Сонные глаза ждут того, кто войдёт и зажжет в них свет © Наутилус Помпилиус — Утро Полины Ключ к северу лежит там, где никто не ищет. Ключ к северу ждет между биениями сердца. Я знаю, отчего ты не можешь заснуть ночью: Мы с тобой одной крови, мы с тобой одной крови. © Аквариум — Северный цвет
Когда до Термарилля оставалось всего ничего, Лилайе развезло окончательно. Шатаясь точно пьяный, и цепляясь за плечо брата, он с трудом передвигал ноги. И что было хуже всего — начала возвращаться боль. Стиснув зубы, Лилайе заставлял себя делать шаг за шагом, но каждое движение давалось с огромным трудом. Чтобы скрыть выражение своего лица, он опустил голову, спрятав лицо за длинными волосами. Но Дола слышал каждый тихий всхлип, каждый судорожный вдох и чувствовал, как сильно цепляется Лилайе за его плечо. Наверняка потом на коже останутся синяки, но Доле было не впервой. Чем ближе они подходили к Термариллю, тем хуже становилось наследному принцу. Сначала Дола решил, что тот бредит, но вскоре понял, что это не так. Лилайе шёпотом, почти неслышно приказывал неким голосам оставить его в покое. И было похоже, что он даже не осознавал, что говорит. Поначалу Дола списал это на духов, но и это предположение оказалось ошибочным. «Голоса», донимавшие наследного принца, не имели ничего общего с духами, и мальчишку это нервировало. Дола понял, что дела совсем плохи, когда Лилайе начал спотыкаться и, в конце концов, обессилено остановился. Он с трудом поднял голову и посмотрел на близнеца. — Я больше не могу, Дола, — голос Лилайе звучал прерывисто и хрипло. — Они слишком громкие! Слишком сильные! — Так не слушай их, — Дола не понимал, о чем говорит его брат, но речь шла явно не о духах. — Ты не понимаешь! Голоса и мысли, они слишком громкие... Как больно... Они громче! Громче! — Лилайе издал не то стон, не то крик и зажал уши руками. — Заставь их замолчать! Замолчать! Они рядом. Совсем близко... Как больно! Наследный принц покачнулся, его тело свело судорогой, и он окончательно повис на плече брата. Выругавшись, Дола покрепче прихватил его и потащил вперёд. Когда он увидел, как лесная тропка выходит на широкий тракт, Лилайе ненадолго пришёл в себя. Совершенно безумным взглядом посмотрев на близнеца, он снова обхватил голову руками. Дола готов был поклясться, что на глазах близнеца выступили слезы. Тяжело дыша, наследный принц произнёс: — Они здесь. С этими словами он в очередной раз безвольно обмяк на руках брата. Дола снова выругался, не понимая, что ему дальше делать. Лилайе, хоть и был тощим как селёдка, но оказался довольно тяжёлым. У Долы уже не хватало сил, чтобы дотащить близнеца до дворца. Пока он думал о том, в какую дерьмовую ситуацию попал, до его слуха донёсся конский цокот. Через несколько минут на тракте появился патруль Гончих, и Дола с видимым облегчением вздохнул. Когда всадники приблизились к нему, он стоял у самой дороги, придерживая бесчувственное тело Лилайе. Один из них, видимо, командир, спешился первым и подошёл к Доле. — Ваше Высочество! — Его Высочество тебя не слышит, — буркнул Дола, из последних сил поддерживая Лилайе. — Ему нужно лекаря. Очень быстро. Гончий молча кивнул и дал знак своим подчиненным. Один из них осторожно, словно величайшую драгоценность, забрал наследного принца из рук Долы. Сам он последовал за командиром Гончих, резво взобравшись позади него на коня. Пока всадники ехали обратно рысью, Гончий отрывисто спросил: — Что с вами случилось? Что с ним? — Долгая и неприятная история, — отозвался Дола. — Не хочу рассказывать. — Вам придётся, Ваше Высочество, — титул неприятно резанул младшему принцу слух. — Не мне, так Императрице. Весь двор на ушах, вас обыскались. — Догадываюсь. Если Ее Величество попросит, я расскажу. Не раньше, — ответил Дола. Всадник только хмыкнул в ответ. — Я вам не завидую. Никогда не видел Ее Величество в таком гневе. Мы почти приехали, сейчас сами все увидите. Действительно, дворец напоминал разбуженный улей. Когда Гончие въехали в Термарилль, Дола увидел, как во внутреннем дворе снуют слуги и стражники. Где-то ржали кони и слышался многоголосый гул. Посреди всего этого стоял Иса и командным тоном отдавал распоряжения. А рядом с ним, сложив на груди руки, величественно наблюдала за происходящим Императрица. Пожалуй, она была единственной из присутствующих, кто сохранил ледяное спокойствие. И от этого у Долы встали дыбом волосы на загривке. Увидев вернувшийся патруль, Иса немедленно заспешил навстречу. Стоило Гончим спешиться и снять с лошади бесчувственное тело Лилайе, как Иса изменился в лице и приказал немедленно отнести его к лекарю. Затем он повернулся к Доле, весь пылающий праведным гневом. — Ты! Что ты с ним сделал? — Иса, казалось, не сомневался в вине маленького нелюдя. — Разве так принято разговаривать с принцем? — неприятно усмехнулся Дола. Иллириец тут же взвился: — А, теперь ты вспомнил о титуле, маленький засранец? — зарычал он. — Решил прикрыть свою задницу, словно паршивый трус? Дола весь подобрался и прижал уши к голове. — Прикажете отстегать меня по заднице, сэр? — оскалился он. — Или в угол поставите? Иса задохнулся от его наглости. Он открыл рот, подыскивая ответ, но его прервали. — Иса. Так нельзя. Извинись перед ним, — голос Лиланг отрезвляюще подействовал на обоих. Советник Ее Величества взглянул сначала на Императрицу, затем снова на Долу и, с трудом взяв себя в руки, процедил сквозь зубы: — Я забылся, Ваше Высочество. Приношу свои извинения. — Извинения приняты, — буркнул Дола, но скалиться не перестал. — Иса, проследи за тем, чтобы Лилайе был обеспечен должный уход и покой, — спокойно произнесла Лиланг. — Потом жду тебя у себя с докладом. Иса учтиво поклонился, бросил ещё один недовольный взгляд на Долу и зашагал в сторону императорского крыла. Дола уставился на свои сапоги, не решаясь взглянуть на Императрицу. Вокруг по-прежнему сновали слуги и стражники, но взбудораженный улей потихоньку успокаивался. — Ты. Иди за мной, — произнесла Лиланг, и младшему принцу даже не пришло в голову протестовать. Оглянувшись, Дола увидел командира Гончих, который с сочувствием провожал его взглядом. Заметив, что Дола смотрит на него, он ободряюще ему подмигнул и отвернулся, собираясь расседлать лошадь. В гробовом молчании младший принц следовал за матерью через бесконечные лестницы и коридоры. Он не сразу понял, что они тайными ходами добираются до ее покоев, и ему стало не по себе: приватной аудиенции у Императрицы у нелюдя ещё не было. Дола разглядывал спину Ее Величества и размышлял о том, что ожидает его дальше. Воображение услужливо рисовало разнообразные картины наказания, одну краше другой. Но едва они оказались в императорской опочивальне, и за ними закрылась дверь, Лиланг резко развернулась к сыну. Она смерила его тяжёлым взглядом, затем опустилась в большое кресло и долго молча разглядывала младшего принца с головы до ног. Дола стоял перед ней прямой, как доска, убрав руки за спину. Императрица не торопилась начинать разговор, а заговорить первым Дола не смел. Наконец, она вздохнула и потёрла пальцами переносицу, а затем заговорила на безупречном шеддарском языке. — Несколько часов назад наши патрульные нашли младшего принца Дома Ассэне и его оруженосца в довольно плачевном состоянии. Принцем сейчас занимается мой личный целитель. Говорит, что Ириану не так сильно досталось, как он утверждает, но вот с ухом целитель сделать уже ничего не сможет. Надо сказать, младший Ассэне не поскупился на животрепещущие описания эпизода, в котором ты вывернул ему пальцы, а затем попытался утопить в озере. — Он забыл добавить, что если бы не Лайе, я бы действительно его утопил, — буркнул Дола. Уголок губы Императрицы дёрнулся в мимолетной ухмылке. — Значит, ты не отрицаешь, что все было именно так? — она сощурилась. — Не отрицаю, — Дола стоически выдержал суровый взгляд матери. — Дальше. Ириан поделился с нами тем, как ты вероломно напал на него и его оруженосца из кустов, в то время как они дружелюбно беседовали с твоим братом, — продолжила Лиланг. — И во время потасовки ухо ему отрезал Лилайе. — Брешет, как дышит! — возмутился Дола. — Без уха его оставил я... — Я знаю... — начала говорить Лиланг, но сын ее невежливо оборвал. — ...И если то, что я видел, называется «дружелюбной беседой», то я Императрица Вечной Земли! — выплюнув последнюю фразу, Дола осекся, поняв, что сморозил лишнее. Лиланг неожиданно громко рассмеялась. — Дальше, сын мой, дальше. Теперь мне интересно услышать твою версию событий, — отсмеявшись, произнесла она. Несколько минут Дола молчал, обдумывая свои дальнейшие слова. — Не советую лгать или утаивать подробности, — добавила Императрица, словно прочитав его мысли. — Говори, как все было. — Они его чуть не замордовали до смерти. Я вмешался, — лаконично ответил Дола. — Это не было беседой, если, конечно, эти shienadan не имели ввиду разговор на кулаках. — Ты вмешался до или после того, как твой брат решил дать сдачи? — вкрадчиво поинтересовалась Императрица. Младший принц нахмурился. — Он не мог этого сделать, ему не дали шанса, — почему-то вспоминать об этом оказалось неприятнее, чем Дола думал. — Ириан сказал, что они всего лишь развлекались, bosheta. Он провоцировал Лайе и говорил, что ненавидит полукровок. Shienadan. Снова услышав последнее слово, Лиланг недовольно поморщилась. — Впредь не выражайся так. Мало кто знает язык Джагаршедда, но из-за этого слова ты вполне можешь однажды получить нож в ребро, — вздохнула она. — Что случилось с Лилайе? Дело, ведь, не только в том, что ему сильно досталось. Маленький нелюдь призадумался, вспоминая произошедшее. — Лайе стал слышать голоса. Как по мне — ничего общего с «духами», о которых я наслышан. Просто Лайе что-то слышал, и это причиняло ему огромную боль, — Дола помолчал, собираясь с силами. — Чем ближе ко дворцу, тем хуже было. Он потерял сознание незадолго до того, как нас нашли Гончие. Под пристальным взглядом Ее Величества Дола чувствовал себя так, словно был на допросе. — Когда это началось? — задала новый вопрос Лиланг. — Когда мы были уже близко к Термариллю. Я не знаю, что случилось, — Дола прикусил губу. — Когда мы шли через лес, он был почти в порядке, тем более я дал ему дурман-траву... — Что ты ему дал? — Лиланг подалась вперёд, на секунду потеряв самообладание. Дола уставился на неё, не понимая этой реакции. — Ты дал ему дурман. Вижу, некоторые уроки не прошли для тебя зря, несмотря на то, что ты прогуливал большую часть занятий, — Императрица со стоном вздохнула. — Только вот не говорится в них о том, что для сновидцев она подобна яду. После неё уходит не только боль, но и туманится разум. Лилайе сновидец, и чтобы не слышать мысли и чувства всех во дворце, он возвёл вокруг себя самую настоящую крепость из барьеров, а после дурмана они исчезли. Он слышал мысли и чувства искавших вас Гончих. И всех, кто в эту ночь не спал во дворце. Он вполне мог погибнуть. И тогда тебя тоже бы не стало. Лиланг замолчала, и в покоях повисла звенящая тишина. На лице Долы отражалось полное недоумение. — О чем вы, матушка? — удивился он, совершенно не понимая к чему идёт разговор. Мальчик думал, что Императрица задаст ему взбучку, и был к этому готов. Он ожидал, что ему устроят показательную порку или, как минимум, поставят в угол. Но этот странный разговор окончательно его запутал. — Об этом позже, — Императрица потёрла переносицу. — У меня к тебе очень важный вопрос. Как ты нашёл Ириана и Лилайе? Дола задумался. — Я просто... нутром чуял, где они шли, — попытался объяснить он. — Они оставили «след». — Почему ты вмешался? — Лиланг продолжала настойчиво допрашивать сына. — Ты всегда сторонился Лилайе. — Я ему должен, — Дола смог взглянуть в глаза женщине, что была его матерью. — Только поэтому? — уточнила она. — Я ему должен, — упрямо повторил Дола и, прижав уши к голове, сжал губы. Лиланг усмехнулась — так в этот момент он был похож на своего отца. Императрица поднялась с кресла, подошла к двери и поманила принца за собой. — Я не буду спрашивать, как вы все оказались на озере Иной, — впервые за все время она достаточно мягко улыбнулась. — Идём, я тебе кое-что покажу. И снова бесконечные лестницы и переходы — Дола просто не успевал запомнить дорогу, освещенную тусклым светом из закреплённых на стенах кристаллах. Ее Величество так быстро шла, что порой маленький нелюдь терял ее из поля зрения. Сам он устало плёлся позади. Но иллириец видел то, что называл «следом»: мерцающий шлейф, с головы до ног окутывавший его мать, и который, судя по всему, был заметен лишь ему одному. Лиланг привела Долу в библиотеку. Она прошла через первый зал, вдоль покрытых пылью стеллажей, и зашла в небольшой полутемный закуток, где не было книг, только лишь пергаментные свитки. Подойдя к высоким стеллажам, Императрица уверенно вытащила один из свитков, развернула его и, пробежавшись глазами, протянула сыну. — Читай. Дола посмотрел на текст и поднял голову. — Текст на иллирийском языке, я не смогу, — неуверенно произнёс мальчик. — Сможешь, — Императрица весело усмехнулась. — Ты ещё не понял, на каком языке мы с тобой говорим? Дола удивлённо уставился на неё. Он и не заметил, как во время беседы в опочивальне Лиланг ненавязчиво перешла с языка Огненной Земли на иллирийский. Запоздало Дола сообразил, что Лиланг все это время говорила на двух языках одновременно. И, что удивительно, младший принц ее прекрасно понимал. И он отвечал ей — с сильным акцентом, с трудом подбирая слова, но вполне разборчиво. — Ты лучше, чем думаешь о себе, — Лиланг продолжала улыбаться. — Ты даже не понял, как так вышло, верно? А теперь будь добр, прочитай. Видя, что мать так просто не отступится, Дола сосредоточенно уставился на пергамент. — Легенда... о близнецах? — удивился он, не отрывая взгляда от витиеватой вязи иллирийских букв. — Дальше. Можешь про себя. Несколько минут Лиланг стояла, сложив руки на груди и наблюдала за сыном, который хмурился, морщил нос, недовольно кривил губы, иногда по несколько раз повторял одно и то же слово или фразу, с трудом, но все же читал текст. По мере прочтения выражение его лица становилось все более удивлённым. Наконец, он оторвался от чтения и посмотрел на Ее Величество. — «...Ибо являлись они близнецами, и была у них одна душа на двоих, и ни один из них не мог жить без другого». Грустная сказка, — подытожил мальчик. — Сказка? Ты в этом уверен? — сощурилась Императрица. — Конечно, — пожал плечами Дола. — Так не бывает. Лиланг вздохнула. — Когда мы были Совершенными, мы совершали невозможное. Почему бы этой «сказке» не оказаться правдой, а, Лирико? Нелюдь с недоверием уставился на мать. — Ваше Величество... — произнося титул, он запнулся, словно на миг забыл нужные слова. — Вы же не хотите сказать, что я и Лайе... — Именно это я и хочу сказать, Лирико, — отрезала Императрица. — Да вы же сами не верите в эту чушь! — резко бросил Дола, и тут же получил в ответ взгляд, от которого ему стало не по себе. — Во что я верю — исключительно мое дело, — в голосе Ее Величества прорезалась сталь. — А тебе следует подумать над прочитанным на досуге. Дола скептически вздернул бровь. Он протянул руку с пергаментом Лиланг, но она только отмахнулась. — Оставь себе, это лишь копия, одна из многих. А теперь иди в свои покои и сиди тихо, как мышка. — Как я найду дорогу? — полюбопытствовал младший принц. — Я раньше не был в этой части дворца. — Ты сам сказал, что видишь «след», вот и следуй ему. Я уверена, ты не заблудишься, Лирико, — подмигнула ему Лиланг. — А теперь уйди прочь. Уже у массивных дверей Дола остановился и обернулся. — Я не Лирико. Меня зовут Дола, — угрюмо буркнул он. В ответ Лиланг подарила ему одну из своих ледяных улыбок. — Какой упрямый. Я тебя услышала, Дола Даэтран. И запомни, что я тебе сказала, — серьезно произнесла она. — Ближе Лилайе у тебя не будет никого. Умрет он — и тебя тоже не станет. Вы повязаны навсегда. Запомни это, принц Дола. И сделай правильные выводы. Когда младший принц покинул библиотеку, Лиланг ещё некоторое время стояла, прислушиваясь к затихающему эху шагов. Затем неспешным шагом прошлась по библиотеке, любуясь на книги и свитки, что лежали в вечном полумраке, покрытые слоями многовековой пыли. Императрица наслаждалась выпавшей минутой тишины и покоя, пока была возможность. Но вскоре и она покинула библиотеку. В этот раз иллирийка решила идти к своим покоям не тайными ходами, а простой дорогой. Добравшись до опочивальни, Лиланг обнаружила в кресле Ису, который, как обычно, курил трубку. Увидев Ее Величество, он вскочил на ноги и торопливо стряхнул с колен остатки пепла. — Как он? — Лиланг опустилась на освободившееся место. — Лучше, чем я боялся, — вздохнул Иса. — Переломов нет, треснуло лишь одно ребро, но это не так страшно, как то, что случилось с его разумом. Не ведаю, что произошло на озере, но целитель говорит — ему нельзя сейчас приходить в сознание. Он не выдержит. — Вот как. Значит, поите его сонными снадобьями столько, сколько надо, — отозвалась Императрица и устало потёрла переносицу. — Лирико дал ему дурман-траву, чтобы он смог дойти до дворца. — Конечно же без злого умысла? — недоверчиво фыркнул Иса. — Я думаю, что он действительно не знал, как она действует на носителей айянского Дара, Иса, — Лиланг массировала тонкими пальцами виски. — За что ты его так не любишь? Иса тяжело вздохнул. С самого момента прибытия в Термарилль младший принц только и делал, что доставлял всем неприятности. В глазах Исы, чтившего воспитание и сдержанность, Дола был ещё хуже, чем варвары-шеддары: одной крови с иллирийцами, но абсолютно дикий и невоспитанный ребёнок, чей характер оказался ещё ужаснее, чем манеры. — Сложно хорошо относиться к тому, кто не в состоянии оценить то великое благо, что было ему даровано, — чопорно ответил советник. — Слуги боятся его, Ваше Величество. Он дикий, неуправляемый маленький тиран. Сегодняшний инцидент только подтверждает это. — Что-то мне подсказывает, что ты попросту его боишься, — фыркнула Императрица. — Я боюсь того, кем он может стать, если мы с ним не справимся, — поправил ее Иса. Лиланг устало улыбнулась. — Не станет, если сможет понять то, что я ему показала. Иса с любопытством взглянул на Ее Величество, ожидая продолжения. — Я показала ему «Легенду о близнецах», Иса, — иллирийка задумчиво поднялась со своего места и стала мерить комнату шагами. — Он умнее и лучше, чем ты думаешь. И, кстати, сумел прочитать ее на иллирийском языке. — Никогда бы не заподозрил в нем гения, — язвительно заметил Иса. Впрочем, он мог язвить сколько угодно, но Лиланг видела, что советник чуть-чуть расслабился. Она продолжила: — Я думаю, из него выйдет хороший Гончий, у него все задатки следопыта. Он один быстро отыскал Лилайе и Ириана, и сумел подобраться к ним так, что его никто не заметил, — в голосе женщины прозвучало едва заметное восхищение. — Думаю, его стоит в конце весны отправить в Америден на обучение. — Если вы того желаете, — склонил голову Иса и, не удержавшись, добавил: — Я слышал, в армии неплохо справляются с подобными ему. — Кто знает. Может, это он всех построит. Он сын Редо, как-никак, — усмехнулась Императрица.***
Выбравшись из бесконечного переплетения коридоров в императорское крыло, Дола, наконец, остановился и огляделся. До покоев было рукой подать, но мальчик не торопился к себе. Вытащив из-за пазухи небрежно сложенный пергамент, младший принц развернул его и ещё раз перечитал последние строки. Затем снова сложил лист и убрал обратно. Потоптался на месте, взъерошил и без того растрепанные волосы, недовольно засопел. И, наконец, издав страдальческий стон, направился в опочивальню Лилайе. Доле не хотелось признаваться даже самому себе, что после слов Императрицы его заела совесть. Дойдя до опочивальни, он внимательно прислушался и услышал приглушённые голоса слуг. Через некоторое время они стихли, и дверь в покои открылась. Дола быстро скользнул в тень, надеясь, что его не заметят. Молоденькая служанка несла в руках пустой поднос, а шедший рядом с ней слуга держал грязную одежду Лилайе. Не заметив Долу, они прошли мимо и скрылись за поворотом. Убедившись, что в коридоре никого нет, младший принц воровато оглянулся и тенью шмыгнул в покои брата. Едва он переступил порог опочивальни, как в нос ударил сильный запах трав. Дола недовольно поморщился и решительно направился в сторону балкона. Уверенным движением он распахнул двери настежь, и в комнату хлынул свежий воздух. Затем маленький нелюдь быстро обшарил и обнюхал все углы в покоях. Не обнаружив ничего подозрительного, он бесшумно приблизился к огромной кровати, на которой, по его мнению, поместилось бы ещё четверо взрослых иллирийцев. Но в действительности на ней лежало худое тело наследного принца. Его добросовестно укрыли одеялом, поэтому были видны только тонкие руки и бледное осунувшееся лицо. Дола взял с тумбочки чашу, в которой плескалось густое, мутного цвета, варево. Поднеся чашу к носу, Дола принюхался и брезгливо сморщил нос. Смердело невыносимо. Осторожно вернув пойло на место, он взглянул на лицо близнеца. На разбитых губах поблёскивала свежая мазь, длинные белые волосы разметались по подушке. Младший принц задумчиво взял одну из прядей и пропустил сквозь пальцы. Про себя он эгоистично порадовался, что Лилайе без сознания: так было проще к нему присмотреться. И, разглядывая близнеца, Дола в очередной раз поразился их сходству. С того момента, как они впервые встретились, ему было непривычно видеть брата. Доле казалось, что сейчас он со стороны смотрит на самого себя. Было в этом что-то жуткое и неправильное. Дола попытался представить себя на месте Лилайе — наследным принцем, выросшем среди роскоши в мире, где важнее всего власть — и не смог. За минувшие годы, что Дола провёл здесь, Термарилль так и не стал ему домом. Не то чтобы он скучал по Джагаршедду и его раскалённым пескам, но там все казалось знакомым, привычным. Вечная Земля Иллириан была чуждой Доле, и лишь одно объединяло эти два места — ненависть к полукровкам. Дола не завидовал Лилайе, осознавая, что близнецу, возможно, приходилось немногим легче, чем ему. Просто способы травли здесь были иными. Пребывая в размышлениях, младший принц перебирал волосы Лилайе, но тут холодные пальцы неожиданно вцепились в его запястье. Дола рванулся назад, врезался задницей в тумбочку, снес чашу со снадобьем на пол, но руку вырвать из ладони брата не сумел. — Ах ты ж пердольский перламутр и все портки Махасти! — в сердцах выругался Дола, пытаясь успокоиться. — Не так громко... пожалуйста, — тихо попросил Лилайе, потерев второй рукой висок. — Как ты? — Дола склонился над ним, взволнованно косясь на запястье, которое близнец и не думал отпускать. — Не знаю. Плохо? Никак? — последовал негромкий ответ. — Стало тише. — Хорошо, — близнец неуверенно улыбнулся. — Может, отпустишь мою руку? Лилайе взглянул на брата сквозь полуприкрытые глаза и отрицательно мотнул головой. — Ты снова сбежишь. Как всегда сбегал, — он говорил короткими и рваными фразами, то и дело переводя дух. — Я тебя больше не отпущу. — Так и будем ходить за ручку? — неловко фыркнул Дола. — Если понадобится, — Лилайе почти шептал. — Что ты здесь делаешь? — Пришёл тебя проведать, что в этом такого? — ответил младший несколько нервно. — Я вижу, ты потихоньку приходишь в себя. Скоро придёт лекарь. Думаю, он не обрадуется, что я разлил его пойло по всей комнате. — Сонное снадобье, — губы Лилайе тронуло подобие улыбки, а глаза неотрывно смотрели на близнеца. — Оно все равно было отвратительным на вкус. — Ну... я тогда пошёл? — после затянувшейся паузы с робкой надеждой спросил Дола. Но Лилайе лишь сильнее сжал пальцы на его запястье и снова помотал головой. — Останься. — Но тебе нужен покой, и потом, лекари и слуги... — Дола предпринял слабую попытку дёрнуть рукой. — Останься, — повторил Лилайе. — Пока ты рядом, я почти не слышу их. Младший принц открыл рот для контраргумента, но подумал и промолчал. Его уши недовольно встопорщились. — Но тогда ты можешь и мои мысли слышать, — буркнул он, понимая, что уже позорно капитулировал. — Я постараюсь не подслушивать, — на этот раз Лилайе нашёл в себе силы искренне улыбнуться. Дола издал протяжный вздох и уселся на кровать. Лилайе снова закрыл глаза, продолжая держать близнеца за руку. Через некоторое время его дыхание стало ровным, и Дола понял, что брат заснул. Вскоре его самого начало клонить в сон. Не рискнув высвобождать руку, мальчик кое-как пристроился рядом, свернувшись калачиком, и провалился в небытие без сновидений. А с утра в покоях наследного принца разыгралась настоящая драма. Началось все с того, что пришедший в сопровождении слуг лекарь обнаружил обоих близнецов мирно спавшими на огромной постели. Дола дрых, закинув ногу в грязном сапоге на брата и практически оттеснив его к краю кровати, в то время как Лилайе даже во сне не выпускал его руку. Пробуждение принцев оказалось бурным: пришедший в ужас от несоблюдения элементарной чистоты лекарь бесцеремонно разбудил Долу и вытолкал его взашей, сообщив, что пока младший принц как следует не отмоется и не сменит грязную уличную одежду на приличный костюм, в покои к Лилайе его не пустят. Сам наследник чувствовал себя намного лучше, нежели ночью. Сонно наблюдая за ожесточенным спором брата с лекарем, он зевал и пытался понять, что вообще происходит. Когда за громко возмущавшимся Долой захлопнулась дверь, заглушив его голос, Лилайе, наконец, начал соображать. Он тоже получил свою порцию воспитательной брани, но сидел при этом донельзя довольный. Разумеется, весть о том, что наследному принцу гораздо лучше, очень быстро донесли до Исы и Ее Величества. Когда Императрица и советник посетили опочивальню Лилайе, мальчик уже успел привести себя в порядок и теперь сидел в кресле у окна, отхлёбывая из чаши травяной настой. В этот раз пришёл его черёд рассказывать о случившемся ночью, и теперь уже он был вынужден выслушать мнение Исы о своём безответственном поступке. Разумеется, учитель не преминул напомнить о том, что через два дня во дворце состоится бал в честь праздника весны, и упрекнуть наследного принца в том, что он поставил Дом Даэтран в весьма неловкое положение. Здесь-то и нашла коса на камень: Лилайе упрямо начал доказывать, что он вполне способен посетить приём, чувствует себя прекрасно и даже почти справляется со своим Даром. Конечно, на восстановление щитов, чтобы не слышать мысли окружающих, уйдёт гораздо больше времени, чем двое суток. Но наследный принц утверждал, что пока его брат рядом — он действительно почти не слышит чужие мысли и желания. Масла в огонь подлил и сам Дола. В разгар семейной беседы младший принц неожиданно появился в опочивальне с балкона. Пока Иса хватался за сердце, Дола жизнерадостно пояснил, что перебрался сюда по карнизу. От Ее Величества, конечно же, не укрылось то, что Лилайе тянется к близнецу, как весенние побеги к тёплому солнцу. Словно ему действительно лучше и спокойнее, пока Дола рядом. Конечно, Лилайе не упустил возможность переманить брата на свою сторону. На самом деле Дола, как и Императрица с Исой, был отнюдь не в восторге от настойчивого желания наследного принца явиться на приём. Ещё меньше энтузиазма у него вызывала мысль о том, что и ему придётся облачиться в ненавистные парадные одежды и пытаться вести светские беседы с гостями. Иса и Лиланг, в свою очередь, позиций сдавать не собирались. После долгого и ожесточённого спора они остались при своём мнении и удалились из опочивальни, оставив братьев выяснять отношения уже между собой. А через два дня, в день праздника весны, гостей и саму Императрицу поджидал сюрприз. Близнецы, разодетые с иголочки по последней моде, стояли на пороге бального зала рука об руку, неприветливо зыркая по сторонам своими бесстыжими глазищами. Увидев сыновей, Ее Величество не на шутку рассердилась, но спрятала недовольство за радушной улыбкой. Однако, в сверкавших гневом синих глазах было молчаливое обещание, что после праздника близнецов поставят в угол. Часть высокородных особ удивлялась, что младший принц вообще соизволил явиться на прием, а пара заинтересованных лиц вполне искренне недоумевала, увидев Лилайе на мероприятии. Ведь два дня назад по дворцу с феноменальной скоростью разлетелся слух о том, что наследный принц болен и не покидает свои покои. На лишенном эмоций лице Лилайе не было следов болезни или несчастного случая. Разбитые губы почти полностью зажили благодаря врождённой способности и стараниям лекаря. Спину он держал прямо, и странным могло показаться лишь то, что Лилайе слишком часто опирался на руку брата. Разумеется, внимательный наблюдатель заметил бы неладное — то, что Лилайе опирается на Долу в основном во время ходьбы, стараясь не хромать. А уж сколько силы воли ему понадобилось, чтобы держаться прямо — лучше вообще никому не знать. — Может, передохнешь? — вполголоса спросил Дола, когда после совершения приветственного променада они отошли к столу с напитками. — Нет уж, — скрипнул зубами Лилайе. — Не хочу дать слабину. — Лайе, — укоризненно вздохнул близнец, — Ты невыносим и упрям. Когда ты свалишься без чувств прямо посреди зала... — Не свалюсь, — мотнул головой наследник. — У меня хватит сил. — Лайе, — настойчиво повторил Дола. — Не выпендривайся. Может, кого и обманешь, но не меня. — Ты бы лучше за собой последил, братец. Мы на важном приёме, и на нас все смотрят, — огрызнулся Лилайе, отдернув руку и опершись на стол. — Так что постарайся не вести себя как вахлак. Затем на всякий случай поправил тиару на голове. Убедившись, что она сидит как надо, он вздохнул. Вопреки его ожиданиям, Дола не стал зубоскалить. Но и глаз не отвел. Взгляд его на мгновение стал бесноватым, как той ночью, когда он готов был утопить Ириана. Лилайе не понимал этой реакции. Не хотел понимать, ибо как-то не по себе ему становилось под этим неожиданно холодным и злым взглядом золотых глаз. Наконец, Дола осторожно взял его за руку. Несмотря на то, что на руках были перчатки, прикосновение показалось Лилайе обжигающим. По спине наследного принца пробежали мурашки, а уши нервно встали торчком — все мысли близнеца были как на ладони. — Идем, мой венценосный брат, — хмыкнул Дола. Он как бы невзначай поднес руку близнеца к губам и поцеловал кольцо-печатку на указательном пальце наследника. Было в этом, с виду церемонном жесте что-то издевательское, от чего юный принц мгновенно приобрёл пунцовый оттенок. Может, виной тому был откровенно насмешливый взгляд близнеца из-под полуприкрытых век, а может, в помещении стало слишком душно. После короткой паузы Лилайе нашел в себе силы хрипло каркнуть: — Пошли, малой. Если бы не серая кожа урожденного иллирийца, то наследный принц сравнялся бы по цвету с перезревшим помидором. «Да что же это такое творится-то — растерянно думал Лилайе, опираясь на твердую руку чеканившего шаг близнеца. — Что же со мной происходит?» Он начинал подозревать, что явиться на бал, надеясь лишь на странную способность близнеца скрадывать эмоции окружающих, было не очень хорошей идеей. Лилайе бросало то в холод, то в жар, сердце билось гулко и сильно, отдаваясь в висках тупой болью, а ноги стали ватными. Внутри все скручивало от неясного чувства. Огромным усилием воли Лилайе заставил себя отвлечься от созерцания профиля близнеца и вернуться разумом к гостям. Тем более что желающих получить от наследника танец и светскую беседу значительно прибавилось. Но даже тогда Лилайе не смог полностью отвлечься. Восприятие чужих мыслей и чувств резко стало ярче, боль в рёбрах и в висках стала нестерпимой. Взгляд упорно возвращался к Доле, который в свою очередь внимательно следил за старшим братом. На лице его то и дело мелькала этакая всепонимающая и донельзя паскудная усмешка. Рассудок панически сигналил о том, что два танца подряд и беседа с сыном джалмарийского посла — это перебор. Но иллирийская гордость, помноженная на шеддарское упрямство не сдавалась до последнего. Гости, их лица и голоса, пьянящее вино из Джагаршедда, бесконечный гул, непрекращающаяся музыка — все это смешалось в голове Лилайе в один большой пестрый ком. Тиара на голове как будто налилась невыносимой тяжестью. Под конец вечера наследника била крупная дрожь, глаза лихорадочно блестели, а тупая боль в висках многократно усилилась. Он искал глазами Долу, но не видел его. И только когда правила этикета позволили Лилайе покинуть гостей, он извинился перед одним из аристократов, с которым беседовал, отошел в угол и с едва слышным стоном прислонился к стене. — Воистину, ваше упрямство достойно восхищения, милорд, — прошелестел до ужаса знакомый голос над самым ухом. Вздрогнув, Лилайе открыл глаза и уставился на собеседника. — Ириан Ассэне, — собственный голос он слышал, как сквозь подушку. — Неважно выглядите, мой принц, — с участием произнес долговязый иллириец, внимательно вглядываясь в наследника. — Благодарю за участие, но приемы иногда бывают столь утомительны. — Лилайе искусно замаскировал злость под вежливую улыбку. — Я не заметил рядом с вами оруженосца, милорд. Необычно для вас прийти сюда без верных друзей. Наблюдая за перекосившимся лицом собеседника, он мстительно усмехнулся. Про себя наследный принц отметил, что Ириан своей вычурной причёской ловко скрыл отсутствующую часть уха. Усмешка Лилайе стала ещё шире. Юноша побелел от негодования, но улыбаться не перестал. Вместо этого он схватил наследника за запястье. Ириану не понадобилось даже прикладывать усилия, чтобы от чужого образа, пропитанного злобой и ненавистью, у Лилайе перед глазами заплясали кровавые круги. Однако дальнейшим событиям помешал Дола, возникший из ниоткуда и ловко подцепивший когтями уцелевшее ухо принца Дома Ассэне. — Сгинь отсюда, убогий, — мягко посоветовал он. — И береги свои острые ушки. — Интересно, что ты тут забыл, одичалый, — с презрением заметил Ириан. — Нравится изображать из себя нарядное пугало? Здесь, во дворце, он чувствовал себя намного увереннее, думая, что воспитание, репутация и присутствие огромного количества знатных гостей не позволят близнецам поддаться на провокации. Впрочем, он не учёл того, что Дола плевать хотел на этикет и репутацию. Потому в следующий миг Ириан сложился напополам, получив не слишком сильный, но болезненный тычок в солнечное сплетение. — Когда свидимся в следующий раз, Ириан Ассэне, я тебе не только второе ухо обрежу, но и как следует сапогом в гузно наподдам. Уразумел? — голос Долы оставался по-прежнему мягким, но от его интонаций у Лилайе встала дыбом шерсть на загривке. — Маленький байстрюк, — сдавленно просипел Ириан и с трудом выпрямился. — Что ж вы все непонятливые такие, — Дола продолжал все так же безмятежно улыбаться. — Иди отсюда, убогий, пока цел. — Ты не посмеешь, — возмутился Ириан. — Ты ведь не хочешь очернить репутацию своего Дома? — Ты ещё не понял? Мне насрать на репутацию Дома, Ириан Ассэне, — улыбка Долы стала неприятной. — Ты вполне заслужил хорошую взбучку, и, честно говоря, если бы не Лайе, я бы тебя утопил ещё на озере. Это очень легко исправить. Лилайе молча наблюдал за их диалогом, надеясь, что до драки не дойдёт. С Долы сталось бы ее затеять. Вероятно, Ириан тоже об этом подумал, да и воспоминания о потасовке на озере были все ещё свежи. Поэтому, недовольно скривив губы, он отошёл от братьев. Смерил их ненавидящим взглядом и восвояси удалился в бальный зал. Когда Ириан позорно дезертировал, Лилайе позволил себе тихо выругаться. — Спасибо... — голосом умирающего лебедя прошелестел он. — У тебя жар, — когтистая рука близнеца легла на его пылающий лоб. — Я тебя предупреждал. — Все нормально. Я просто дико устал... — Лилайе говорил с долгими паузами. Он поднял лихорадочно блестящие глаза и оттолкнулся от стены. — Малой, знаешь, я... — что хотел сказать наследный принц, осталось для Долы загадкой. Лилайе покачнулся и завалился на близнеца, чувствуя, что ему нужно срочно в тихое, спокойное место, где нет ни души. Уткнувшись носом в плечо близнеца, Лилайе пробормотал: — Так громко. Хочу тишины. Дола в сердцах выбранился, прикидывая, как далеко он сможет оттащить близнеца, чтобы привести его в чувство. Затем, не особо церемонясь и невзирая на слабые протесты наследного принца, перекинул его через плечо и быстрым шагом припустил в тихую часть дворца. В эти минуты Дола вполне искренне и обоснованно ненавидел своего близнеца, которого ему уже второй раз за последние дни приходилось нести на закорках. Когда он дотащил брата до противоположного крыла дворца, Лилайе запротестовал и потребовал поставить его на пол. Оказавшись на ногах, он потер виски пальцами. — Они все ещё громкие. — Скверно, — резюмировал Дола. — И чего тебе не сиделось в опочивальне? — Наследный принц должен быть на виду, — буркнул Лилайе. — Слухи здесь рождаются и распространяются с огромной скоростью. — Я заметил, — младший принц поморщился. — Не понимаю, какое тебе дело до всех этих лизоблюдов. — И не поймёшь, ты же не наследник, — огрызнулся близнец. Дола возвёл очи горе и тяжело вздохнул. — Я знаю одно отличное место. Пойдём, — вдруг произнёс он. — Нам нельзя покидать дворец, — скептически взглянул на него Лилайе. — А кто сказал, что оно за пределами дворца? — усмехнулся Дола, и в его в глазах появилось лукавое выражение. — Пойдём со мной, тебе понравится. С сильным сомнением Лилайе последовал за ним. Он, конечно, знал, что дворец Термарилль являет собой лабиринт, построенный в давние времена Совершенными, но не представлял себе его истинных масштабов. Спустя три этажа, пять запутанных переходов и пару головокружительных подъемов по бесконечным винтовым лестницам мальчик осознал, что понятия не имеет, в какой части дворца находится. Сам Лилайе бывал только в западном и восточном крыльях, да иногда забредал в древнюю библиотеку. До сих пор Лилайе только слышал о дальней части дворца, давно забытой и покинутой всеми. Дом Даэтран был слишком малочисленным, чтобы заботиться об этом месте. Коридоры пахли затхлостью и пылью. То там, то тут встречались старые следы борьбы — на стенах виднелись росчерки и выбоины, явно нанесенные оружием. В некоторых местах еще виднелись темные бурые пятна. Лилайе предположил, что это отпечатки резни, устроенной Лильхарраном Ассэне, когда он напал на Дом Даэтран и вырезал всю семью. Кроме принцессы Лиланг, матери близнецов. Лилайе считал, что то был один из ярчайших и жестоких эпизодов иллирийской истории, той ее части, что началась после окончания Периода Исхода. Падение Дома Даэтран ярко свидетельствовало о том, что иллирийская Империя не так сильна и сплочена, как могло казаться извне. Задумавшись, Лилайе не заметил, как отстал от Долы и остался один в полутемном коридоре. Подняв голову, он понял, что потолок усеян сотнями маленьких кристаллов неизвестного происхождения. Они-то и были источником света в старой части дворца. От них исходило тусклое мертвенно-холодное сияние, слишком слабое для того, чтобы осветить коридор полностью, но его было достаточно чтобы Лилайе смог разглядеть изящный, несколько вычурный, барельеф на стене. Вглядевшись в него, Лилайе понял, что на стенах дворца изображена древнейшая история иллирийского народа, от зари Золотой Земли Айягарасэ до ее гибели. Взгляд Лилайе упал на старинный портрет, висевший на стене и покосившийся от времени. С холста смотрел синеглазый иллириец, облачённый в простой кожаный доспех. Лицо его было задумчивым, если не сказать, обречённым. Миндалевидные глаза казались поразительно живыми и из-за этого сильно выделялись на общем фоне. Помимо насыщенного синего цвета глаз, семейное сходство было налицо. Вглядываясь в изображение, Лилайе запоздало сообразил, что перед ним Даэтран Познаватель. Тот, кто дал начало Дому Даэтран. Глядя на его лицо, Лилайе удивился, насколько сильным было сходство Познавателя с матерью, да и с самими близнецами тоже. Наследный принц стоял у картины, забыв обо всем на свете, и потому невольно шарахнулся в сторону, когда из темноты неожиданно появился Дола. — Не отставай! — недовольно сказал близнец. — Не ровен час, заблудишься, и никто тебя не найдёт. — Посмотри, — Лилайе ткнул пальцем в изображение Познавателя. — Я думал, его портретов не сохранилось. — Кто это? — Дола взглянул на картину без особого воодушевления. — Даэтран Познаватель, основавший наш Дом. Он был Совершенным. И предателем своего народа. Благодаря ему мы те, кто мы есть сейчас. — «Благодаря» или «из-за него»? — уточнил Дола. — Думаю, иллирийцы были не в восторге, когда перестали быть Совершенными. — Это так, — кивнул Лилайе. — И все же, он был одним из тех, благодаря кому закончился Период Исхода. — В Джагаршедде никто не знает о Познавателе, — вдруг сказал Дола. — Но все восхваляют Первого Полководца. Иногда забавно наблюдать за тем, что у каждого народа — собственный герой. — Так было всегда, — пожал плечами Лилайе и сменил тему разговора. — Откуда ты знаешь об этом месте? — Как-то заблудился в здешних хитросплетениях коридоров, — ухмыльнулся Дола. — Еле нашёл выход в жилую часть, а потом вернулся сюда из любопытства. У меня было много времени, чтобы изучить этот лабиринт. Здесь тихо и жутко, но можно побыть в одиночестве. Дола взял Лилайе за руку и потащил за собой, отрывая от созерцания портрета Даэтрана Познавателя. — Идём, или мы никогда не доберёмся до того места. Лилайе ничего не оставалось, кроме как следовать за ним. Пару раз он оглянулся и ему показалось, что глаза с портрета — синие и необыкновенно живые — следят за ним, и наследному принцу стало немного жутко. Братья добрались до очередной винтовой лестницы, что вела вверх на несколько ярусов. Камень здесь казался совсем древним и не был облицован привычным глазу белым мрамором. Сквозь многочисленные трещины пробивалась трава, а ступени в некоторых местах покрылись мхом. По самой лестнице гулял сильный сквозняк, и где-то наверху завывал ветер. Лилайе не был трусом, но от мрачного антуража у него пробежали мурашки по спине. Успокаивало лишь тепло руки близнеца, и то, как уверенно он вёл брата за собой. Когда у Лилайе уже гудели ноги и кружилась голова от бесконечного подъёма вверх, лестница, наконец, закончилась. Близнецы оказались в небольшом круглом помещении. Оглядевшись, Лилайе понял, что они находятся на самом верху одной из старых башен Термарилля. Здесь не было стен, только крыша, поддерживаемая каменными резными колоннами, многие из которых заросли плющом. В центре на круглом пьедестале располагалось нечто, похожее на древний алтарь, на котором когда-то разжигали огонь. Невольно наследный принц раскрыл рот, жадно озираясь вокруг. Виды здесь открывались потрясающие. Подойдя к краю, он искренне восхитился увиденной красотой: до самого горизонта простирались посеребрённые лунными лучами земли Колыбели Лета. Лилайе мог разглядеть крошечные, словно на картинке, дома иллирийских деревень, разбросанных то тут, то там. Видел он и живописные зеленые холмы, и озеро Иной, что в ночи казалось белым из-за окутывавшего его тумана. И посреди этого великолепия тонкой серебристой змейкой извивалась река Халлэ, растекавшаяся на десятки маленьких ручейков, что насыщали Вечную Землю жизнью и дарили ей плодородные урожаи. Лилайе зажмурился от восторга и вдохнул свежий ночной воздух полной грудью. Внезапно он осознал, что нестерпимая головная боль ушла, как исчезли чужие голоса и мысли. От наступившего облегчения наследный принц рассмеялся. — Нравится? — оглянувшись назад, Лилайе увидел Долу, прислонившегося к одной из колонн. Близнец несколько самодовольно улыбался, но это была искренняя улыбка, совсем не похожая на его привычный диковатый оскал. — Виды прекрасные, — улыбнулся Лилайе. — Потрясающее место. — Я часто здесь бываю. Иногда выбираюсь на озеро Иной, иногда прихожу сюда, — Дола наклонился, и Лилайе увидел, что он достаёт из неприметной ниши в колонне небольшую суму. Покопавшись в ней, Дола с довольным видом вытащил огниво. Затем он подошёл к пьедесталу и после пары неудачных попыток разжег огонь на алтаре. Лилайе вновь обратил свой взор на простиравшуюся до горизонта панораму. Только сейчас он начал в полной мере понимать, насколько прекрасной была Вечная Земля. Пока он любовался видами, Дола примостился рядом с ним, сев на самый край крыши и свесив ноги. Увидев это, наследный принц поёжился. Он не боялся высоты, но сидеть на краю не рискнул бы. Дола тем временем приглашающе похлопал по камню возле себя. — Садись, в ногах правды нет. Помявшись, Лилайе осторожно присел рядом. Последовать примеру брата он не решился и потому просто пристроился рядом, прислонившись спиной к колонне. Некоторое время близнецы молчали, размышляя каждый о своём. Дола то и дело косился на брата, и было видно, что его прямо-таки распирает от вопросов. Наконец, он не выдержал: — Ты ведь безупречно владеешь языком Джагаршедда. Почему никогда не называешь меня «Доэлха», но искажаешь мое имя? Лилайе улыбнулся, вглядываясь в горизонт. Хоть на шеддарском имя близнеца означало задорное «Огонёк» и звучало совсем иначе: «Доэлха», наследный принц предпочитал звать брата на иллирийский манер, звонким «Дола». Ведь на языке Вечной земли оно означало... — «Неизбежности нет», — произнёс Лилайе. — Что? — Дола удивлённо заморгал пушистыми ресницами. — Твоё имя, — пояснил близнец. — На иллирийском это значит «неизбежности нет». Младший принц замолчал, не зная, как реагировать на ответ. Но надолго его не хватило. Спустя некоторое время он снова принялся расспрашивать брата. — Ты всегда такой… сдержанный? Лилайе удивлённо уставился на него и непонимающе вскинул брови. — У тебя всегда выражение лица, будто ты нюхнул жухлую капусту, — пояснил Дола. — Смотришь на всех, как на вахлаков. Почти никогда не улыбаешься и не смеёшься. Самого не раздражает? — Сам ты капуста! — обиделся Лилайе. — Я улыбаюсь. — И смотришь на всех, как на... — поддел его Дола. — ...вахлаков, ты уже говорил, — насупился близнец. — Наследный принц должен быть сдержанным, ибо не подобает ему показывать эмоции. Дола закатил глаза. — И эти дурацкие правила тебя не раздражают? — Раздражают, — подумав, честно ответил Лилайе. — Но по-другому я не умею. — А ты попробуй, — улыбнулся Дола. — Все равно никто не увидит твою минутку позора. — Мы одни, и нас, наверное, уже ищут, — скривился наследный принц. — А когда найдут, Иса в очередной раз прочтёт тебе лекцию о том, что «наследный принц должен быть...», — фыркнул Дола, внимательно наблюдая за близнецом. У Лилайе покраснели уши, и он испытал непреодолимое желание нашкодить. — Как мне надоела эта дурацкая присказка, — недовольно проворчал он. Сорвав с головы тиару, Лилайе в сердцах швырнул ее на пол. Она звонко брякнулась о каменный пол и укатилась подальше с гневных очей будущего Императора. — Наследный принц должен это, наследник должен то, наследный принц должен быть! — и Лилайе неожиданно добавил пару крепких выражений на шеддарском, подслушанных у Долы и недостойных звучать в устах принца. На задворках сознания мелькнула мысль, что услышь Иса подобные выражения из уст Лилайе, он бы уже давно отхлестал его по губам и заставил бы вымыть рот мылом. Дола же в глубокой задумчивости поднялся с пола, подошёл к слегка погнувшейся тиаре, деловито ее разогнул и заметил: — Красивая. — Вот сам и носи ее! — раздраженно огрызнулся Лилайе, потерев вновь занывший висок. — Нет, — Дола осторожно отложил тиару в сторону. — Предпочту любоваться со стороны. Создает иллюзию красоты и богатства. Он заметил, что Лилайе вознамерился сгрызть ногти вместе с пальцами, и, подойдя к нему, осторожно взял за страдающую руку. — Наследному принцу не пристало, — насмешливо протянул Дола, и синева в глазах близнеца опасно сверкнула, — грызть пальцы, будто маленькому ребенку. Наследный принц должен воплощать в себе суть хорошего воспитания и сдержанности, не рычать и не кусаться... — он ловко увернулся от острых зубов близнеца, опасно клацнувших в сантиметре от весело отопыренного уха. — А еще наследный принц обязан уважать и возлюблять ближних своих, ибо... — Сейчас, — недовольно засопел Лилайе, сосредоточенно принимаясь выкручивать близнецу руки, — ты у меня получишь! А Дола весело хохотал и уворачивался от цепких пальцев брата, не забывая в перерывах между смехом и сосредоточенной борьбой менторским тоном цитировать высказывания Исы. Он так увлекся, что пропустил чувствительный тычок кулаком в бок. А потом Лилайе изловчился и все-таки укусил близнеца за торчащее ухо. Деморализованный грязным приемом Дола тут же плюхнулся на пол. — Это было подло! — Сам виноват, — ласково буркнул Лилайе и с победоносным видом уселся сверху. — Родись ты на пару минут раньше, носить бы тебе эту тиару и изучать распределение столовых приборов! А так же... — тут он тихо взвыл, схваченный за волосы самым непочтительным образом. — ...Изучать грязные приемы, ибо без подлости на троне не удержаться, — закончил за него Дола и осклабился. — Я быстро запоминаю уроки. — Я понял, — жалобно протянул Лилайе. — Волосы отпусти! Пальцы немедленно разжались, и наследный принц плюхнулся рядом с близнецом. Дола лукаво покосился на него: — Ты больше не злишься, о, мой венценосный брат! — то был не вопрос, а насмешливое утверждение. — Злиться и быть страшным в гневе — твоя прерогатива, о, мой вредный брат, — в тон ему фыркнул Лилайе. И смех, звонкий смех разнесся по башне. Глядя на весело хохочущего близнеца, Лилайе подумал, что быть может теперь все изменится, и Дола перестанет быть диким. Близнец вдруг резко замолчал, словно вспомнив что-то неприятное. — У вас здесь не очень-то жалуют смесков, — задумчиво сказал он. — Никогда не думал о том, что тебя не примет иллирийский народ? — Императрица... — Лилайе запнулся. — Матушка старается сделать все, чтобы вражда между народами исчезла. Она постепенно открывает Вечную Землю для других. Она хочет исправить то, что натворили Совершенные. Хочет помирить нас с шеддарами. И я жажду увидеть новый мир, в котором нет предрассудков, нет войны. Нет ненависти к Совершенным. — У неё не выйдет, — возразил Дола. — Слишком много боли, слишком много ненависти. Многие из шеддаров, сражавшихся с Совершенными во время Периода Исхода, живы до сих пор. Они не забудут. И у матушки не хватит всей жизни, чтобы все изменить. Даже наш отец не сможет ей помочь, понимаешь? Редо хоть и Первый Полководец, но всегда найдётся тот, кто сильнее, кто сможет его победить. И тогда Императрица останется одна. — Я знаю, Дола. Но после неё буду я и продолжу дело, — не согласился Лилайе. — Ты не исправишь, — Дола качнул головой. — Тебя убьют гораздо раньше, если попробуешь это сделать. Лилайе поднял на него взгляд. — Я смогу. Я исправлю все. Ты мне поможешь? — Как? — удивился Дола. — Ты обещал меня защищать. Так защити меня от ненависти всех тех, кто не захочет идти за мной в лучшее будущее. Брови Долы удивлённо поползли вверх, а губы расползлись в недоверчивой улыбке. — А не слишком ли тяжёлую ношу ты мне предлагаешь? — Уж точно не тяжелее императорской доли, — фыркнул Лилайе. — Подумай сам. Тебе никогда не стать правителем, мы оба это знаем. Но ты воин, Дола, и это видно. Ты можешь пойти в армию. Можешь стать Гончим, следопытом. А можешь выбрать море и небо, стать адмиралом воздушной армады или одним из генералов нашей армии. От тебя будет зависеть, кто станет служить. Как к нам будут относиться. И ты сможешь дать мне куда более надёжную защиту, чем думаешь. А можешь просто стать моей тенью. Будешь всего лишь младшим принцем и держать меч в руках за моей спиной. Но ты слишком яркий для того, чтобы стать тенью, Дола. Поверь, за тобой пойдут многие, если ты того пожелаешь. Произнеся проникновенную и, как ему показалось, вдохновляющую речь, Лилайе уставился на близнеца, напряжённо ожидая ответа. Что-то ему подсказывало, что он выбрал правильный момент. Здесь, пока они одни. Здесь, пока Дола рядом, пока он смеётся и не убегает. Здесь, сейчас или никогда. — Пожалуй, мне ещё никогда никто так не льстил, — усмехнулся Дола. — Признайся, братец, что у меня нет права отказаться. Я сдержу своё обещание. Услышав его слова, Лилайе почувствовал несказанное облегчение, словно с души упал огромный камень. Широко улыбаясь, он протянул близнецу ладонь, и Дола, не мешкая, сжал ее тонкими пальцами.***
«Принц Лирико упрям и невыносим. Принца Лирико ненавидят воспитатели и боятся хулиганы. Принц Лирико — головная боль своей матери». Так говорят про озлобленного ребёнка, привезённого из Джагаршедда на Вечную Землю. Злые языки не устают перемывать косточки: «Принц Лирико не отзывается на своё имя, принц Лирико не слушает никого». Кроме, пожалуй, своего венценосного брата. Лайе несет ему мир, Лайе бесконечно терпелив и все прощает. Лайе зовёт его «Дола» и обращается, как с равным. Лайе протягивает ему руку помощи. Он ждёт, когда брат перестанет быть диким зверенышем, когда поверит ему, когда полюбит его. Дола разрывается на части, ведь все его существо тянется к близнецу. Ему хочется, наконец, сжать протянутую ладонь в крепком рукопожатии и признать брата. Но Дола рос в Джагаршедде, где понятие чести было лишь сказкой. Дола привык к своим жестокосердным единокровным братьям, и он не знает ничего, кроме ненависти. И потому любовь Лайе пугает и обжигает, как и все новое, что появилось в жизни Долы после встречи с близнецом. Он не понимает, как Лайе может знать, что с ним было раньше. Он не может принять Дар близнеца, ведь тогда и он должен был им обладать! Но ведь маленького Долу этому не учили. Никто не говорил ему, что его кошмарные сны — это лишь сила, рвущаяся наружу. А потом... потом, в какой-то миг, все исчезло. Дола и поныне не может вспомнить определённый период своей жизни. Как будто он долго-долго брел во тьме и лишь недавно увидел свет. Когда Дола об этом думает, его сковывает неприятное чувство страха. Он боится пустоты, абсолютного ничто, и не может понять почему. Когда ему сказали, что его имя «Лирико» — он не поверил. Не могло быть у него имени, его надо заслужить, ведь таковы были законы Огненной Земли. Он Дола-Доэлха, «огонёк» — так переводится его прозвище с шеддарского. И Дола носит имя «Лирико», словно чужую личину, и кажется ему, что он живет чужой жизнью. И тем более он благодарен Лайе. Тот не зовёт его принцем Лирико и не делает вид, будто Дола рождён быть принцем. Он просто зовёт его шеддарским именем. И так забавно звучит оно на другом языке: не «Доэлха», а звонким «Дола», что значит «неизбежности нет». Когда он станет старше, его отправят на обучение к Гончим — иллирийским следопытам. Там Дола проведёт несколько лет и заработает неоднозначную репутацию. Он прославится своим несговорчивым характером, любовью к шуткам над командирами, прославится смелостью и бесшабашностью. С друзьями он повадится сбегать из казарм по ночам и возвращаться под утро. За ним будут виться шлейф разных историй и репутация отъявленного юбкодрала. За способность выходить сухим из воды в любой передряге его назовут Бесом. Каждый будет знать, что если в лагере потасовка — без златоглазой бестии не обошлось. Если где-то слышны шутки и громкий смех — это снова Бес. У кого-то бесследно пропали портки, а стража лагеря засыпает на посту? Не сомневайтесь — только Бес может контрабандой протащить выпивку, ну и заодно подгадить начальнику смены. Дола изменится, и почти ничего в нем не останется от озлобленного, забитого мальчишки, которого когда-то привезли из Джагаршедда. Долу будут любить или ненавидеть — третьего с ним не дано. В своём отряде он станет душой и сердцем, за ним пойдут просто потому, что пламя внутри него будет ярко гореть, притягивая окружающих, точно мотыльков на гибельный свет. Со временем он станет сильным и гордым, его признают одним из лучших среди Гончих. Многие будут считать, что из него может выйти хороший Император, а он лишь будет смеяться над этими словами. Был «Огонёк», бастард полководца Редо, а станет Дола Даэтран, сын Императрицы Вечной Земли. Однажды осенью он вернётся домой, в Колыбель Лета, где его с распростертыми объятиями встретит брат. Двор Императрицы всколыхнется, оживет при появлении младшего принца. И каждый день, когда братья Даэтран проводят свободное время в садах Термарилля, двор будет с любопытством за ними наблюдать. В высоком и стройном юноше с самодовольной ухмылкой на остром лице едва ли можно узнать нелюдимого мальчишку, что был привезен из Джагаршедда годы назад. А ведь именно таким его запомнили высокородные иллирийцы. Сейчас он спокоен и уверен в себе, держит спину прямо, а в золотых глазах искрится веселье. В один из знойных летних дней, как это часто бывает, мимо пронесется стайка девиц. Завидев Долу, они зальются звонким кокетливым смехом и начнут шептаться. В ответ он подарит им лучезарную улыбку и воздушный поцелуй, заставив юных девиц смущенно краснеть и хихикать. Они остановятся неподалеку, стреляя в молодого принца глазками. Всем известно, что Дола Даэтран любит увиваться за каждой юбкой и своего не упустит. А им что? Дело молодое, здоровое, и юнец лицом пригож и манерам обучен. Дола не заставит себя долго ждать и легкой походкой направится к девицам. Всего минута, и он в центре внимания, окруженный щебечущими поклонницами. Он смеется, что-то выразительно рассказывает, а в глазах горит азарт... Пока другой голос не окликнет его по имени. Дола взглянет поверх голов и увидит своего брата. Наследный принц, как всегда, сдержан в манерах, одет с иголочки, и, несмотря на летний зной и вечернюю духоту, его камзол наглухо застегнут. От взгляда пронзительно синих глаз, кажется, замерзает все вокруг. Лилайе смотрит на всех с высокомерием, достойным Совершенного. Дола мгновенно потеряет интерес к своим собеседницам, не забудет шутливо откланяться и наобещать с три короба, а потом быстро ретируется из толпы. Юные фрейлины проводят его завистливыми взглядами и зашушукаются за спиной, не понимая этой всецелой преданности наследнику. Ледяной принц же, как окрестили при дворе Лилайе, разом сбросит привычную маску отчужденности и безразличия, стоит близнецу оказаться рядом. Склонив голову, он будет слушать Долу, его глаза оживленно заблестят, и он тихо засмеется над очередной братовой байкой. Лилайе по-прежнему очень сдержан, но для окружающих одна только улыбка на его лице — небывалое проявление эмоций. А уж смех наследника при дворе вовсе невиданная диковинка. Про близнецов Даэтран ходит великое множество слухов, начиная с того, что Императрица угрозами заставила Анклав Домов признать их законными принцами, невзирая на смешанную кровь, и заканчивая тем, что они не просто братья, но и возлюбленные. Сами близнецы никогда не обсуждают оба факта. Они хитрят и ловко меняют тему, никогда не подтверждая неблагородные сплетни. Но и не отрицают их, что лишь разогревает любопытные умы и длинные языки. Для принцев мнение окружающих — ничего не значащие слова, всего лишь очередная игра в дворцовом мире. И молоденькие девицы жадно ловят чужие взгляды и случайные прикосновения лишь для того, чтобы душным летним вечером в очередной раз обсудить братьев, посетовать на времена и нравы, да помечтать о несбывшихся желаниях. Близнецы вдруг обернутся в сторону наблюдательниц и над чем-то громко засмеются. А потом Дола с непринужденным видом закинет руку на плечо брата, и они, посмеиваясь, покинут дворцовые сады. Некоторые заинтересованные лица многозначительно переглянутся: всем известно, что близнецы Даэтран нередко исчезают со двора по вечерам и возвращаются лишь на рассвете — усталые, но довольные. Как правило, еще никому не удавалось поймать их с поличным, ведь никто никогда не видел, как они покидают дворец. Ибо братья Даэтран знают великое множество тайных ходов и лазеек, с помощью которых можно незаметно исчезнуть из Термарилля. И пока их исчезновение будет порождать новые слухи, близнецы уедут на озеро Иной, где проведут почти всю ночь смеясь, гуляя и наперегонки плавая в тёплой воде под двумя лунами. Для них побеги — возможность сохранить осколки свободы. Для Лайе это способ отдохнуть от бесконечных дворцовых интриг, а Дола, как и обещал — присматривает за братом. Порой, когда Лайе замирает, стоя по пояс в воде, закрыв глаза, и вслушиваясь в зачарованную тишину озера, Дола сидит на берегу и незаметно за ним наблюдает. В эти минуты он думает о том, что когда-то ему сказала их мать. «Ближе Лилайе у тебя не будет никого. Умрет он — и тебя не станет тоже. Вы повязаны навсегда, запомни это, принц Дола. И сделай правильные выводы». Дола раз за разом вспоминает эти слова, думая о том, что так и не поверил в них до конца. Но они стали тем толчком, после которого он позволил себе потянуться к близнецу, привыкнуть к нему, полюбить его. Дола думает, что их мать все же в чем-то права. Ближе, чем Лайе, у Долы действительно нет никого. Дола вспомнит о давнем решении стать Гончим, к которому его когда-то подтолкнул Лайе, и улыбнётся своим мыслям. Он усмехнётся воспоминаниям о том, как все начиналось. И Дола держит обещание, данное много лет назад — защищать Лайе.