерть была поклонницей драмы. - Нет-нет-нет, я не брошу тебя, - умолял Мигель. То, что небо меняло цвет в преддверии рассвета, его или не волновало, или он этого не замечал. – Я обещал, что поставлю твою фотографию. Я обещал, что ты увидишь Коко. Его тело снова засветилось, тут же погаснув и оставив Гектора задыхаться. Он уже лежал на земле, так что ему хотя бы не пришлось снова падать на твёрдые камни. Но ему точно становилось хуже. - У нас с тобой не осталось времени, míjo. - Нет. Нет! Она не может тебя забыть, - проговорил Мигель сквозь слёзы. Она могла, и она забывала. На самом деле чудом было то, что она помнила так долго. Его малышке было только три, когда он ушёл. Она была так мала и так красива. Даже если она не могла вспомнить его после девяноста лет, что они были разлучены, он никогда не сможет забыть, как любил свою Коко. Не стоило ему уходить. Он должен был быть рядом каждый день её жизни, убедиться, что она помнит самое важное в этом мире. - Я просто хотел, чтобы она знала, что я любил её. Дотянуться до лепестка было куда сложнее, чем Гектор мог себе представить, но он сумел сомкнуть вокруг него пальцы. - Гектор, - всхлипнул Мигель. На его исчезающем лице шла борьба. Мальчик хотел остаться, как-то помочь, но не хотел умирать. Потому что именно это случится с ним, если его праправнук не уйдет прямо сейчас. Он должен вернуться домой, иначе он умрёт. - Мы благословляем тебя, - устало сказал Гектор. - Никаких условий, - добавила Имельда. Лепесток засиял в его руке. Но когда он попытался его поднять, рука не послушалась, задрожав. Опустившись на колени рядом с мужем, Имельда обернула его ладонь своими. - Нет, дедушка Гектор! – умолял Мигель. – Пожалуйста! Вместе их руки поднесли светящийся лепесток к мальчику, хоть тот слегка отстранился. Сдаваться парень, похоже, не умел. Слабо улыбнувшись своему умному, талантливому потомку, Гектор сказал: - Отправляйся домой. - Обещаю, - упрямо сказал Мигель. – Я не дам Коко забыть… Его слова оборвались, когда лепесток коснулся его груди. Мигель исчез в оранжевом облаке. Лепестки осыпались на камень в лучах встающего солнца. Он едва успел, но Мигель был дома. Быть может, Гектор и подвёл свою семью и просчитался бессчётное количество раз, но хоть что-то он сумел сделать правильно. Он отправил своего праправнука домой. Для мальчика история не повторится. Он не станет как Гектор, одиноким и забытым. Имельда отпустила его руку, и она тут же безвольно упала рядом с ним. У него не было сил, чтобы держать её на весу. И голову держать он тоже не мог. Его шляпа соскользнула, силы окончательно иссякли, и он накренился назад. Гектор чуть было не распластался на земле, будто кукла с обрезанными нитями, но она подхватила его и притянула к себе. - Тихо, - сказала Имельда, расположив его так, что его спина опиралась на неё, а голова лежала на её плече. – Он дома. Ты справился. - В кои-то веки, - пробормотал он. Он почувствовал, как она напряглась от его слов, и её рука обернулась вокруг его груди. При виде её взрывного характера и непоколебимой воли так легко было забыть о том, что Имельда могла быть мягкой и ласковой, что её пламя могло быть как необузданным, так и успокаивающим. Но не для Гектора. Он никогда бы не забыл ничего ни о своей жене, ни о своём ребёнке. Десятилетиями он держался лишь за эти воспоминания. Но прежде чем он успел что-то сказать, его тело поглотила очередная вспышка жёлто-оранжевого света. Когда это произошло в первый раз, приступы были такими сильными, что напоминали удар в живот в те времена, когда там ещё были органы. Теперь боль уже притупилась, слишком онемели, охолодели и устали его кости. Но спазмы по-прежнему сковывали его ослабевающее тело, оставляли задыхаться и безвольно лежать, пока не потухнет мерцающий свет. Ласковые пальцы дотронулись до его лба, убрали волосы с его лица, когда он пытался прийти в себя. Он так устал, но нужно признать, что жест его утешил. За последний час своего существования он провел с ней больше времени, чем за последние десятилетия. Час с женщиной, которую он любил, пусть в ней и боролись древняя ярость с новыми знаниями – это было больше, чем он ожидал. - Держись, idiota, - сказала Имельда, но колкости в её голосе было недостаточно, чтобы ранить. – Даже не вздумай меня снова оставить. Хоть он и не мог повернуть голову, Гектор грустно улыбнулся её словам. Остальные члены семьи увидели его улыбку. Они быстро отвернулись, не в силах смотреть на происходящее, в то время как солнце продолжало подниматься над горизонтом. Он видел это на их лицах. Они не хотели видеть, чем это закончится. - Я… не хочу, mi amor, - прошептал он. – Я… никогда… не хочу… покидать… тебя снова… Но я… я не думаю… что это мне… решать. Она обняла его крепче, прижала к себе, как будто могла удержать его одной лишь силой своего упрямства и огня. Гектор давно подозревал, что Имельда могла остановить солнце, если бы действительно хотела и если бы постаралась. Если уж она приняла решение, мало что могло её остановить. Но ни он, ни Имельда не могли остановить неизбежное. Но Гектор был благодарен. Он скучал по объятиям своей Имельды. Он хотел обнять её в ответ. Он хотел обнять её почти так же, как хотел снова обнять Коко. Но ему едва хватало сил держать глаза открытыми, не говоря уже об остальном. - Мигель сказал, что не даст Коко забыть. Время ещё есть, - сказала Имельда. Её голос всегда был таким уверенным, убедительным, неужели он дрожал? – Он ещё может ей напомнить. Тогда я буду повторять тебе, как я всё ещё зла на тебя, следующие несколько десятилетий. Он не хотел отпускать эту надежду. Десятилетиями надежда была всем, что оставалось у Гектора. Надежда пересечь мост. Надежда увидеть дочь. Но трудно было держаться за ускользавшую и гаснувшую надежду. У Гектора больше не оставалось на это сил. Его глаза закрылись. Объятья Имельды были единственным, что его поддерживало. Он так устал. Воспоминания, за которые когда-то держалась Коко, таяли, и ему оставалось немного. Так себя чувствовал Чичарон, когда приближался конец? Так себя чувствовали все те несчастные души, чью Вторую Смерть он видел? Холод, онемение, усталость и… - Прости, mi amada, - сказал он, не громче тихого шёпота. – За всё… я никогда… никогда не… заслуживал тебя. - Idiota, - сказала Имельда. Её голос и правда дрожал, но в нём не было резкости. - El burro sabe más que tú. Ты немедленно прекратишь эти глупости. Ты говоришь, как мой papá, а этого человека я перестала слушать, когда мне было шестнадцать. Единственный, кто решает, кого я заслуживаю, это я сама. – Она снова пригладила его волосы. – И нужно было выслушать тебя раньше. Хоть я и злилась на тебя, я должна была дать тебе высказаться. Зря я дала своей боли превратиться в такую злость. Он никогда не хотел сделать ей больно. Он всегда хотел вернуться домой. Он сказал Имельде и Коко, что это ненадолго, что ему с Эрнесто нужно ухватить свой миг удачи. Эрнесто был его лучшим другом, почти старшим братом – Гектор должен был пойти с ним. Он хотел поделиться с миром своей музыкой. Но не важно, что он там хотел. Гектор ушёл и никогда не вернулся. Он причинил им обеим так много боли. И теперь он уже не сможет это исправить. Как будто он заслуживал прощения, которого никогда не получит. Даже с закрытыми глазами он ощутил, как его кости снова засветились. Его тело свело судорогой в руках Имельды, пока приступ не закончился, оставив его хватать ртом воздух. Пытаясь набрать достаточно, чтобы заговорить, Гектор прошептал: - Она… не… вспомнит… - Не говори так. Время ещё есть, мой Гектор. У тебя ещё есть время, - сказала Имельда. Её трясла мелкая дрожь. Он хотел ей улыбнуться. На самом деле он многого хотел. Он хотел одним глазом увидеть, как Мигель примет в объятия и семью, и музыку, так, как хотел бы сам Гектор. Он хотел провести больше времени со своей женой, поцеловать её в последний раз и, быть может, снова увидеть ту знакомую теплоту в её глазах. Он хотел снова обнять дочь. Он хотел свою семью. Казалось, вся его сущность тянулась к ним. Но было не суждено. - Боюсь… mi alma, - сказал он, в то время как изнеможение тянуло его вниз, как его кости поглотил равномерный, неумолимый свет. – Его… нет…. И не важно, как сильно он хотел остаться с Имельдой, не важно, как отчаянно он хотел снова увидеть свою Коко, Гектор почувствовал, как что-то внутри него оборвалось, будто слишком туго натянутая гитарная струна. ________________________________________________________ Хулио был невероятно благодарен тому, что хотя его сестра направила камеру на предыдущие события – решение, которое показало миру, кто такой Эрнесто де ла Круз и какие преступления он совершил – Розита отвернула камеру в сторону, как только Мигеля спасли. Это был момент не для всеобщего обозрения. Это был член семьи, несмотря на то, что лишь Имельда и, возможно, два её брата, знали этого угасающего члена семьи. Держа в руках шляпу, Хулио посматривал на свою тёщу, которая в отчаянии держала в руках светящийся скелет. Он не мог себя заставить слишком приглядываться к тому, что явно было личным моментом между давно разлучёнными супругами, но не мог он и надолго отвернуться, стараясь проигнорировать и забыть, что в первую очередь привело к трагедии. Он должен был запомнить этот момент, чтобы когда-нибудь рассказать о нём Коко, хоть это и будет грустно. Его жена заслуживала того, чтобы узнать судьбу своего отца. Глава рода, похоже, больше не осознавала, что у неё были зрители. Всё её внимание было сосредоточено на скелете в её руках. Даже после того, как Имельда десятилетиями притворялась, что её муж не существует, Хулио не был удивлён её реакции. Трудно было полностью погасить любовь. Где-то под её болью и злостью эти чувства никогда не умирали. Они лишь ждали. Она была пылкой женщиной, даже после смерти. Бурлящая ярость. Свирепая защита тех, кто ей дорог. Неуклонная решимость. Хулио был им всем свидетелем. Имельда не делала ничего без полной отдачи. Лишь одной реакции он никогда от неё не видел. Но когда светящийся скелет в её руках, тот, кого она ещё полностью не простила, но кто был ей дорог, обратился в пыль… Хулио грустно склонил голову. Его тёща расплакалась от утраты, и её сердце разбилось второй раз. ________________________________________________________ Она смотрела на падающую душу, ещё один потерянный и меркнущий огонёк среди многих. Воспоминания поддерживали их, будто сеть, сплетённая из верёвок, удерживали их в сердцах и мыслях бессчётных поколений. Воспоминания удерживали их рядом с семьями и любимыми. Эта душа висела на единственной перетёртой нити куда дольше, чем смогли бы многие другие. Но она увидела то мгновение, когда воспоминание погасло. Она также увидела, как кто-то зажёг воспоминание вновь, будто бросая тонущему верёвку. Эту душу снова помнили, и воспоминания быстро разносились среди живых членов его семьи. Это было отчаянной, умелой попыткой спасти кого-то, на кого так долго не обращали внимания. Но этого было не достаточно. Воспоминания не дотянулись до него, и потерянная душа ускользнула. Было слишком поздно. Его уже не было в мире мёртвых, а гаснущий свет и пыль развеял ветер. Его душа попала в её владения. Она протянула руки, поймав падающую душу, как и всех, кто попадал в это место. Всех из них она приветствовала лично. Она была за них в ответе, и они заслуживали её внимания. Не все души попадали к ней, когда их забывали. Лишь те, кому не было места где-либо ещё. Лишь те, кому нужны было спокойствие, отдых и утешение, которых они не нашли бы в другом месте. Она принимала сломленных, отброшенных, уставших, тех, кому нужно было забыть то, что было раньше. Она берегла забытых изгоев. Она помнила и знала их, потому что больше их не помнил и не знал никто. Она осторожно держала несчастную бесформенную душу. Его безысходное сожаление и отчаянное желание увидеть любимых уже затихало. Маленький золотой свет померк, воспоминания расплылись и стали нечёткими, а её владения уже начали облегчать и снимать его боль. Она тихо ждала, обняв потерянную душу так, как мать обнимает расстроенного ребёнка. Она ждала, пока он не погрузился в мирную дрёму без сновидений, как остальные её изгои. Это было единственное утешение, которое она могла дать им: забыть их жизнь и жизнь после смерти, пока они спали в её владениях. Пока они не будут готовы перейти в другое, счастливое место, они будут спать и отдыхать. Она грустно улыбнулась своему последнему поступлению. Он был так близко. Он и мальчик так старались. Но он все равно оказался у неё. Она всё про него знала, как и про других своих подопечных. Она была знакома со всеми, кого ждал или уже настиг конец их земной жизни, даже с теми, кто никогда не окажется в её владениях. Но она всегда с особой заботой относилась к тем, кто не мог найти облегчение ни в жизни, ни в смерти, тем, кто заслуживал большего, чем она могла им дать. Да, она знала эту потерянную душу, знала всё о его существовании. Гектор рано остался сиротой. Он был слишком мал, чтобы помнить родителей, но его музыкальные способности открывали для него некоторые перспективы. И его честолюбивый и немного талантливый лучший друг, которого он считал почти старшим братом, убеждал Гектора последовать за этими перспективами вместе. Люди видели его талант и старание, и растущий мальчик смог зарабатывать на скромное существование, выступая на различных праздниках Санта Сицилии. Включая тот раз, когда его наняли в четырнадцатилетнем возрасте играть на кинсеаньере вспыльчивой и необузданной девочки, которая стала подпевать его музыке. Его сердце принадлежало ей ещё до окончания вечера. И пусть он мог предложить немного, а его друг со смехом заявил, что он спятил, он хотел, чтобы она знала о его чувствах. Она вдохновила создание песни, которой он выразил эту любовь. Спустя совсем немного времени они стали неразлучны. Её отец никогда не одобрял решение дочери остаться с молодым музыкантом без семьи, даже угрожал отказаться от неё. Её отец предупреждал её, что она останется без денег и с разбитым сердцем. Но Имельда Ривера никогда не позволяла кому-то решать, как ей жить. Гектор и Имельда в итоге поженились, и у сироты наконец появилась семья: жена и два шурина, которые предпочли остаться с сестрой, а не с озлобленным отцом. Он обожал свою новую семью, и их жизнь была наполнена смехом и песнями. Он даже взял их фамилию. И стоило ему подумать, что он не может быть счастливей, как у них родилась дочь. Но это кратковременное счастье подошло к концу, когда он доверился не тому человеку. Друг детства, который нашептал ему в ухо, уговорил его поделиться с миром своей музыкой. Совсем ненадолго, пообещал он. Только подумай, что мы сможем сделать вдвоем, с твоей музыкой и моим обаянием, сказал он. Представь себе, как у других появится шанс полюбить твои песни так же, как их любит твоя семья и жители нашего родного города, уговаривал он. И Гектор ушёл, завлечённый красивыми словами и мечтой поделиться с миром своей музыкой. Но он ушёл с намерением вернуться, а когда попытался вернуться, сильный и быстродействующий яд завершил его жизнь на двадцать втором году. Предательство отняло у него всё: его жизнь, его дом, его семью, его песни и все шансы это исправить. Поскольку он ушёл и не вернулся, горе и ярость заставили его жену поверить в худшее и сорваться с цепи. Она избавилась от всех напоминаний об этом человеке и музыке, пытаясь забыть его и убедиться, что её семья сделает то же. Этот человек никогда не сдавался. Он пытался увидеть дочь, год от года. Когда остальная семья отказалась от него, его дочь давала ему надежду. Её воспоминания позволяли ему существовать, а мысль о том, чтобы снова увидеть её, не позволила ему отчаяться. Но этого было недостаточно, чтобы поддерживать его вечно. Душа в её руках тихо дремала. Гектор был одним из многих, заслуживающих лучшей участи, чем та, что была ему отведена. Но и детали его смерти были необычными. Даже если его дочь на мгновение забыла его, его снова помнили. Эти воспоминания уже распространялись среди живых. Этого было бы достаточно, чтобы он мог остаться в мире мёртвых ещё на долгое-долгое время, случись это чуть раньше. И его праправнук, тот, что вдохновил столько перемен и раскрыл правду, сумел остаться частично живым и частично мёртвым на всю ночь Дня Мёртвых. Столь долгое время, проведённое в мире мёртвых, не может не отразиться на живых. Оно небольшим, незаметным образом изменило мальчика. И он получил благословение и Гектора, и Имельды Ривера, когда его родственники отправили его душу домой вдвоём. Да, мальчик и вправду был особенным. Эти особенности не будут видны ни живым, ни мёртвым, но она никогда не была человеком. И хотя проклятья, которое чуть не отправило Мигеля в могилу, оказалось недостаточно, чтобы изменить судьбу его прапрадеда, возможно, достаточно будет того, как на него повлияло его путешествие. Она хотела помочь всем душам, которые попали в её владения, но её власть не была беспредельной. Какой бы древней, могущественной и бескрайней она ни была, она не могла полностью повернуть вспять естественный порядок вещей. Но для этой потерянной души с этими необычными обстоятельствами, быть может, можно было сделать что-то ещё. Существовали правила и ограничения. Для того чтобы случилось подобное чудо, не существовало для этого более подходящего слова, должен был произойти обмен. Придётся заплатить цену, и лишь один человек сможет это сделать. Ему будет решать, как поступить. Но прежде чем что-то могло случиться, должно было пройти время. День Мёртвых в этом году закончился, и хаос этой ночи уляжется далеко не сразу. Она пока подождёт. Она будет приглядывать за своими несчастными забытыми мёртвыми, пока они будут спать. Рано или поздно она добьётся того, чтобы эта сломанная и потерянная душа нашла лучшую участь.