Boy sinister

Boy sinister, bares every fire and every thrill on love Boy sinister, will roll the rock upon the hill of love. Boy sinister, despises day and seeks the night, oh no. And the boy sinister always kills, kill at first sight. The Merry Thoughts - "Boy Sinister" Когда раздались шаги, Томас каким-то шестым чувством определяет - это он. Внезапная мысль яркой вспышкой выжигает все внутри. Он наблюдает за тем, как встревоженно замирает Ливия, как Чарли ищет в полумраке руку девушки, а потом бережно сжимает ее тонкие пальцы, в знак поддержки. На миг его пронзает легкий укол ревности, но потом ощущение меркнет перед каким-то странным трепетом от предвкушения того, что вот-вот произойдет. - Кто это может быть? – тихо спрашивает Ливия. «Это он», - снова думает Томас, не зная, откуда вообще взялось это осознание. Он мог ошибаться, вдруг это Грендель или леди Нейлор? Но Томас понимает, что чувство его не подводит, что по какой-то неведомой причине он прав. - Джулиус, - еле слышно говорит Томас. Он вдруг ловит себя на том, они с Джулиусом как два магнита с противоположными полюсами. Томас хочет убить его, уничтожить, и в то же время стать с ним одним целым, слиться воедино. Как если бы они были подобны двум волнам, что должны поглотить друг друга. Безумие и жестокость Джулиуса пугают отчасти потому, что являются отражением его собственных пороков. Пугают и будоражат. Это не то же самое, что он испытывал к Ливии, то чувство нежное и хрупкое, как полевой цветок, от него внутри все словно просыпается ото сна. А Джулиус – это тяжелая болезнь, неизлечимая и смертельная. И под ее напором Томас понимает, что ему недостаточно этой робкой влюбленности, она не вышибает из него дух. Когда он приходит в дом, подобно охотнику, выслеживающему свою жертву, Томас помимо воли ощущает какую-то смутную радость вперемешку с ужасом. Он боится того, что может произойти и хочет этого. Дурацкое роковое влечение. - Кто-то должен... - начинает Чарли, но Томас его опережает. - Я сделаю это, - говорит он, выдвигаясь вперед. Он не поясняет, что именно, потому что сам не смог бы ответить себе на этот вопрос. Ливия в ответ подходит к нему, смотрит так серьезно, а потом сжимает его руку в своей, будто провожает в последний бой. - Будь острожен, - не просит, приказывает, но в голове ее слышен страх. - Я люблю тебя, - говорит Томас, прежде, чем выйти из комнаты. И уже не понимает, кого именно имеет ввиду: Ливию, Чарли или Джулиуса? Он смотрит на Джулиуса, вглядывается в заострившиеся черты, в этот дикий взгляд, растрепанные волосы, падающие на глаза. Чего Томас жаждет сильней, бить, пока кулаки не устанут, смазывая эти ненавистные черты, превращая их в сплошное кровавое месиво, или впиться губами в этот насмешливо изогнутый рот? Томас не понимает своих чувств. Но зато Джулиус понимает, он видит, как Томас пожирает его взглядом, и улыбается. Такой безумной улыбкой, которая не предвещает ничего хорошего. Он читает Томаса как открытую книгу, видит и предугадывает все чувства еще до их появления, когда они только смутными всполохами мелькают во тьме его души. - Ты тоже этого хочешь, - говорит Джулиус, - сопротивляешься, пытаешься себя обмануть. - Я хочу убить тебя. - Так давай же, попробуй. Джулиус внезапно наносит первый удар. От неожиданности Томас сгибается пополам, начинает задыхаться и дымит так, как никогда раньше. Но Джулиус сейчас намного слабее, чем тогда, он слишком истощен, поэтому Томасу не составляет труда сбить его с ног. Он садится сверху и наносит удар. Кровь хлещет из разбитого носа. Томас хочет испить ее, выкупаться в ней, раствориться. Преодолевает это нездоровое желание и вновь бьет, будто пытаясь вышибить из себя это влечение. Джулиус не сопротивляется, не морщится от боли, только смотрит на него и смеется как сумасшедший. Чарли и Ливия, притихшие, сидят в комнате, при звуках смеха оба вздрагивают и смотрят друг на друга, в их глазах растерянность. Томас в этот момент думает о Ливии. Она кажется такой поверхностной, как легкая рябь на непроницаемой водной глади. Эта девушка не может вытащить его из омута, у нее недостаточно власти. Никто его не спасет. Томас сдается и делает то, что хотел - слизывает кровь, жадно приникая к разбитым губам, его собственный рот наполняется привкусом соли и железа. Джулиус издает тихий стон, непонятно, что это – боль или наслаждение? В какой-то момент Томас понимает, что, поддавшись порочной жажде, он начинает терять контроль над собой. Его сердце стучит как ненормальное, грозя проломить ребра. Он разжимает кулаки, чувствуя, как горят огнем сбитые костяшки пальцев, целует губы, на которых все еще сохраняется отпечаток насмешки. И их поцелуй вовсе не невинный, он полон страсти и едва сдерживаемого желания. Джулиус отвечает ему с таким же вожделением, кусает, хватает его за шею пальцами, так, словно пытается проникнуть под кожу. Тянет на себя. Томас чувствует его возбуждение, оно созвучно его собственному. Он думает о том, что они могли бы просто сожрать друг друга. Но Томас еще может предотвратить надвигающуюся бурю, отстраниться, перестать впитывать жар чужого тела, вдыхать чужой манящий запах. Может убить Джулиуса, потому что тот слаб. Он должен это сделать. Чтобы спасти Ливию, Чарли. Самого себя. Если это еще возможно. Томас отстраняется, смотрит на Джулиуса. - Ты и я – мы одно целое. Единые как сиамские близнецы. Никто из них не поймет тебя, и ты это знаешь, - говорит тот медленно, словно в бреду, превозмогая боль, - Никто кроме меня. Ты мой. Моя кровь, моя страсть, мое зеркало, моя невеста. Это звучит так сладко, что сердце готово предательски дрогнуть. В голову закрадываются темные мысли, Томас представляет, как это здорово - перестать сопротивляться своим инстинктам. Но нельзя, он не имеет права. Не в этой жизни... - Знаю, - соглашается Томас, с внезапной легкостью признавая эту постыдную правду. Его желание не утихает. Он не представляет, что должен делать, его порок расплывается в воздухе струйками угольно-черного дыма, кажется, что вся комната как в тумане. А сам мальчик весь в крови своего врага. Или… Кто они друг другу? - Я должен тебя убить, - говорит Томас, а сам аккуратно стирает кровавые следы с лица Джулиуса рукавом рубашки. Ему кажется, что они оба – это дым, кровь и грех. Джулиус спрашивает: - А ты хочешь этого? - Я должен, - твердо произносит Томас. Он жалеет о том, что собирается сделать еще до того, как кулаки вновь сжимаются, - я люблю тебя, - шепчет он, будто извиняясь за свой выбор и наносит первый удар. А потом еще и еще, пока красивое лицо постепенно не расплывается, превращаясь в одно сплошное кровавое месиво. Даже когда Джулиус перестает дышать и двигаться, Томасу все кажется, что тот продолжает улыбаться. Хотя, сложно рассмотреть улыбку на уже несуществующих уже губах, как и представить себе, что буквально пару минут назад он эти самые губы целовал. Может быть, если существует что-то после смерти, какой-то другой мир, то он будет ждать его там, а пока реальность требует, чтобы мальчик выполнял свой долг. Даже если все внутри отчаянно протестует против этого. - Прости меня, - тихо говорит Томас ему в ухо, зная, что Джулиус его уже не слышит. Слова растворяются в дыму, а потом слезами сожаления стекают по щекам. Мальчик оставляет последний поцелуй на холодной щеке, прежде, чем зовет друзей. - Как много крови, - испуганно говорит Ливия, когда они с Чарли, наконец, выходят из комнаты и видят поле битвы. - Это не моя, - отвечает Томас. Чарли смотрит на туда, где лежит Джулиус – сплошное кровавое месиво. Потом переводит взгляд на Томаса. В нем что-то изменилось, неуловимое, буквально за гранью понимания, но он все равно чувствует это. Будто пока их не было здесь случилось что-то важное. Томас замечает его взгляд и на какое-то мгновение Чарли заглядывает в тайные мысли друга, как будто сквозь дыру в стене наблюдает за чужой жизнью. И увиденное приводит его в ужас. - У тебя на губах кровь, - говорит Чарли, и Томас, внезапно смутившись, начинает тереть их рукавом, - Ты все правильно сделал, - говорит он Томасу, потом подходит ближе и обнимает. Томас на миг расслабляется в спасительном объятии, впитывает чистоту и непорочность Чарли и думает о том, что совершил ошибку. Надо было убить их всех, чтобы соединиться с Джулиусом. Но он уже сделал выбор и теперь поздно сожалеть. Ему кажется, что эта последняя усмешка будет видеться ему в кошмарах.