Я дышал тобой.

      Бывает так, что Судьба ошибается. Иногда – крупно, чаще всего – мелко. С этим ничего не поделать. Бывает так, что ошибается Природа, и ты рождаешься кем-то, кем быть не должен, чувствуешь себя чужим, маленьким и беспомощным для всего мира. Бывает так, что ты получаешь свою собственную, уникальную метку, тебе предназначен совершенно особенный человек. Но ты всё равно падаешь, падаешь. В другого.       От Чонгука пахнет морем. Пеной и солью. Тэхён почти уверен, что где-то там, глубоко внутри, бьются об рёбра самые настоящие волны. Тэхён слышит их каждую ночь – стоит только глаза закрыть. Там, под плотно сомкнутыми веками, песчаный пляж, бескрайняя водная гладь и звёзды, тонущие в ней.       У Чонгука глаза чёрные, озорные, блестящие. Живой подвижный мрак глухо ворочается, скованный тесной человеческой оболочкой. Глаза Чонгука – океан, глубокий и беспросветный. Тэхён видит в этом океане мерцание утонувших звёзд, видит себя в отражении и, кажется, тоже тонет. Привкус соли оседает на языке, пока вода стремительно заполняет лёгкие. Жжётся почему-то в области сердца. Чонгук улыбается, говорит «Привет», а всё, что может сделать Тэхён – промолчать в ответ, сдерживая рвущиеся наружу пузырьки воздуха, последнего оставшегося в лёгких. Чонгук ждёт ответа, смотрит с искренним интересом и кажется преисполненным дружелюбия, но Тэхён, правда, ничего не может сделать. Чонгук не выглядит расстроенным, пожимает плечами и демонстрирует дружелюбную улыбку. Тэхён молчит всю дорогу и изо всех сил старается не обращать внимания на то, что Чонгук пытается незаметно (очень, на самом деле) прочувствовать его запах, втягивая воздух совсем рядом с шеей.       Иногда у Тэхёна возникают мысли, что блеск в глазах напротив – сияние затонувших сокровищ. Золота и серебра, драгоценных камней. Такого блеска нет больше ни у кого – Тэхён знает, Тэхён проверял. Если смотреть слишком долго, то мерцание становится ярче, окружающий мрак начинает шевелиться, растекаться тягучей патокой, густой и вязкой, словно смола. Тэхён не хочет пропасть в этой темноте, забытый и беспомощный, но не может отвести взгляд. В ушах стоит пение, завораживающее и манящее, совершенно волшебное. Где-то в глубине этих глаз танцуют русалки, скрываются мифические создания и целые затерянные цивилизации.       Юнги больно пихает в бок и говорит поторопиться с заказом. На мгновение Чонгук кажется недовольным, но стоит только моргнуть, и наваждение пропадает. Улыбка возвращается на пухлые губы, пока Тэхён пытается определиться с выбором – пиво или что покрепче.       От самого Тэхёна пахнет молоком и мёдом. Тёплым солнечным летом. Об этом сообщает Чонгук, очень неожиданно и прямо в ухо. Вокруг гремит музыка, в бешеном ритме двигаются люди. На столе – несколько стопок и пара бутылок с соджу. Чонгук смотрит слишком серьёзно. Тэхёну не по себе от этого взгляда, хочется рассмеяться, нервно и истерично, хочется спрятаться и разрыдаться. Точно так же. Вслух этого, конечно же, не скажешь, поэтому на помощь приходит очередная стопка. Голова идёт кругом, и песни русалок больше не кажутся настойчивой галлюцинацией. Чонгук шепчет о том, что всегда мечтал о такой омеге, а ещё губы у него горячие и настойчивые. Тэхён не находит в себе сил сопротивляться, плавится от этого жара, а под вопросительным взглядом Намджуна клятвенно обещает себе разобраться со всем завтра.       Завтра выдаётся каким-то суматошным и беспорядочным. Внезапно нужно успеть в несколько мест разом – вернуть книги в библиотеку, успеть на консультации сразу к трём преподавателям, забрать свою работу у четвёртого, договориться о встрече с напарником по проекту. У Тэхёна, правда, совсем нет времени, когда Чимин говорит, что Чонгук ждёт во время обеденного перерыва на крыше. Чимин хмурится, но кивает.       Так проходит почти неделя. За эту неделю Тэхён словно пытается сделать все дела, которые накопились у него в течение двадцати с лишним лет. Они не пересекаются ни на занятиях, ни в коридорах во время перерывов. Тэхён убеждает себя в том, что не прячется и уж точно не бегает от младшего. Оказывается, что очень даже.       У Тэхёна – шум волн в ушах, никаких раковин не надо. Кристаллы соли разрастаются под кожей, больно колются и царапают изнутри. Полупрозрачные, крупные и безумно острые. Забивают глотку, прорастают стеклянными цветами сквозь лёгкие, каждый вдох отзывается новой болью. Они появляются незаметно, понемногу, но в конце недели Тэхён не уверен, что выживет. Тэхёну плохо, когда Чонгук рядом, но когда его нет – ещё хуже. Впрочем, время без заканчивается неожиданно, когда Тэхён чувствует спиной холодный кафель туалетного помещения. Он не уступает Чонгуку ни в силе, ни в скорости, но на этот раз на стороне последнего эффект внезапности. Тэхён чувствует себя сдавшимся ещё до битвы.       - Тебе не надоело бегать?       Нет, не надоело. Тэхён бы ещё долго бегал, насколько это возможно, терзая себя с удовольствием изощрённого садомазохиста. Ещё неделю, месяц. Если это возможно, то и всю жизнь. Правда, уверенности в том, что такая жизнь была бы долгой, нет от слова совсем. Рядом с Чонгуком боль отступает, словно смывается ласковым шелестом волн.       Чонгук шумно втягивает носом воздух и вдруг как-то беспомощно прижимается лбом к плечу старшего. Того немного трясёт, и приходится закусить губу, чтобы подавить в себе зарождающийся крик. Волнение переходит все допустимые границы, и Тэхён не может ему противостоять, чувствуя себя совершенно беспомощным перед нарастающим цунами.       - Мне плохо без тебя. Мне больно без тебя.       Крик всё-таки прорывается наружу, но каким-то слабым, едва слышимым писком. Чонгук поднимает голову и смотрит с неподдельным удивлением в глазах.       - Я думал, ты немой.       Тэхёну почти стыдно, и губа вновь прикушена до боли. Заставить себя ответить вслух не получается, зато в мыслях полный хаос. Тэхён умоляет, чтобы его поняли без слов, простили и отпустили. У Чонгука требовательный взгляд, и от этого возникает стойкое ощущение, что сегодня больше никаких дел не будет. С этого дня вообще больше ничего не будет, если Тэхён не ответит прямо здесь и сейчас. К сожалению, получается только покачать головой из стороны в сторону.       Чонгук выдыхает с заметным облегчением, после чего отходит на шаг назад.       - Мне кажется, мы созданы друг для друга. Я не могу без тебя. С самой первой нашей встречи. Посмотрел на тебя и пропал, - он волнуется не меньше, это видно по тому, как он кусает щёку, как пальцы теребят рукав рубашки: - и я помню, как ты на меня смотрел. Пожалуйста, не отталкивай меня. Ты ведь хочешь этого не меньше.       И эта самая белоснежная рубашка летит на пол. Остаётся ярким контрастным пятном по сравнению с серой, не блещущей чистотой плиткой. Тэхёну почему-то кажется, что если он сейчас поднимет взгляд, то дороги назад точно не будет. Поэтому он отчаянно держится за это белое пятно, на самом деле – за мнимую, обманчивую надежду, что всё станет вновь, как было. Что Чонгук не переводился к ним, что они не были знакомы. Что между ними ничего не было.       Но эта надежда растворяется, стоит только ласковым пальцами прикоснуться к подбородку. Тэхёну хорошо равно настолько же, насколько и плохо. А ему очень, очень плохо. Он оказывается не готов к таким поворотам судьбы. У Чонгука красивый, рельефный торс, почти физически чувствуется упругость перекатывающихся под кожей мышц. Тэхён не готов к этому, вообще ни к чему не готов, уже почти решился сказать об этом, как вдруг приходит осознание, что Чонгук хотел только показать свою метку. Никто не может предугадать расположение чужой метки, это каждый раз лотерея. У Чонгука чёрные силуэты птиц поднимаются от кромки штанов, идут по боку, доходят до груди, уменьшаясь в размерах, пока не пропадают совсем. Он, действительно, думает, что Тэхён – его предназначенный.       Тэхён на это только как-то бессильно кривит губы в усмешке и, молча, поднимает край собственной рубашки, так, чтобы Чонгук увидел бледно-розовые, почти белые лепестки цветов. Тот хмурится, недовольно и недоверчиво, словно не верит собственным глазам, и задирает рубашку выше, оголяя мягкий нежный живот. От силы пять отдельных лепестков, и всё. Чистая, гладкая кожа. Чонгук задумчиво обводит пальцами контур лепестка, отчего Тэхён ловит целую волну мурашек по спине. Язык скользит по пересохшим губам, и Чонгук откровенно залипает на этом жесте. Он всё ещё помнит мягкость этих губ.       - В любом случае, ты омега. Мы можем попробовать, я сделаю всё для тебя. Всё, что захочешь, - и это не пустые слова. Чонгук не знает, откуда внутри него взялась эта уверенность, что старший должен принадлежать только ему, что он совершенно точно не может быть счастлив без, но он верит ей. Свято и безоговорочно. Он привык доверять себе и своим чувствам, и если те говорят о том, что без Тэхёна ничего и никак не получается, значит, так оно и будет.       - Не можем, - собственный голос звучит глухо, кажется каким-то охрипшим и неприятно бьёт по ушам. Чонгук, напротив, совсем не выглядит разочарованным. Более того – совершенно очарованным. Когда до него доходит смысл сказанного, он встряхивает головой и хмурится. Тэхёну невыносимо трудно удержать себя от того, чтобы не ткнуть пальцем в образовавшуюся между бровей складку.       - Почему? Почему мы не можем? Ты мне безумно нравишься, - от этих слов в груди что-то так больно, но так сладко сжимается. Чувство эйфории смешивается с болью, образуя странный, непонятный коктейль эмоций, и Тэхён отдал бы всё, чтобы это продолжалось вечность. Но вместо этого он с трудом размыкает губы для одного-единственного:       - Я не омега. Прости.       Чонгук снова хмурится. И да, он бесконечно милый. Такой взрослый, но такой ребёнок.       - Бета? Мне всё равно, - в его глазах – железная решимость. Чонгук упирается ладонями по обе стороны от головы старшего, смотрит внимательно и ловит каждую эмоцию, любое изменение в лице старшего. Он уже натерпелся этой боли за прошедшую неделю, когда всё вокруг, казалось, пропахло Тэхёном, все остальные ароматы в одночасье исчезли, словно их никогда и не было. Но стоило только двинуться, приблизиться к источнику, тот попросту сбегал. И так до дурной бесконечности. Ещё чуть-чуть, и он бы точно сошёл с ума, видя в каждом только одного человека. Теперь старшему некуда бежать, только не сейчас.       Тэхён мотает головой из стороны в сторону. Точно. Беты не пахнут.       - Я альфа.       Чонгук несколько раз моргает, переваривая информацию. Тэхён не выглядит ни слабым, ни беззащитным, подобно подавляющему большинству омег, но желание беречь и защищать его при этом меньше не становится. Чонгук глубоко вдыхает, пытаясь услышать в себе отголоски чего-нибудь злобного, агрессивного. Чувствующего конкурента. Ничего не происходит, Чонгук бы соврал себе, если бы сказал, что это было неожиданно. Только сердце сладко ёкает и берёт ускоренный ритм, когда аромат молока и мёда щекочет нос и остаётся лёгким послевкусием на языке. На самом деле, это всё похоже на ситуацию с наркоманом, получившим свою дозу после долгой, невыносимо тяжёлой ломки. Во взгляде Тэхёна сквозит понимание, глаза Тэхёна – кофе, карамель и молоко. Чонгук полюбил эту смесь с самой первой встречи и совершенно точно не готов отступить, что бы ни было причиной. Однако, не похоже, что старший это разделяет.       - Хён, мне, правда, всё равно, - быть мягким чертовски непривычно, когда привык всего добиваться при помощи настойчивости и упрямства. Только сейчас давить – не выход, собственно, Чонгуку и не хочется. Хочется показать Тэхёну ту сторону, которую никогда никому не показывал, хочется стать для него самой нежностью, хочется укутать его своей заботой, словно огромным пушистым облаком. Хочется положить весь мир к его ногам, и совсем неважно, что скажут остальные. Какие могут быть остальные, когда перед ним – Тэхён? Волнующийся, сомневающийся, кусающий губы и лихорадочно сверкающий глазами Тэхён. А тот молчит. Молчит и вглядывается напряжённо. И нет, Чонгук вовсе не находит это очаровательным.       - Хён, я стану всем для тебя. Только скажи, чего ты хочешь.       Тэхён смотрит недоверчиво, прикусывает внутреннюю часть щеки, сомневается. Чонгук не врал, когда сказал, что сделает всё. Но если вдруг старший прямо сейчас попросит уйти и больше никогда не показываться ему на глаза, то эта просьба станет последней в жизни Чонгука. Он, скорее всего, и сможет прожить без Тэхёна, но захочет ли? Вряд ли. У старшего кожа – мёд и молоко, у старшего глаза – карамель и золото. Весь Тэхён – произведение искусства, прекрасная Галатея, подаренная ему богами. От подобных подарков Чонгук отказываться не намерен.       Тэхён резко вскидывает голову, отвлекая Чонгука от раздумий. Есть одно желание, которое может выполнить только один человек. Чонгук выглядит, как взрослый ребёнок, хлопает длинными ресницами и взгляд у него – олений, самый что ни на есть настоящий. Когда он смотрит вот так, Тэхён чувствует, как превращается в желе. Ноги подозрительно дрожат, и Тэхён проклинает себя за слабость.       - Я хочу услышать море.       Младший ожидал чего угодно, но явно не этого, впадает в ступор и выпадает из жизни на несколько секунд. Это состояние быстро проходит, Чонгук быстро облизывает сухие губы и почти агрессивно кивает. Если Тэхён захочет, то он для него и единорога, и перо жар-птицы, и аленький цветочек достанет. Если Тэхён хочет к морю – значит, так оно и будет. Достать из кармана телефон – дело пары секунд, набрать номер отца – и того быстрее. Но Тэхён кладёт ладонь поверх и качает головой. Чонгук в смятении, Чонгук растерян и откровенно не понимает. Чонгук отчаянно смущается, когда широкие ладони старшего скользят по груди. Чужой жар мгновенно распространяется по всему телу, приятно покалывает миллиардами иголок внутри. Заниматься чем-то подобным в школьном туалете не особо удобно и совсем не эстетично, но если Тэхён хочет именно этого…       Видимо, на его лице отражаются и страх, и смущение, и неловкость таким огромным шрифтом, что Тэхёну не составляет труда прочитать его, как открытую книгу. Он внезапно мягко, нежно смеётся, прежде чем прижаться ухом к груди младшего. У Чонгука вырывается неожиданное и неуместное икание, которое Тэхён считает незаконно милым. У Чонгука сердце грозиться преодолеть все мыслимые и немыслимые барьеры скорости, заходится в сумасшедшем ритме, и это тоже следовало бы запретить законом. Но самое важное вовсе не это.       Там, внутри, действительно, море. Самое настоящее, живое и дышащее. Оно волнуется внутри тесной клетки, волны набегают одна за одной и разбиваются об невидимую преграду. Тэхён чувствует это всем своим естеством и расплывается в довольной, счастливой улыбке. Он был прав.       Бывает так, что и Судьба, и Природа ошибаются вместе. Это бывает гораздо реже, один случай на миллион. Такие ошибки обходятся гораздо дороже любых других. Пройдут долгие, долгие годы, прежде чем Тэхён узнает, что вкус соли не только у моря.       Чонгук умирает в одиночестве, до нелепого просто и внезапно. В их собственном доме, в полном одиночестве. Тэхён в тот день задерживается на работе дольше обычного, тогда как Чонгук, наоборот, приехал раньше. Его родственная душа так и не смогла смириться с отказом. Сколько встреч было? Три, пять, двадцать? Каждый раз одно и то же, один ответ – нет. Чонгук не представлял себе жизни без Тэхёна, тогда как его предназначенный не видел смысла жить без него. Решительный и упрямый, в этом похожий на Чонгука, он заканчивает их общую жизнь росчерками лезвия по коже. Если Чонгук не достанется ему, значит, не достанется никому. После смерти они всегда будут вместе, в прекрасном новом мире, где нет места другим людям, где никто не сможет им помешать быть вместе. Где нет Тэхёна.       В голове сумбур, столько слов, которые Тэхён обязан услышать, должен узнать, но во всём теле невыносимая слабость. Чонгук умоляет небо дать ему лишь несколько секунд, чтобы написать хотя бы несколько строчек. Того, что не успел сказать и всё время откладывал. Белую бумагу марают алые пятна, рука дрожит и сбивается. Чонгук умоляет Тэхёна не делать глупостей. Просит прощения за то, что был таким эгоистом, просит быть счастливым. Пишет кривым, ломаным почерком о том, как многого Тэхён, на самом деле, достоин. Благодарит за те долгие годы безмятежного счастья, прожитые вместе. Обещает, что однажды они встретятся вновь, но, кажется, так никогда и не допишет эту строчку.       Предназначенная Тэхёна, Пак Минхи, очень понимающая девушка. Она отказалась от свадьбы по контракту, навязанную родителями, когда увидела, что её родственная душа уже счастлива. Что Тэхён безумно любит совсем другого человека. Она не стала разрушать их отношения, не полезла в чужую жизнь. Пожелала счастья и отправилась на поиски своего собственного. Только её усилиями, к счастью, разрыв помолвки обошёлся без скандала.       С тех пор прошло много, очень много лет. Минхи нашла того человека, с которым хотела бы провести вместе всю оставшуюся жизнь. Правда, что-то пошло не так, и во время церемонии бракосочетания Минхи отчетливо чувствует привкус соли на языке. Поначалу это было не так явно, но постепенно соль обожгла глотку, заволокла лёгкие. Каждый новый вдох – борьба, не на жизнь, а на смерть.       Церемонию останавливают, когда невеста внезапно падает на пол, бледная, с широко распахнутыми глазами. Со струйкой воды, текущей из уголка губ. Медики не смогли ничего сделать, как не смог и никто другой. Врачи сказали, что дело не в невесте. Вскрытие говорит о солёной морской воде, заполнившей все дыхательные пути.       Был ли у Тэхёна выбор? Да, безусловно. Выбор есть всегда.       Было ли желание жить дальше, без Чонгука? На этот вопрос ответ так же прост.       Когда нашли тело, ещё не утратившее своей первоначальной красоты, чудом уцелевшее, ещё большим чудом найденное, заметили, что правый бок изуродован до неузнаваемости, словно его перед смертью долго и изощрённо пытали. Но поверх шрамов и ожогов и разлетаются птицы. Чёрные силуэты улетающих вдаль птиц.       Всё могло сложиться иначе. Тэхён мог бы встретить свою предназначенную, Чонгук мог бы никогда не переводиться в тот университет. Они могли бы оба не родиться или могли бы оба быть счастливы по отдельности. Вариантов много, но Судьба играет по своим правилам.       С тех пор дом на берегу моря пуст и тих. Там никто не живёт, вся территория мало-помалу зарастает травой. Кто-то разбил стёкла – нет хозяев, чтобы позаботиться о доме. Он никому не нужен, только ветер завывает в пустых комнатах, где когда-то звенел смех, звучали стоны и играл телевизор.       Местные жители говорят о том, что если к закату выйти на берег, то можно увидеть светлую тень, призрака. Призрака, влюблённого в море.       Чонгук обещал стать для Тэхёна всем. Он не просто им стал. Он остался для него всем, даже после смерти.