Доброе имя

3 года спустя. - Вам письмо! – в кабинет влетела невысокая девушка с русыми волосами, о былой пламенной яркости которых можно было судить лишь по отросшим концам. Впрочем, их можно было принять за выгоревшие на солнце пряди. – Утром, с почтой принесли. - Оставь в гостиной, Люси. Джон посмотрит, когда вернётся из конторы, – улыбнулась Элизабет, не отрываясь от учебника, лежащего перед ней. - Но оно Вам! От мистера Маккуина, – растерялась камеристка, забавно нахмурившись. - От мистера Маккуина? – удивилась женщина, отодвигая от себя фолиант. Она почти не изменилась за прошедшие годы, разве что волосы отросли, а в уголках глаз появились первые морщинки, что только подчёркивало чёрное платье. Время не так давно отняло у неё тётушку, леди Милли умерла в своей постели прошлым летом, оставив завещание, в котором всё имущество доставалось Элизабет. Впрочем, имение надолго не задержалось в руках юной мисс Эллис. Она отдала его под интернат для девочек, где воспитанницы могли получать профессию и жить до совершеннолетия. У Элизабет мелко подрагивали пальцы, отчего помолвочное кольцо отбросило солнечный зайчик на её лицо. Женщине, что не побоялась жить с убийцей в соседних комнатах, не смущалась переехать в дом жениха до свадьбы и уж точно не тушевалась, стоя у прозекторского стола, вдруг затрепетала и прикрыла ненадолго веки, ощущая, как пекут глаза не прошеные слёзы, для которых не было ни малейшей причины. Глупое сердце зашлось в груди, стуча о рёбра, будто хотело выскочить. Письмо легло в руки, почти обжигая кожу ладоней. Элизабет торопливо вскрыла его, закусив губу в нетерпении. Отослав камеристку вон, она медленно выдохнула. Вынула листок плотной бумаги, исписанный с двух сторон и тут же принялась читать, беззвучно шевеля губами. «Элизабет! Простите мне это личное обращение, но до меня все сведения из Старого Света доходят с большим опозданием, а потому я только недавно узнал о вашей с Джоном помолвке, и не имею представления, как к Вам обращаться – мисс Эллис или уже миссис Аттерстон? В любом случае, примите мои самые искренние поздравления и пожелания благополучия и мира в семье. Я несказанно благодарен и обязан Вам самой своей жизнью, но так и не нашёл в себе смелости сказать это лично, вот видите, какой я неловкий в словах. Из меня, на самом деле, очень дурной дипломат. Впрочем, Вам, наверное, интересно другое. Я благополучно обустроился здесь, в Америке. Адрес Вам, конечно, не сообщу, опасаясь, что Вы броситесь меня искать и, хуже того, найдёте. Меня назначили шерифом в одном из дальних городков, где я обретаюсь с самого своего приезда. Я примирился со своим вторым я, Он более не учинил ни одного злодеяния – ему удивительно пошёл на пользу этот слишком дикий для меня Запад. Я вновь веду дневник, но более исследованиями почти не занимаюсь – на них не осталось времени. Помимо обеспечения правопорядка мне приходится лечить горожан, но местные болезни не идут ни в какое сравнение с хворями, привычными мне. Много ран, которые мне не доводилось видеть в обычной моей практике. Впрочем, не удивительно, здесь кольт есть у каждого второго, а каждый первых хранит дома ружьё. Я пишу Вам об этом только потому, что Вы собирались продолжать своё обучение, когда я покинул Англию, надеюсь, Вы не разочарованы в выбранном пути. Я мог бы написать Вам так много, но не позволю себе утомлять Вас праздными разговорами о пылевых бурях и жарком местном солнце, Вам это ни к чему знать, бесценная Элизабет… Я начинал это письмо бесчисленное количество раз, и каждый раз оно оканчивалось одной и той же фразой, произносить которую я не имею никакого морального права. Я дал слово, что Вы будете спасены от той пучины отчаяния, что носит моё имя. Прощайте, Элизабет!

Бесконечно благодарный за доброе имя, Ваш вечный должник, Мэтью Маккуин. 4 августа 1891»

Элизабет сморгнула слёзы, облизнув солёные губы. Едва ли доктор Джекилл понимал, как она ждала этого треклятого письма. День за днём, три долгих года, снедая себя сомнениями и подозрениями, она следила за всеми новостями из Нового Света. Конечно, об этом никто не знал, разве что леди Милли или Джон догадывались, отчего молодая леди так вздрагивает при новостях из Америки и слушает, затаив дыхание каждое слово. Элизабет сложила письмо, тщательно разгладив место сгиба, и чуть улыбнулась, подумав о том, сколько листов извёл на это послание тот, кого теперь зовут Мэтью Маккуин. - Благодарный за доброе имя, – произнесла неслышно всё ещё мисс Эллис и прикусила щёку с внутренней стороны. Элизабет так взволновалась, что совершенно не обратила внимания на конверт, а ведь он мог сказать ничуть не меньше, чем само послание. Она поднесла его к лицу, напряжённо всматриваясь в скрепляющий его сургуч. Ничего. Изображение оттиска было нечётки, но женщину это не расстроило. Внутренняя сторона конверта так же была исписана. Грубыми, неряшливыми строчками с совершенно противоположным уклоном угловатых букв. Чувствуя странное ликование, мисс Эллис развернула почтовый лист. Первая же строчка смеялась над ней, щерясь пиками букв, так же как написавший её мужчина улыбался при разговоре. «Любопытство не порок, не так ли, моя дорогая Бетти? Полагаю, ты едва не вешаешься со скуки в своём семейном гнёздышке. Мне смешно, оттого что наш общий знакомый доктор верит в то, что смог удержать меня от письма тебе. Мне пришлось потрудиться, чтобы выкроить пару минут для нас, Бетт. Он думает, что спасает тебя, а сам каждый день лезет в самое пекло с одним только желание – получить пулю в лоб и не чувствовать того, что он считает неправильным. Я, видите ли, сломаю тебя, моя дикая Бетт. Здесь тоскливо, среди пересохшей глины и дыма, мне решительно нечего делать. Разве что индейцы, они довольно симпатичные ребята, если подумать. Делают неплохой самогон из кактусов – единственное приемлемое пойло в этой дыре. За последний год я конфисковал, кажется, весь опиум на материке и знаешь, что я скажу тебе, Бетти? Он низкосортная дрянь, отрава, от которой с утра только головная боль. В нашем доме достаточно места, чтобы не ютиться в будуаре.» Это письмо, конечно, не было подписано, но Элизабет этого и не требовалось. Она знала каждый оборот речи, этот уверенный нажим и размашистые строчки. В личности отправителя сомневаться не приходилось. Эдвард Хайд как всегда в своей бесцеремонной манере. Ворвался, смутил и… ничего. Но ей хватит и этого. В конце концов, адрес убийца оставил, в отличие от своего создателя. Воспользоваться же им или нет уже её дело. Но об этом она подумает уже не сегодня, ведь скоро вернётся Джон. Человек, чьё доброе имя не требовало никаких подтверждений.