You deserve to be alone, Dirk.

От душевной боли не спрятаться. Иногда ты думаешь, что всё наладится, и то состояние, в котором ты пребываешь вот уже несколько дней подряд, лишь случайность, некий казус. Вы знаете, что такое депрессия? Если думаете, что это просто плохое настроение из-за неудавшегося дня или сезонная апатия, то вы никогда так глубоко не заблуждались. Депрессия – это то самое состояние, которое сложно описать словами. Это не просто грусть – это ощущается, как бремя, которое ты непрерывно несёшь на протяжении нескольких сотен, тысяч лет. И что бы ты не делал, как бы ни пытался отвлечься от этого состояния, депрессия всё равно, рано или поздно, вновь настигает. Дирк лежал в больничной палате, ощущая себя на грани между сном и реальностью. Была поздняя ночь, и он пытался уснуть, правда пытался, но голова была забита, чем попало. Мысли волной накатывали на него, а затем на неопределённое время отступали, оставляя мужчину пребывать в отрешённом состоянии. Так продолжалось вот ужа три..четыре-пять дней? Сколько это продолжалось? Время совершенно потеряло смысл, все дни были похожи друг на друга, особенно когда врачи перестали колоть ему снотворное. Дирк вяло тряхнул головой, надеясь, что это чем-то может помочь и перевернулся на бок, сжавшись в комочек. Неприятная боль сжигала его изнутри. В начале это была лишь маленькая искорка в груди, которую легко можно было подавить, но со временем она расползлась по всему телу, словно яд. «Ты чудовище. Ты заслуживаешь быть один» — кричало всё голосом Тодда. Единственный, первый человек, которому Дирк доверился, он подвёл его. Как и всегда, Джентли всё портил. Может, Риггинс и остальные из Чёрного Крыла были правы, что держали его все эти годы взаперти? Там он хотя бы не рушил чужие жизни. Может, он действительно заслуживает вернуться обратно? Заслуживает одиночества. Да, Дирк. Депрессия – состояние, когда ты не можешь нормально есть, много думаешь, причиняя тем самым себе ещё больше страданий, иногда ты настолько глубоко погружаешься в собственные мысли, что не слышишь человека, говорящего рядом с собой или когда и музыка в наушниках играет слишком громко, чтобы заглушить всё, что происходит в твоей голове. Но иногда и этого недостаточно. У Дирка не было наушников. В его палате лежала стопка книг, на чтении которых он никак не мог сосредоточиться. Предложения казались ему околесицей, а слова – пустым набором букв. Чтобы он ни делал, разум возвращал его либо к воспоминаниям, либо к тёмным мыслям. И с каждым разом он заходил всё глубже и глубже. Дирку вновь начал сниться сон – кошмар, от которого он думал, что избавился раз и навсегда. На улице стояло жаркое лето. Мама дала ему два доллара на мороженое, и сказала, что ей нужно забежать к подруге. Он выбрал два шарика, но ни их вкуса, ни цвета, его разум не смог воспроизвести. Дирк стоял в растерянности, готовый заплакать, на мороженое ему не хватало несколько центов. А затем подошёл, нет, даже подкрался Он: Человек с голубыми глазами и мягким ровным голосом. Он так осторожно подошёл к Свладу, что тот вздрогнул от неожиданности, когда человек военной форме склонился над ним. Рядом с мужчиной стояла маленькая девочка в розовой юбочке и сверкающими глазами. Она крепко держала мужчину за руку, будто это было единственное, что давало ей чувство защищённости. Мужчина наклонился к мальчику, назвавшись Мистером Пристом. Он купил мороженое девочке, заплатил за мороженое Дирка, и предложил прогуляться по округе. Мать учила мальчика, что нельзя уходить с незнакомцами, так что он поспешил ретироваться, но Мистер Прист уже схватил того за руку, настояв на прогулке. Минут через десять, когда они подходили к парку, маленький Дирк вовсю хохотал, от шуток Приста и пытался доесть уже порядком подтаявшее мороженое. Ему было хорошо. Они сели на скамеечку, и Прист задавал ему какие-то вопросы, а мальчик, уже проникшийся доверием к этому мужчине, не стесняясь на них отвечал. И никогда в жизни так сильно не ошибался. В те моменты он даже не думал, какие последствия повлечёт за собой та, казалось бы, безобидная прогулка. Прист не забрал его в тот день, нет. Он вломился к ним в дом поздней ночью, или скорее под утро. Разум Дирка заново рисовал те ужасающие картины; как мать в последний раз обняла Дирка, испачкав его новую пижаму чем-то красным и чуть ли не умоляла спрятаться в подвале. А он вышел Присту навстречу. Ему отчётливо слышались звуки выстрелов, ломающейся мебели, дверей, будто это вновь происходило с ним. А самое ужасное, что и по сей день повергало Джентли в агонию – спокойный, ровный тон Мистера Приста, для которого ничего не значило убийство двух самых дорогих для Дирка людей. Дирк всегда считал, что сам вырыл себе могилу, он ведь мог закричать, начать вырываться, привлечь внимание людей, чтобы Мистер Прист отпустил его, и тогда, возможно, группа людей не вломилась бы к ним в дом той злополучной ночью, и.. Разум сохранил эти воспоминания, и теперь вновь их возвращал, а внутренний голос насмехался, над ним, что он сделал и кем стал из-за своей детской доверчивости, как жизнь Дирка резко изменилась за одну ночь. Просыпавшись среди ночи, весь в поту и тяжело дыша, он дико смеялся, сам не понимая почему, пока глаза жгли горючие слёзы, а затем его настигала новая волна боли: о Тодде, одиночестве, о совершённых ошибках. И Дирк несколько раз пытался исправить всё: он брал телефон, писал длинные сообщения, а затем стирал. Зачем их отправлять? Он не видел более смысла навязывать ему своё общество. Дирк собственными руками испортил жизнь Тодду – это было правдой, никакие отговорки тут не помогут. О чём речь, он даже умудрился испортить их отношения с сестрой. Просто хотел найти друга. С каждым днём, что Дирк лежал в больнице, ему становилось всё хуже, тогда как врачи говорили обратное и готовили его к выписке. Может физически он и восстанавливался, но душевные шрамы никоим образом не хотели залечиваться, казалось, они становились всё глубже, и, возможно даже гноились. Его убивала мысль о том, куда он пойдёт, чем будет заниматься, после того, как выйдет из больницы. Вернётся в Черное Крыло? Возможно. Дирк кричал в подушку, плакал или истерично заливался хохотом, пока никто не видел – делал всё что угодно, он был больше не в силах слушать внутренний голос, вторивший одно и то же, день за днём: «Ты чудовище. Ты заслуживаешь быть один». Депрессия – это когда ненавидишь себя, винишь за все грехи мира. Твой разум болен, и теперь медленно отравляет душу. Собственный внутренний голос вечно насмехается над тобой, меняет твою точку зрения, не даёт сосредоточиться на решении проблемы, а наоборот, закидывает новыми. Внутри всё будто разрывает на части, кусочек за кусочком, и ты никуда от этого не денешься, ведь вылезти из собственного тела невозможно. А так хочется. Хочется вылезти вон из кожи и долго-долго бежать, пока наконец не затеряешься в пустоте. Ты стараешься улыбаться людям, ведёшь себя приветливо, тогда как в голове у тебя происходит безэмоциональный конфликт между несколькими сторонами, и ты понятия не имеешь, сколько ещё сможешь продержаться. Дирк, каждый новый день пытался начать с начала: с раннего утра он, хромая, шёл к двери палаты и стоял так на входе час-два, пока врачи не загоняли его обратно. Маленькая часть души всё ещё верила в счастливый конец, что Тодд придёт, они помирятся, раскроют кучу новых дел. Всё будет спокойно и более-менее нормально. Он любил Тодда, хоть и боялся в этом признаться. Даже себе. Тем более себе. Стоя в дверном проёме Дирк много фантазировал, о том, как он с Тоддом, Амандой и Фарой вместе наряжают ёлку, смеются, обмениваются дружескими шуточками. Дирк никогда не наряжал ёлку. Мужчина во всех подробностях представлял, как Тодд с шумом откупоривает бутылку шампанского и разливает его по бокалам. Иногда он мог почувствовать мнимый привкус алкоголя, увы, в больнице которого не давали. Через несколько секунд картинка меняется, и они распаковывают подарки, приготовленные друг для друга. Дирк бы подарил Тодду одну из своих клёвых курток, но в действительности он понятия не имел, что бы подарил ему Тодд. А затем Дирк заходил обратно в палату, закрывал дверь, ложился на кровать и возвращался к прежнему состоянию. И хоть в душе ему хотелось всё крушить вокруг, его тело будто наливалось свинцом, и единственное, что он мог – беззвучно плакать, чувствуя, как солёные слёзы щипают глаза и медленно стекают вниз по щекам. Иногда, во время депрессии, когда ты на грани, у тебя трясутся руки, и ты уже в действительности не понимаешь, что происходит, очень хочется физически это остановить, но стоит подумать о суициде, как появляется тревога. Изнеоткуда. Тебе не хочется умирать, но и жить таким образом тебе тоже не хочется. В такие моменты важно, чтобы кто-то был рядом, просто подержал за руку, приобнял, выслушал. Но что если никого нет? Тогда нужно выбирать. Ещё хуже, когда Вселенная делает за тебя выбор. «Откуда у меня скальпель?» – одним днём подумал Дирк, вертя в руках хирургический инструмент. Он смутно припоминал, что нашёл его утром под дверью, когда стоял, оглядываясь по сторонам, надеясь увидеть Тодда. Похоже, кто-то во время ночной смены его обронил. Весь день Джентли задумчиво ходил по палате, не выпуская игрушку из рук, остриём прижимал к коже на теле: к запястьям, шее, животу и думал о том, как удивительно устроен мир, что он вот так просто может оборвать свою жизнь. Ранним вечером он подошёл к окну, взобрался с ногами на подоконник. Дирк наблюдал за семенящими снизу людьми: кто-то возвращался с работы или учёбы, кто-то гулял – он слышал громкий детский смех на улице. Дирк завидовал этим людям, понимал, что нехорошо, но завидовал: у них был дом, семья, которая ждёт их, любит, поддерживает. У Дирка такого нет. И не будет. Вдали виднелось заходящее солнце, возможно последнее в его жизни. В его лучах утопали высотки Сиэтла, а небо окрашивалось в нежно-розовый цвет. В животе неприятно закололо, Дирк отвернулся, не в силах смотреть: от этого вида его тошнило, а голова начинала кружиться, он сам не понимал почему. Внутренний голос твердил про Вселенную, монстра и конечное решение. Дирк взял телефон, набрал длинное сообщение, затем стёр его, немного подумал, написал три слова и отправил. Он не был уверен, дойдёт ли сообщение до адресата, прочитает ли он его, но в данный момент для мужчины это было неважно: сейчас в мире существовал лишь он и хирургический инструмент в руке. Его сердце бешено заколотилось, стоило приставить остриё скальпеля к вене. Дирк удивился, ведь днём он чувствовал совсем другое – то было спокойствие и решимость. Он легонько провёл скальпелем по руке: ничего. Может нужно сильнее? Дирк надавил остриём на кожу и провёл ещё раз. Появилось немного крови. Он вытер её об футболку. «Странно». — думалсь Дирку. Он подошёл к тумбе, окунул скальпель в стакан с водой, смочил руку. Элементарная физика. Он нутром чувствовал, что сейчас всё должно получиться, и ему было страшно. Но если Дирк не сделает, что должен, никогда не избавиться от голосов в голове. Джентли вздохнул и закрыв глаза, прикоснулся скальпелем к коже, аккуратно ведя остриё поперёк вены. Пару капель упали на кафельный пол. Рану жгло, было больно, но для Дирка эта боль казалась ничем, по сравнению с тем состоянием, в котором он находился вот уже на протяжении нескольких..нескольких чего? «Ты же понимаешь, что обратного пути не будет?» — спрашивал он себя и тут же утвердительно кивал – это прибавляло ему немного решимости, и он сделал второй надрез – под углом. От испуга Дирк выронил скальпель, его ноги подкосились, воздуха катастрофически не хватало, и он осел на пол. В один миг Дирку захотелось всё прекратить, перемотать рану и лечь спать, но что-то не дало ему это сделать. Это что-то, даже не спрашивая разрешение Дирка нащупало скальпель и сделало третий надрез, пройдясь вдоль вены: от запястья и до сгиба локтя. Вторая рука. Для всего мира это было мимолётно – секунды, но для для Джентли время сейчас текло иначе. Его футболка и штаны оказались в крови, она медленно стекала вниз по руке, обволакивала раны, запачкала пол и одежду – казалось она была везде. Дирк вытер слёзы с лица, даже не понимая, откуда они взялись. Он лёг, обхватив себя руками, и ещё больше испачкав белую футболку. – Белые футболки – это так глупо. – Подумал умирающий разум Джентли. Пол был до ужаса холодный, но этот холод сейчас его успокаивал. Ему больше было не страшно, он находился в неопределённом состоянии – всё было сделано, оставалось ждать. Раз. Два. Три. Голова кружилась, сознание мутнело, лишь внутренний голос изредка повторял: «Ты чудовище. Ты заслуживаешь быть один». Но он вскоре затих. Насвегда. Дирк широко улыбулся. Он видел образы Тодда, родителей, Приста, Риггинса, Аманды, Фары, Роуди-3, даже того идиота-агента из Чёрного Крыла, правда, как его звали, Дирк вспомнить не мог. Джентли собирался закрыть глаза. Всё темнело, и он понимал, что сейчас уже отключится, как внезапно мужчину кто-то подхватил, обнял, прижал к себе..? Послышался голос, но разобрать, что он говорит, Дирк не мог, как бы ни пытался. Ему захотелось обнять в ответ, на секунду он почувствовал, что вновь нужен кому-то, в его глазах вспыхнул огонёк, который сразу же погас, но тело его больше не слушалось. Джентли что-то бессвязно пробормотал, а затем, перед тем, как провалиться в дурманящую темноту, услышал несколько слов, которые были для него слаще мёда: — Я прощаю тебя, Дирк. идиот