***
Пистолет в её руках выглядит сюрреалистично. Вся картина становится ломкой, хрусткой. И мир вокруг становиться безбожно неправильным. Ее тонкие пальчики с маленькими ладошками сжимают большой пистолет. Даже дамская «хлопушка» кажется непропорционально огромной в её руках. И от этого она становится ещё более гротескной. На фоне всех этих мафиози - всех этих мужчин в деловых костюмах - она смотрится слишком хрупко, слишком ломко. Даже Юни смотрится более правильно в окружении своей семьи. Юни ещё вырастет. Утратит остатки хрупкости. Станет второй Арией, очередной Луче. Она же - останется такой навсегда. Слишком сюрреалистичной для мафии. Излишне гротескной для этого мира. С ней навсегда останутся эти локотки-коленки, хрупкие плечики. Луче, Ария, Юни - они всю жизнь были в мафии. Они родились доннами. Они утратили свою хрупкость. Родились уже без неё. Она же - родилась обычной. Простой девочкой. Локотки-коленки. Он знает - с возрастом ничего не изменится. Она вырастет, из девушки станет женщиной. Но локотки-коленки останутся. Она до самой смерти будет гротескной, ломкой, хрусткой. До конца сюрреалистичной.***
Любая одежда лишь подчеркивает эти локотки-коленки. Неправильную хрупкость. Иррациональную ломкость. Показывает ранимость. Добавляет нереальности. Делает её ещё более гротескной рядом с мужчинами в костюмах и с пистолетами. Даже рядом с хранителями-мальчишками она выглядит карикатурно неправильно. Вырванной из контекста. Деловой костюм смотрится на ней инородно - как что-то, снятое с чужого плеча. Неподходящее. Лишнее. Даже на милашке Хром - малышке Наги, девочке Шредингера, уже не живой, но ещё не мертвой - он смотрится более правильно. Он до зубного скрежета хочет сорвать с неё этот чертов костюм. Слишком черный, слишком строгий для нее.***
Реборн впервые не знает, что ему делать. Как учить такую, когда задеть-то боишься - вдруг рассыплется? Как сделать Босса Вонголы-Десятую Вонголу-донну Вонголу из этих хрупких косточек, тонких пальчиков? Забрать бы её. Куда угодно - лишь бы подальше от Вонголы, от мафии. От смерти. Защитить от всех бед. Да только как? Как забрать у Вонголы эти локотки-коленки, осиную талию? Как оставить эту гротескную девочку себе? Его затягивает все глубже. Все сильнее он увязает в смоле. Пристрелить бы её. Да рука не поднимается. Сама мысль ему кажется кощунством. Но все равно нестерпимо хочется пустить ей пулю в лоб. Ему просто её хочется. И чувствует он себя последним педофилом... Да как вообще у нормального мужика может стоять на эти локотки-коленки, розовые губки?! А у него стоит. И поделать он с этим ничего не может. Да и не хочет.***
А она идёт порхающей походкой. Идёт по жизни через все беды и невзгоды, не замечая их, не обращая внимания. Тонкие ножки легко ступают, не замечая грязи, камней и стекла. Не замечая крови и гнили вокруг. Она не смеётся и не плачет, лишь улыбается тёплой и светлой улыбкой. Всё понимающей. Всё знающей. Светится вся потусторонним светом. Неправильным космосом глаз. И на язык оседает горечь жжёного сахара, а вокруг тошнотворно пахнет приторной сладостью.***
Сюрреалистичная девочка. Локотки-коленки. Оленьи глаза. Запах жжёного сахара. Гротескный ребенок. Локотки-коленки. Тонкие косточки. Пламя неба, как медовая патока, струящееся горной рекой. Сюрреалистично хрупкая. Гротескно сильная. Тихая река. Стремительный горный поток. Сюрреалистичная девочка в карикатурных обстоятельствах.***
Когда Занзас видит её впервые, он в шоке. Как и Реборн в своё время. Ему безумно хочется оторвать голову свихнувшемуся старику и его не менее поехавшему советнику. Перед ним не будущая Босс-не будущая Десятая-не будущая Донна. Она даже на обычную девочку не похожа. Фарфоровая куколка, хрустальная статуэтка. Ткни пальцем, и она разлетится на миллионы осколков. Разобьётся со всеми своими локотками-коленками. Со всеми выпирающими косточками. Какой ей конфликт колец? Какая ей битва Небес? Какая ей нахрен мафия? Как её ещё ветром-то вообще не удуло? Не развеяло хрустальной пылью над миром? Не разорвало от собственного пламени? Материться хочется нестерпимо. Гнев начинает бурлить в нём с новой силой. Только выхода он не находит. Право, не срываться же на этих локотках-коленках? Занзас смотрит на неё, как на нечто невероятное, внеземное, потустороннее. Абсолютно нереальное. Смотрит в гротескный космос её глаз. Медово-карамельный. А она лишь улыбается, светло, все понимающе. И тепло от неё, как приливные волны, потоками омывает варийца. Успокаивая, усмиряя его гнев, примеряя с реальностью. И запах жжёного сахара. Приторно сладко. До одури горько.***
Реборн смотрит на эту картину издалека. Не подходя и не вмешиваясь. Глядит на то, как грозный Босс Варии боится задеть маленькую девчушку. Локотки-коленки, ломкие косточки. Смотрит на эту сюрреалистичную картину. Смотрит и знает, что теперь в смоле погряз не только он. Занзас тоже останется там на века. До скончания времен. И пристрелить его хочется с невероятной силой. И её тоже. Её просто хочется.