Рожденные для ритма

"Так звучит отчаяние"

- Рехнуться можно! – Ким топала ногами настолько сильно, что, казалось, этот звук проходил эхом по всем трем этажам здания. – Ты рехнулась, Ким Ю Ра. Какого черта, какого чертового черта ты сюда пришла? – Ким была зла на себя. Проходя по коридору корпуса музыки, девушка с каждым шагом хотела выдрать себе волосы то ли за свою любопытность, то ли за мягкость сердца. Ей больше всех надо? Конечно…нет? Она не знает. Ким была уверена, узнай Бобби о ее походах в муз. корпус – можно было бы забыть о спокойной жизни без подколов. И это все из -за Ханбина. - Oh misty eye of the mountain below Keep careful watch of my brothers' souls And should the sky be filled with fire and smoke Keep watching over Durin's sons. (О, туманное око горы, что внизу, Следи неотступно за душами братьев моих, И коль небо будет объято огнём и дымом, Оставайся на страже сынов Дурина.) – сердце замерло, весь коридор окутал глубокий вокал. Красота чистого голоса без акустики – вот она. Спонсор вашего трепетания – Эд Ширан и его «I see fire». Эд Ширан: «Вооружайтесь очками, сейчас вы увидите огонь». Ким, забыв обо всем, направилась за голосом, что раздавался из конца белоснежного, светлого коридора. - Oh should my people fall then surely I'll do the same Confined in mountain halls, we got too close to the flame… (О, если мой народ встретит свой закат в битве, тогда я, без сомнений, последую за ним). - паренек нежно вытягивал каждую ноту, украшая свое выступление звучанием акустической гитары. - Now I see fire, inside the mountain… - Нет! Стоп! Что за чертовщина! – стоило Ким чуть приоткрыть стеклянную дверцу и, наконец, посмотреть на сосуд столь очаровательного голоса, неожиданный суровый выкрик мужчины вовсе лишил ее всяких мыслей. Ким встала у самого порога, боясь пошевелиться, из – за дверцы наблюдая, как растрепанный мужчина достойных лет метал в своих учеников листы с нотами. - Вы сюда что покричать приползли? С вашими данными вам выступать в ансамбле с уличными котами! У них концерт начинается рано утром, за мусорными баками. Идите, можете еще успеть. – мужчина продолжать кричать, между тем поправляя свою черную бороду. – Заткни свою балалайку, пока я не примерил ее на твою голову. – парнишка, что пытался в сторонке настроить свою гитару, судорожно начал икать. И, о, как Ким его понимала. Она уже пожалела, что пришла сюда в сотый, нет, в тысячный раз. - Я…хотел настроить… - парнишка еле слышно пробубнил себе под нос, поправляя свои круглые очки. -Зачем ты здесь? – мужчина уставился на паренька своими большими, искрящимися глазами. –Это же тебя вообще не колышит, не так ли? Скажи мне что ты чувствуешь, когда твои пальцы создают звучание, музыку? Что происходит в твоем сердце, в душе? Кайфуешь? Нет, сынок, ты нем к музыке, как камень, и ты сам это знаешь. Твои чуть грубоватые пальцы уже нашли свой кайф в машинах, которые ты прячешь у себя каждый день в толстой сумке, и это ты знаешь. Твое призвание совсем в другом, и сердце твое кайфует совсем не от музыки. Это знаешь ты, знаю я, но не знают твои богатенькие родители. Не самое ли время им сказать это? – мужчина шумно выдохнул, чуть наклоняя голову в сторону паренька, который все продолжал смотреть на свои длинные пальцы. Ким смиренно ожидала ответа задумчивого юноши, как в общем то и все остальные девять человек в классе, но тот продолжал молчать. Кажется, это и было ответом. - Хорошо, а ваше сердце? Что чувствует ваше сердце? Что чувствует ваша душа, когда ваши пальцы нежно касаются струн, клавиш… да чего угодно, любого инструмента! Что происходит внутри вас? Что зарождается в вас? Взрыв? Фейерверк? Черная дыра? Что? – мужчина взмахнул длинными руками, проходясь по всем, кто находился в классе своими лазерами. – Не знаешь? Нет. А ты можешь сказать? Молчать будете у мамки на коленях. Не знаете как сказать? Ты? – мужчина ткнул своим длинным белым пальцем прямо в сторону Ким, которая молилась стать невидимой и исчезнуть от греха подальше. – Что ты молчишь? -Звездопад. – девушка еле перевела дыхание, смотря прямо в эти глубокие, космические глаза напротив себя. В них было что – то. Что – то за пределами ее понимания. Ким не знала, это мудрость, накопленная годами или… Что это отображалось в его ярко голубых, как небо глазах? - Звездопад? Должно быть, внутри у тебя красиво и печально в это время… – мужчина выдохнул, опираясь на крышку черного, глянцевого пианино. – Хорошо. – он перевел взгляд в сторону все того же юноши. - Поэтому, сынок, уважай чужое для себя так же, как и свое. Уважай культуру, религию, внутренний мир человека, музыку – уважай все это, чтобы мир уважал тебя. А вообще, знаете что, смотрите на мир смелее, играйте, как будто это в последний раз, чувствуйте, дышите, живите, не ищите комфорта и спокойствия. Если вы любите этот инструмент на своих коленях – дайте ему играть на струнах наших душ, а если же нет – дайте ему обрести своего хозяина. – мужчина взял небольшую паузу, после чего тихо продолжил: - Выметайтесь отсюда, урок окончен. Когда придете в следующий раз, возьмите мне сэндвич, будьте полезны хоть раз в своей жизни. – стоило ему сказать, что урок окончен, как в ту же секунду класс стал пустым, словно в животе у Ким. Ребята, схватив все свои пожитки, ринулись к выходу, толкая Ким в центр белоснежного зала. - Простите? – Ким обратилась к мужчине, что собирал белоснежные листы с клавиш пианино в одно целое. – Я ищу Господина Ройса, где можно его найти? - Не знаю, ходил где – то здесь. – мужчина задержал на Ким свой изучающий взгляд, после чего снова принялся за старое дело. – А зачем он вам? «Хороший вопрос». - Мне нужно было спросить у него... – Ким действительно не знала, как нужно сформулировать мысли, чтобы более – менее объяснить, что она здесь делает. - Спросить? – мужчина посмотрел на Ким, поправляя задравшийся черный пиджак. – Если вам нужна помощь, чтобы закопать труп, то это я Ройс, а если же вы пришли, чтобы убить меня бумажными работами и подписями, то я такого человека не знаю. Ким, конечно, понимала, что это шутка, но учитывая всю серьезность на лице мужчины, она даже немного задумалась. - Так что? – он продолжал сверлить ее своими космическими глазами. – Труп или бумажная работа? - Труп. – у Ким рот сработал куда быстрее, чем мозг. – Ой, извините, нет, я не то хотела сказать. Бобби, мне нужен Бобби. – Ким сама не отдавала себе отчет в том, что она сейчас несет. Ей нужен Бобби? Какой ужас. - Этот сорванец? – мужчина устало выдохнул, словно у него про Бобби спрашивали после каждой пары, а, возможно, так оно и было, кто знает. – Напивается до чертиков под каким – нибудь забором сейчас, скорее всего. Не стоит волноваться, как напьется до состояния волшебного коврика из «Алладина», вернется. – мужчина продолжал собирать свои папочки и нервно протирать клавиши пианино. - Нет, подождите, не то, чтобы я очень волновалась… Как по мне, он может не возвращаться и вовсе. – Ким и мужчина с секунду смотрели друг на друга растерянным взглядом. - Как по мне тоже. – он демонстративно отвернулся, закидывая черную сумку с папками на плечо. – Ну что же, вопрос исчерпан. - Нет, подождите! Я не то хотела сказать. – Ким уцепилась за лямку черной большой сумки. - Послушайте, может я чего – то не догоняю в силу своего возраста. Вы волшебница? – Ким заметно смешалась, не понимая о чем идет речь. – Время обеденного перерыва вот – вот закончится, а мне что – то не кажется, что вы в силах его продлить. Скажите мне, пожалуйста, если в чем – то заблуждаюсь. - Что не так с «Nocturne from Bichunmoo»? – Ким протараторила это настолько быстро, что вопрос: «А понял ли он меня вообще?», мигалкой сиял в ее голове. Стоило Ким встретится с неприятно озадаченным лицом мужчины, она уже поняла, что ничего хорошего. Ответила, как говорится, на свой же вопрос. - Так вот почему он исчез раньше времени. – он осторожно присел на матово – черную табуретку рядом с дверью, смотря прямо на руки Ким. – Красивая песня, не так ли? Грустная до жути, играю ее, когда нет настроения… Вся загвоздка в том, девочка моя, что для одних это просто грустная композиция о неразделенной любви, а для других воспоминание, больно терзающее душу. - Настолько? - Настолько, что пальцы, жившие музыкой всю сознательную жизнь, теперь отказываются ее играть. – мужчина продолжал смотреть на свои длинные, дрожащие пальцы. Ким так бы и продолжила наблюдать за его дрожащими руками, если бы мужчина мигом не встрепенулся, как пуля взлетая с табуретки. - Время обеда. – он весело улыбнулся, смотря прямо в глаза девушке, которая отчаянно старалась собрать все крупицы слов в ясную картинку. – Хорошо, что ты пришла. Перед уходом возьми тот черный кейс в углу, там гитара. - Гитара? – девушка посмотрела вслед за направлением руки мужчины. – А зачем она мне? - Отнеси владельцу. - А кто это? – Ким подняла черный - белый кейс с побитого жизнью паркета. - Бобби. – стоило Ким услышать ответ, как она в ту же секунду положила его на место, чем вызвала смех у преподавателя. – Будь с ним осторожнее, в твоих руках его душа. - Вы весьма добры. Я тут со своей душой не могу разобраться, зачем мне еще и чья – то… - Завтра утром будет благотворительный концерт, на котором этот паршивец должен будет присутствовать, желательно не в состоянии коврика. Найди и отдай ему инструмент. – мужчина пробежал весь кабинет, пока говорил, чтобы удостовериться, что все окна закрыты. - Я понятия не имею, где он! – Ким более чем готова была выбросить кейс в любое открытое окно. – Вы, наверное, все неправильно поняли, мы с ним не друзья. Я даже больше скажу, он терпеть меня не может, это в связи с последними обстоятельствами, да и я не питаю огромной любви к нему. - Это все замечательно, но я хочу есть… - Да подождите же вы со своим обедом, я не смогу отнести это ему сегодня… Да и вообще когда – нибудь тоже. Каждый раз, когда я его вижу, меня начинает передергивать, вы не поймете, но это очень плохо… - У меня так каждое занятие, о чем речь… - мужчина устало уставился на люстру, пока Ким старалась унять ор внутренних гномов. - В конце концов, я понятия не имею, где он там стелется. - Это не большая проблема. Найди самое безлюдное место у воды – это все. – мужчина щелкнул пальцами «а – ля, тоже мне проблема». - Не уходите, что вы делайте… - Ким готова была лечь на пол, лишь бы мужчина не продолжал натягивать на ее хрупкие плечи тяжелый кейс. - Спасибо, благодаря тебе детки завтра не лишаться хоть какого – то удовольствия. Нас всегда очень ждут в детских домах. – пока Ким успела сообразить, мужчина уже исчез за поворотом светлого коридора. Просто замечательно. *** - Подожди, я уже завернула за угол, а дальше? – пока Ким активно старалась понять своего телефонного навигатора в лице Ханбина, погода на небе принимала не самое активное участие в поисках, готовясь вот – вот заплакать. - Да легче дойти до Африки, чем найти этого идиота, ей Богу! И зачем мне это надо, скажите на милость? У меня что дел других нет? – бело – розовые кроссовки Ким все больше обретали черный цвет, как и ее настроение… Да, и в общем то, как и погода. Вот что называют идиллией? - Я не знаю, там ли он. Я не ищу его в период этого времени. Если найдешь, то готовься к последствиям. – голос Ханбина звучал более чем предостерегающе. - Может ты отдашь, а? – Ким на минуты остановилась, стараясь перевести дыхание и оглядеться вокруг. Ни души. - Это так не работает, принцесса. - Да чтоб! – девушка выключила мобильный, раздраженно отправляя его в карман куртки. Она уже пять с половиной часов ходила по городу с тяжеленным кейсом, стараясь найти его хозяина. Ханбин, конечно, дал наводку, но место это не внушало никакого доверия. Время было достаточно позднее, людей не наблюдалась вообще, если не считать бездомных, что занимали обшарпанные скамеечки. Место, отдаленно напоминающее старый парк, в котором уже давно никто не гуляет, в котором уже давно не горят фонари. Ким уже начала задумываться, что зря вообще затеяла этот тур по городу. - Не будет закурить? – пробурчав на ломанном корейском, неожиданно подошедший сзади потрепанный иностранец заставил Ким дать деру с бешенной скоростью. Прижав к себе черный кейс, девушка бежала куда глаза глядят, а глядели они в темную чащу когда –то живого парка. Тропинки, уже заросшие неизвестной травой, вовсе запутывали, заводя в еще более страшные места, что кое-где горящие фонари вовсе стались редкостью. От страха Ким не понимала сколько уже пробежала, надо ли бежать вообще и гонится ли за ней тот странный парень в капюшоне цвета хаки. Девушка остановилась, чтобы перевести дыхание. Опираясь на свои дрожащие коленки, Ким тяжело выдохнула. Заметив недалеко разодранную скамейку с мигающим рядом одиноким фонарем, Ю Ра решила сесть и обдумать дальнейший план спасения. - Если я выберусь отсюда живой… - Ю Ра схватилась за пересохшее горло. – Если я выберусь живой, то клянусь, я уничтожу тебя… Я вытащу все твои музыкальные кишки и засуну… - не успела девушка дать логическое заключение своим далеко идущим планам, как холодными ладошками прикрыла рот, чтобы не издать лишнего звука. На скамейке, прикрыв одной рукой лоб, с которого постоянно соскальзывал черный капюшон, а другой рукой держа соджу, пустых бутылок которого Ким насчитала семь, скукожившись лежала тушка того самого Бобби. Парень, кажется, лежал там уже довольно долгое время. И перед Ким встал открытый вопрос: он отключился от холода или от алкоголя? А может он помер? Девушка наклонилась, чтобы проверить дыхание, но от парня так несло перегаром, что Ким откинула затею с проверкой из соображения собственной безопасности. - Эй… - девушка кончиком пальца ткнула в плечо парня, но ответных действий не последовало. – Боже… Ты же не умер здесь? В этой дыре… Почему именно здесь… Не мог в другом месте… – у Ким уже начал предательски дрожать голос. Ее медленно начали заполнять чувства растерянности и злости. – Ким Чживон! – девушка с кулака ударила в плечо парня, заставляя того открыть сонные глаза. С секунд пять парень просто смотрел в озадаченное лицо девушки, что наклонилось сверху. - Какого черта ты здесь делаешь? Ким вовсе передернуло от нахлынувшего негодования: - Я? Действительно какого черта я ищу в этом Богом забытом месте пьяницу, которому плевать на свои обязанности, учебу, да и на жизнь в конце концов! Знаешь что, Ким Чживон, ты идиот, который не ценит, что имеет. И да, это говоря я, та самая принцесса, принцесса, которую ты превосходишь в богатстве в тысячу раз. И я совсем не о деньгах… - девушка перевела дыхание после своего горячего монолога, все так же продолжая смотреть в озадаченное лицо парня, лежащего снизу, на холодной деревянной скамейке. И только после того, как к ней пришло осознание сказанных слов, в сердце Ким постучалось сожаление. - Уходи отсюда, у меня голова болит от твоих криков. – парень бросил короткий взгляд в сторону фонаря и снова прикрыл уставшие глаза. - Твоя гитара, просили передать. У тебя завтра выступление, пошли отсюда вместе. – Ким сожалела, что наговорила лишнего. - У меня нет завтра никакого выступления, свали уже, хочу поспать. - Как это нет выст… - Ким готова была задушить господина Ройса, и если это было бы возможно сделать на расстоянии, то незаурядный преподаватель музыки уже блуждал бы в одном из кругов ада. - Ладно, в любом случае пошли отсюда, вставай. – Ким схватила за край черной длинной куртки парня, на что тот резко отреагировал, потянув ее тушку на себя и усаживая на свободное место серой и одинокой скамеечки. - Хочу соджу, там осталась одна бутылка, посмотри под рюкзаком. – Бобби пальцем указал в сторону черного, повидавшего жизнь рюкзака, что завалялся у нее под ногами. - Ты и так много выпил, Боже… - девушка взяла в холодные ручки зеленую бутылочку. Полная. Парень выхватил из рук девушки напиток и порывисто принял сидячее положение. - Оставь гитару и можешь идти. – Бобби сделал быстрый глоток, впуская в свой организм ядовитую жидкость. - Как я пойду? Ты видел сколько времени на часах? – девушка вспомнила странного парня, от которого она бежала еще несколько часов назад. Приоритет остаться рядом со знакомым алкашом, чем с незнакомым странным человеком радовал куда больше, чем могло бы показаться на первый взгляд. - И откуда ты на мою голову… - парень продолжал неспешно опустошать сосуд. И только сейчас, когда свет фонаря осветил его лицо более ярко, Ким увидела его глаза. Опустошённые, безжизненные, совершенно полные отчаяние глаза. Она знает, ей знаком этот взгляд, эти глаза. Они смотрели на нее в зеркале девять лет назад. Рассматривая его лицо, Ким незаметно для себя опустилась до его костяшек рук, которыми он держал зеленую бутылочку. Все в крови и в ссадинах. Как будто после драки. После драки с самим собой. - Я хочу сыграть тебе песню. Одолжишь свою гитару? – Ю Ра, не дожидаясь ответа парня, притянула к себе черный кейс, что лежал в правую сторону от нее, и неспешно вытащила черную, глянцевую, бесподобно красивую гитару. Девушка аккуратно устроила инструмент на своих уставших ногах, и правыми пальцами рук прошлась по всем шести струнам, нарушая тишину. Взял в легкие побольше воздуха и смелости, девушка начала играть первые аккорды той самой «Nocturne from Bichunmoo». Стоило Ким сыграть три первых аккорда, как парень хлопком впечатал ее руку к струнам гитары, заставляя тишину воцарится так неожиданно. - Прекрати. Я не хочу слышать. - Моя мама умерла девять лет назад. Она очень любила музыку. Эта песня была одной из самых любимых ею. Ее диск она бережно хранила в своей коробке-тайне, пряча от отца, потому что он часто приговаривал, что музыку она любила больше, чем его. Но, конечно, это было не так. Она научила играть меня на гитаре и на остальных музыкальных инструментах. Она привила мне любовь и уважение к музыке. И что для других становится развлечением, стало для меня составляющей жизни… Но она ушла. Потому что все имеет закономерность рано или поздно уходить. И с ней ушла музыка в моем доме. Мои пальцы мечтают играть, Ким Чживон. Как твои. – Ким бросила взгляд на дрожащие, чуть кровавые пальцы парня. И не только она. Парень отложил практически пустую бутылку и осторожным движением притянул к себе родную гитару. Он провел по струнам, закрыв глаза. Прислушивается. Он сыграл первый аккорд, затем второй и пальцы его затряслись, отказываясь играть третий. Эта песня уже давно его проклятие. Он отбросил инструмент в руки девушки, и небрежно подобрал злосчастную бутылку, заключая ее в объятия своих все так же дрожащих длинных пальцев. - Оставь гитару и уходи, уже скоро будет светать. – Чживон сделал последний глоток, после чего откинул пустую бутылку в сторону темной части парка. - Я не уйду, пока ты… - Ким инстинктивно поддалась навстречу парню, но замерла и умолкла, замечая на его лице улыбку. – Ким Чживон? - эта улыбка не несла ничего радостного и светлого, и девушка знала это. - Ты так хочешь услышать забавную историю? Что ж, ладно. – парень опрокинул голову к небу, облокачиваясь на спинку мебели. – Когда -то давным-давно жила была очень красивая женщина. Она была настолько прекрасна, что когда ей приходилось проходить по дороге, все оборачивались ей вслед. Она была цветущей как внутри, так и снаружи. Она была чудесна. В ней был лишь один изъян – она безумно любила музыку. И мужчина, которого она полюбила, завоевал ее песней. Он пел ей песню о неразделенной любви и завлек ее в свою ловушку. И когда – то свободная, как нежная птица в небе женщина оказалась в богатой, такой бессмысленной до черта клетке, само того не осознавая. Она ужасно, безвозвратно, неотвратимо полюбила этого мужчину и подарила ему сына. Она была так счастлива, просила его играть для нее, петь для нее, и даже в свои дни рождения говорила, что для нее нет лучше подарка чем его песни. И они вместе учили музыке своего сына. По утрам она провожала и встречала его с работы своим очаровательным пением и улыбкой ангела. Что еще ему нужно было? Казалось, ему должно хватать всего. Вот он! Его джекпот! – Чживон издал ядовитый смешок, от чего у Ким пробежались мурашки по спине. – Но нет, ему стало скучно. Богач, которому всего всегда было мало, разве он мог что – то ценить по -настоящему? Он нашел другую. Ушел. Он бросил ее с ребенком на руках. Оставил. Забрал все из ее сердца, чем она так жадно дорожила. Прошел год. Она угасла. Она не улыбалась, как прежде. Но день за днем она просила своего сына спеть для нее единственную, ту самую злосчастную песню на гитаре. И он играл. Ему нравились те короткие минуты, когда она, закрыв глаза, улыбается по-настоящему, качая головой. И в один из таких обыденных дней, когда она снова попросила его сыграть для нее, она отошла в другую комнату, чуть оставив щель в двери, чтобы слышать, как пел ее сын для нее, ту песню, которую подарил ей ее муж подонок. И он играл, пел. А из комнаты слышалось тихое «громче», и он пел громче, и громче, и громче, пока в соседней комнате его мать натягивала на себя веревку. Он пел, думая, что она слушает его, что ей нравится, играл, даже не подозревая, что она встала на табуретку и еще секунду, а ее уже может не быть. Грохот упавшей табуретки заставил его подняться, не прекращая не игру, ни пение. Он осторожно грифом черной гитары оттолкнул чуть открытую дверь и увидел, что… Что она… - парень сцепил свои руки, чтобы они не дрожали так сильно. Ким сама не поняла, как слезы начали обжигать ее холодную кожу. Но на лице Чживона не было и капли. Он просто молчал, смотря в одну точку, видимую только ему. - Забавная история закончилась. Купи мне соджу, в рюкзаке должны были остаться деньги. – парень натянул спавший на широкие плечи капюшон и прикрыл глаза. «Отчаяние. Говорят, во время отчаяния душа полна падающих звезд. Звучит так красиво, но больно… Мысль, что уже ничего не поменяешь, как бы не молился, как бы не старался, как бы не убивался – все твои действия найдут отклик лишь в пустоте. Ох, как же ноет его сердце. Хватаясь за него, он немо кричит. Другие не могут услышать этого пронзительного крика, но я, я слышала. Теперь этот крик будет слышаться мне в голове каждую ночь. Слова сейчас? Какое же это пустое дело. Не залечат его сейчас ни слова о прощении, ни о любви, ни о Боге. Его душа жила до тех пор одним лекарством, и имя ей Музыка…»