Блюстители Чистоты

Они шли по улице вдоль пустой дороги, освещенной блеклым светом железных фонарей. Гул ветра, что просачивался через ткань свитера холодным потоком, заставил Эмилию крепче сжать челюсть, скрыв дрожь. Она обняла себя, решив достать телефон, чтобы проверить почту. Обледеневшими пальцами попыталась нащупать мобильник. Руки онемели. Тело не слушалось. Эмилия с досадой выдохнула. Подняла уставший взгляд на вымотанное выражение лица О’брайена, плетущегося рядом, затем посмотрела на дорогу, различив впереди очертания высокого дуба. В животе словно завязался узел, стиснув мышцы живота в болезненном спазме. Элли поджала губы, все-таки вытащив телефон, и сняла блокировку, от чего экран с запозданием загорается. На холоде он начинал глючить сильнее. О’брайен не следил за действиями Эмилии. Достаточно было того, что она шла рядом, изредка касаясь плечом его руки. Этот тактильный контакт давал какое-то ложное спокойствие, которое Дилан не собирался анализировать, просто поддавшись ему. Каждый шаг становился медленнее предыдущего и вот, они плелись вдоль спящих домов, явно без особого желания переставляя ноги. Не признались бы себе, но в компании друг друга им было спокойно. Эмилия ответила на сообщения перепуганной Элли и без должного разочарования убрала телефон в задний карман. Пропущенных звонков не было. Это означало, что ни один из родителей не решил поинтересоваться о самочувствии дочери. Они не звонили. Не писали. Не переживали. По-хорошему, Эмилия должна была расстроиться, запереться в комнате и сдерживать неприятные слезы, которые так и норовили выйти наружу от обиды. Сделать, как это было раньше, прижать краешек одеяла к дрожащим губам. Должна была, но привыкла к такому отношению. Больше не чувствовала себя преданной, ведь легко могла придумать оправдание, успокоив себя: мать занята бумагами, отец слишком погружен в работу. Обидно, но Эмилия не терзала себя этим, ведь всё сознание занял О’брайен. Каждая мысль о Дилане проносилась в голове со скоростью пули, прошибая висок, от того Эмилия так напрягла мышцы лица. Эти мужчины вернутся? Они не оставят Дилана? Во что он вляпался, или, это вляпалась я? — Пришли, — в тишине голос Дилана казался сильно посаженным, хриплым. Он остановился и поднял взгляд в сторону собственного дома. Посреди холодного мрака, этот тусклый свет в одном из окон на первом этаже наводил на определенную мысль. Дарил надежду. Может там кого-то ждали? Кого-то вроде Дилана? «— Уходи, — надрывали горло совсем рядом, и это наконец настигло Дилана, — убирайся-убирайся-убирайся, Дилан! Уходи отсюда!» Его ждали? Смешно. Он нервно убрал руки в карманы свитера, сжав тонкую ткань между пальцев. Заставил себя смотреть на черный асфальт, опустив голову и поджав губы. Напряжение вновь захватило сознание дурманящим облаком, мешая размеренно дышать. Эмилия остановилась рядом с Диланом, испытывая отторжение при виде дома, что стоял в самой темноте. Был похож на дом О’брайена, но весь погрузился во мрак, а значит, в нём никого не ждали. Вот высокий дуб, что своими костлявыми когтями касался темного окна на втором этаже. Царапал стекло, тихо постукивая. Вот этот мрак, поглотивший входные двери и порог с тремя ступеньками. Вот этот страх, горечью осевший на кончике языка. Молчание затянулось. Почему она вновь должна остаться одной? Чем заслужила это? Милк развернулась к дому спиной. Обняла свое тело, подняв взволнованный взгляд на лицо Дилана. В темноте было сложно разобрать его эмоциональное состояние, но что-то подсказывало. Оно было крайне отвратительно. Эмилия все-таки нарушила тишину: — Куда ты пойдешь? Она помнила, как он отвергал любую возможность возвращения домой, поэтому не удивилась, когда Дилан прохрипел, не подняв взгляд: — Придумаю. Эмилия понимающе кивнула, скрыв огорчение за сжатыми губами. Специально шаркнула ногами, громко выдохнув, чем заставила Дилана поднять затуманенный взгляд. — Тебе пора, — он косо посмотрел на черты ее лица, заметив непривычную бледноту и мешки под глазами, — иди в дом, Милк. — Я не могу… — она замялась, не в силах посмотреть на холодное сооружение, расстилающееся за спиной. — Почему? Дилана не раздражали её дрожащий голос и скованность в действиях. Больше не раздражали. Он просто ждал ответа, словно так и должно быть. Словно О’брайен и Стилфорд, просто болтали. Просто раскрывались друг другу. Так и должно быть? — Я боюсь быть одной, — призналась Эмилия. Вычертила ногой круг, нервно проглотив сухость во рту, — ты… — подняла на него неуверенный взгляд, — ты не хочешь зайти? Дилан задержал дыхание, отведя взгляд. В голове жужжал рой мыслей, который он с трудом контролировал, кусая порванную губу. Он был пьян. Почему Милк не боялась впускать его в дом? Разве после тех раз она не закрыла окна навсегда, лишь бы Дилан не приникал в её комнату? Разве она хотела, чтобы такой отброс как Дилан ходил по её дому? Но она ведь сама предложила. — Хочу — неожиданно ответил он. Теперь Дилан согласился составить компанию не потому что должен был проследить за потенциальной надзирательницей, а потому что сам того желал, — Я даже в темноте вижу как ты лыбишься, — процедил он, притворившись, что смущенная улыбка Милк его раздражает, но это было не так. Было странно признаваться самому себе, что полоумная выглядела мило, когда растерянно качнула головой: — Я не, — приоткрыла она губы, — не улыбалась я. Не фантазируй. Эмилия прикусила кожу щек изнутри, попытавшись скрыть улыбку, когда Дилан не изменил холодного тона, уверив: — С этим я соглашусь, фантазия у меня действительно бурная. Взгляд сам потянулся к худым ногам Эмилии, и Дилану лишь осталось запомнить очертания ее мешковатого свитера, мятых рукавов и копну непослушных волос, вылезших из-под шарфа. До конца не выветрившийся алкоголь не заставил ждать, раскрепостив сознание Дилана, позволив заметить что-то привлекательное в той, кого считал жалкой и отталкивающей. Эмилия с подозрением следила за растущей ухмылкой на лице Дилана, неожиданно вспыхнув и раскрыв рот от возмущения: — Извращенец, — наклонилась ближе, наигранно замахнувшись ладонью, чтобы ударить парня по плечу, — фантазия у него бурная, — слабо ударила Дилана, поджав губы от возмущения, ведь он улыбнулся шире. Его это веселит. Он отвел взгляд в сторону, но тут же вернул его на Милк, бегло проведя языком по разбитой губе: — Я про развитое воображение, не больше. А ты о чём? — А я про, — замолкла. Действительно, а она про что? Сжала кулаки, продолжив то раскрывать, то закрывать рот, но выходило только мычание. Щеки покрылись румянцем, ведь чтобы Дилан не вообразил, это точно не могло коснуться её. Эмилия почувствовала, как готова сгореть на месте, ведь получилось, что теперь «извращенка» она? Она стремительно отвернулась от невозмутимого Дилана, чтобы спрятать свое смущение. И правда, что у него за волшебная способность оставаться спокойным, когда другой человек не может дышать от жара в груди? — Язык проглотила? — голос прозвучал совсем рядом, но Эмилия не вздрогнула, спокойно подняв взгляд куда-то в темноту. — Ты как ребёнок, Дилан, — фыркнула она, поставив перед фактом, и без особого желания пошла вперед. — Кто-бы говорил, — прошептал Дилан и пошел вслед за Эмилией. С трудом различил очертания дороги, освещенной тусклым светом далекого фонаря. Никого не было. Промерзшая трава хрустела под ногами. Видимо они шли по тропинке, устав настолько сильно, что Эмилии стало плевать на собственный газон. Если плевать ей, то Дилану тем более. Хруст травы прекратился подозрительно быстро. Дилан поднял тревожный взгляд на Эмилию, что резко остановилась в паре шагов от порога. — Что случилось? — спросил он, наклонившись чуть ближе. Попытался что-то разглядеть в непроглядной тьме. — Здесь темно и мне не по себе. — Чего? — ему ведь могло послышаться. Дверь была полностью погружена во мрак, шелест опавших листьев щекотал нервы. Даже корни волос зашевелились, пронзая голову тянущим давлением, словно кто-то дергал за хвост. Кто-то из ночных кошмаров, которые заставляли Эмилию сбегать. Она проглотила сухость во рту, обернувшись к Дилану: — Я боюсь темноты, — прозвучало так, словно она полностью признавала вину в преступлении. И она действительно признавала ее, считая свои страхи чем-то неправильным. Опять доставляла ими неприятности. Они посмотрели друг другу в глаза, храня молчание, и Эмилия уже успела внутренне сжаться, ожидая угрожающего тона, криков, обидных прозвищ. Это было бы правильным и обычным, учитывая, сколько проблем она принесла Дилану. Она ждала, но произошло совсем другое. Дилан глубоко вздохнул, вытащив ладонь из кармана: — Давай ключи. Она молча отдала ключи, после чего Дилан, как ни в чём не бывало, но слегка покачиваясь на ногах, обошел Эмилию и поднялся к двери. Она не отставала, тут же перескочив две ступеньки, чтобы встать сбоку. Дилан раскрыл двери, опустив взгляд на Эмилию. Темнота давила со всех сторон, но мрак коридора, в который она заглянула, вызвал паническую отдышку. — Не стой, — подтолкнул он одной ладонью, не удивившись резкому вздрагиванию Милк. Она подпрыгнула, обернувшись на Дилана, что устало поджал губы и всё-таки прошел в коридор первым. Нашел выключатель и щелкнул по нему, после чего комнату осветил яркий свет. Поднял голову к потолку, посмотрев на ослепляющую лампочку, и тут же спрятал лицо от света. Эмилия прошла внутрь, чувствуя себя спокойнее, чем до этого. Потерла холодную кожу щек и закрыла двери, чтобы сохранить тепло, царящее в помещении. Огляделась на Дилана, заметив как тот щурится, пальцами потирая переносицу. Он стоял в паре шагов, позволив изучить растекшиеся следы пыли смешанные с кровью на руках и лице. — Я налью тебе кофе, а ты тогда, — подняла взгляд на Дилана, потерявшись, ведь он внимательно ее слушал, — а ты, т-ты пока сходи в ванную комнату и умойся. Она на втором этаже, первая… Не успела договорить, ведь Дилан перебил: — В твою комнату можно? — Эм, да, там тоже есть. Дилан молча отвернулся и вернул усталость на лицо. Тяжело поднялся по лестнице, скрывшись в темноте второго этажа. Улыбка постепенно спала и Милк сняла кроссовки, отставляя их в сторону, после чего подозрение медленно закралось в уголки сознания. Она посмотрела на лестницу, но Дилана уже не было. Как и его обуви. Не то, чтобы Милк пропагандировала чистоту и порядок во всем доме, иногда ей было даже лень подняться с дивана, чтобы помыть посуду, но каждую субботу, систематично, они мыла дом, чтобы обрадовать маму. Нужно было попросить Дилана разуться. Успокаивало то, что асфальт сухой и период дождей ещё не наступил, а значит, много грязи он не оставит. Эмилия прошла на кухню. Пальцами одернула края свитера ниже, чувствуя себя комфортнее, когда большая часть тела скрыта, затем подняла руку к стене. После щелчка в кухне загорелся жужжащий свет, позволив пройти вперед без ощущения комка в горле. За окном была непроглядная тьма, поэтому Милк не поднимала головы, решая больше не травмировать свою нервную систему кошмарными образами из снов, которые могли померещиться за стеклом. Остановилась напротив раковины, включив горячую воду, что разбавило тишину равномерным шумом. Милк подставила руки под поток, прикрыв веки от приятного тепла, что окутывало запястья. Хотела быстрее избавиться от холода в груди, поэтому набрала в ладошки воду. Наклонилась над раковиной, прижав руки к лицу. Надавила на замерзшую кожу щек, вновь набрав в ладони, сложенные лодочкой, воду. Волосы, что спадали на лицо, мокли, противно прилипая. Рукава свитера также намокли, неприятно обвив запястья. — Ну, блин, — выдохнула, заправив локоны за уши мокрыми пальцами. Выключила воду, после чего закатала рукава. Выдвинула ящик, в котором ещё утром мама перебирала лекарства, пытаясь найти таблетки отца. В этот момент, в голове Эмилии что-то щелкнуло, словно улетающую мысль, наконец, поймали за хвост, остановив. — Я могу помочь…— осеклась, опасливо повернувшись в сторону двери, когда услышала тихий скрип, но никого не увидела. Скорее всего, за окном шумит ветер. Повернулась к ящикам, заторможено осознав, что начала разговаривать сама с собой. По комнате последовал тяжелый вздох. Эмилия потянулась к заднему карману, нащупав выпирающий телефон, а другой держалась за края ящика, сохраняя шаткое равновесие. К сожалению, не только физическое. Достала мобильник, на автомате набрав номер матери, после приложила к уху. Ждала. Волновалась, ощутив, как ладони покрылись холодным потом. Глухая тишина била по ушам сильнее, чем последовавшие за ней гудки. Бесконечные гудки, отдающиеся горькой обидой где-то в глубинах сознания. Они причиняли боль, пока механический женский голос не предупредил, что абонент не мог ответить. Милк обессилено опустила руку, посмотрев на гаснущий экран телефона, к которому сейчас скапливалось столько злости, что хотелось швырнуть его об стену и схватиться за голову, порвать на себе волосы. Но она молча смотрела на него, тихо дыша. Не позволила негативным эмоциям вырваться, контролируя их изо всех сил, чтобы справиться самостоятельно. Отложила телефон, громко вобрав кислород и прикрыв веки, после сбивчиво выдохнула, пытаясь вернуть себе спокойствие. Дыхательная зарядка всегда помогала. Главное продолжать дышать. Раскрыла уставшие глаза, опустив взгляд на содержимое ящика, в котором было так много белых пачек, что перед глазами зарябило, но ей нужно было найти кое-что. Моргнула, качнув головой, и вновь полезла в ящик, перебирая содержимое в поисках припасов. […] Набрал холодной воды, тут же умыв в ней лицо. Чувствовал, как горела щека и губа, которая опять начала кровоточить. Он не морщился, погружая лицо в холодную воду, чтобы убрать жжение по всему телу. Громко дышал, расставив руки по обе стороны раковины. Исподлобья смотрел на своё отражение в зеркале, немного сутулясь и повисая на раковине. Вода продолжала течь, разбиваясь о керамическое дно, и этот звук действовал успокаивающе, но Дилан все-таки повернул кран, прекратив подачу воды. Забыл, что находится не в своём доме, поэтому даже тут продолжил экономить на счетах. Поднял подбородок, разглядывая собственное лицо под лучами механического света. Бледная, в местах опухшая, кожа, ссадины на скуле и разбитая нижняя губа, заплывающая буро-фиолетовым цветом. Это вызывало отвращение, ведь выглядело ужасно. Дилан не любил следы на своем теле, их и так было достаточно. — Молодец, Дилан, красавец, — усмехнулся, пропитываясь едким сарказмом по отношению к себе. Наклонил голову слегка в сторону, чтобы лучше рассмотреть кровавый подтек на всей челюсти. Поднял руку к синяку, чтобы надавить. Легкое касание отдалось острой болью, заставив сильнее сжать влажный край раковины другой рукой. Тяжело выдохнул через нос, расправив плечи. Попытался снять футболку, но ему с трудом давалось каждое движение, хоть Дилан и все-равно схватился за горлышко, потянув его вверх и снял через голову, так и оставив футболку обтягивать руки. Повернулся полубоком, заглядывая в зеркало. На белой коже, местами покрытой родинками, в районе ребер виднелось ярко-красное пятно, постепенно расплывающееся по телу. Робкий стук в дверь. Дилан резко повернул голову в сторону двери, вызвав легкое головокружение, усиливающиеся в совокупности с выпитым алкоголем, и вспомнил, где находился. Одним движением надел футболку, обернувшись, чтобы поднять кофту со стиральной машинки. Просунул ладонь в рукав, проходя к двери, в которую больше никто не стучался, но Дилан чувствовал. Эмилия ещё там. Подошел ближе и надавил рукой на железную ручку, раскрыв двери, после чего поспешно дернул правым плечом в попытке накинуть второй рукав, но резкая боль затуманила глаза. — Ты чего? — Эмилия поддалась вперед, — Что-то болит, да? — Всё в норме, — врал, выпрямившись. Боль медленно расползлась, оставляя только неприятные покалывания, но они были терпимы, поэтому Дилан оперся здоровым плечом о дверной косяк, засунув руки в карманы: — Ты всегда такая правильная? — В смысле? — переспросила, не отходя под пристальным взглядом О’брайена. — Ну, это вроде как твой дом, а ты всё равно стучишь, прежде чем войти. — Это похоже на похвалу. Ты сделал мне комплимент? Дилан поменялся в лице, оттолкнувшись от дверного косяка. Смотрел свысока, приоткрыв рот: — Нет. Пытаюсь донести до твой полоумной головы, что об таких правильных чаще всего вытирают ноги, — заметил растерянность Милк и добавил, — не комплимент. Эмилия молча смотрела в глаза, о чем-то думая и непроизвольно подняла руку к шее. Взгляд Дилана последовал за её рукой. Остановился на уровне ключиц, где виднелся бледный медальон-луна, который Милк начала перебирать между пальцев. Она делала это по привычке, но заставила Дилана залипнуть, расслабившись. Соберись, О’брайен. Моргнул. По привычке убрал руку в карман, отведя взгляд в сторону, но не сфокусировал его на чем-либо. Просто ждал последующих действий от Эмилии, что стояла напротив. Молчала. Она ведь не собиралась истязать его сознание молчаливым бунтом или… хотя, так было лучше. Дилан обернулся, вновь подходя к зеркалу над раковиной. — Ты прав, — не обернулся, когда звонкий голос настиг его, но заметно замедлился, — мне кажется, меня часто используют. Эмилия встала у стиральной машинки. Топталась на месте, сжимая в руках красную сумочку. Такие темы всегда вызывали у нее дрожь в голосе. — Кто, к примеру? — он делал вид, что смотрит на своё отражение, а сам внимательно слушал девчонку, бросая на нее беглые, но частые взгляды. — Окружающие люди, знакомые, мои родители. — А ты? — Что я? — Ты не думала, что позволяешь им пользоваться собой? — Н-нет, — качнула головой, всё больше теряя уверенность под тяжелым взглядом Дилана, что все же повернулся к ней. Она обессиленно опустила руки вдоль тела, — может быть, но я не знаю как. — Знаешь. Ты сама себя используешь, принижаешь, этим даешь зеленый свет, знак к действию. — Дилан опустил взгляд на руки Милк, в которых она сжимала красную сумку, и кивнул в её сторону, — Аптечка? Эмилия не успела дать внятного ответа, как Дилан уже наклонился, забрав сумку, раскрывая. Задумчиво перебирал пальцами лекарства, вчитываясь в названия. — Там есть от боли в голове, — Эмилия поменяла тему, робко добавив, — я подумала, что после алкоголя она тебе понадобится. Дилан резко поднял взгляд, напряженно изучая лицо Милк. Она заняла руки делом, пытаясь скрыть нервозность, подошла ближе, ловким движением достав таблетку со дна сумки. Положила ее на край раковины, молча отвернувшись и подпрыгнув, чтобы забраться на стиральную машинку. Забавно двигала плечами, усаживаясь удобнее, и свесила ноги. Они не доставали до глянцевого пола, поэтому Эмилия зашевелила носками в воздухе. Мило. Дилан заметил это, но голос его не смягчился: — Не думай, что я много выпиваю, ладно? — Я и не собиралась. Эмилия действительно удивилась поведению Дилана. Неужели он считал, что она могла думать о нём в таком ключе? — Что-то произошло. Плохое. Ты решил заглушить боль алкоголем, — предположила, повернув голову в его сторону, — Кто-то сильно задел тебя, — сильнее сжала края стиральной машинки, исправившись, — я имею в виду не физически, а эмоционально. Этот человек знал, куда нужно надавить, поэтому ты сорвался и, как следствие, выпил. Дилан молчал, больше не перебирая таблетки в поисках нужных. Замер, глядя на свои руки. Просто напряженно стоял, не понимая, что вызывало внутри большее противоречие. Сама идея о том, что выпить в трудной ситуации это нормально, или то, что это сказала Эмилия. Догадалась и сказала, словно была на месте О’брайена. Тоже срывалась, но по-своему. Она пыталась убежать. Посмотрел на таблетку, опустив к ней руку, после чего закинул в рот, проглотив. Милк пристально следила за его действиями. Шорох бумажных пачек, которые Дилан быстрыми движениями достал из аптечки, нарушил повисшую тишину. — Моя мать, — решил заговорить, ловко манипулируя с бутылкой йода и ватой, — она устраивает каждое воскресенье семейный завтрак, — расправил плечи, нервно смотря на своё отражение, чтобы прижечь ссадину на скуле, — готовит блинчики, в которых муки и сахара почти нет. Хрен знает из чего она их делает, но блины получаются пресными и похожими на кашу. — Может они ей нравятся, — шепотом предположила Эмилия, наблюдая за нервными движениями Дилана. Тот горько усмехнулся, качнув головой: — Не-ет, они отвратительны на вкус, она это знает, но все равно продолжает каждое воскресенье готовить их на завтрак. — Почему она это делает? — Она… — прикусил язык, остановив себя, но черт подери, слова продолжили срываться с губ, — она пытается создать иллюзию семьи, в которой все счастливы и по воскресеньям завтракают блинчиками, мило беседуя за столом. Это её маленький островок, за который она цепляется, пытаясь сплотить меня и Рони. Хочет, чтобы я уважал его или… не знаю, — Дилан с ненавистью посмотрел на отражение, тяжко вдохнув. Дыхание сперло, поэтому он продолжил еле слышно, обращаясь к самому себе, — Может мне действительно стоит уважать Рони, чтобы мама перестала страдать? Я ведь должен о ней заботиться. Милк боялась сделать вдох и нарушить тишину после слов Дилана. Больше не было той грубости в чертах лица, нервных дрожаний пальцев, Дилан молча смотрел на свое отражение, над чем-то размышляя. Эмилия стала частью чего-то откровенного. Не знала почему, но мышцы живота свело в очередном спазме, словно все завязалось в узел, постепенно отпустив. Позволив делать маленькие глотки воздуха, но не вдохнуть полной грудью. — Дилан, — тихо позвала она, но не вызвала ответной реакции, поэтому коснулась его плеча, — Эй, Дилан, — сжала рукав кофты, тем самым заставив его моргнуть, тут же убрав ватку от лица. Милк не знала, как поведет себя лекарство в организме Дилан. Поэтому решила продолжить разговор, чтобы ориентироваться по его голосу. — Рони это сожитель твоей матери, да? Дилан кивнул, опустив взгляд на свои руки. Тихо дышал, убирая таблетки обратно в аптечку. — Ты с ним подрался? Замерли. Оба. Милк неожиданно прикусила язык, поняв, что зашла за пределы дозволенного.. Дилан хотел ответить, но голова потяжелела и все мысли растаяли. Колени слабели. Вся боль постепенно растворялась, словно её и не было. — Дилан, я-я, — Эмилия вновь попыталась коснуться плеча Дилана и он резко поднял голову, пересекся взглядом. Она замерла, остановив ладонь в воздухе. — Никому не говори, — холодно и грубо. — Я не собиралась, — обессиленно опустила руку, — всё что ты говоришь, останется между нами. Обещаю. Странная параллель. Точно такие же слова она говорила Кристоферу пару часов назад. Дилан заглянул в её глаза, изучая, но больше не испытывал давления. Просто пытался запомнить этот взгляд, будто после сегодняшнего разговора, они больше не пересекутся, не найдут тему для разговоров, не останутся наедине. Дилан не понимал, почему его мозг плавится, превращая сознание в бесформенное желе? Почему все его внимание уходит взгляду Эмилии? Почему телу становится так легко? Дилан тряхнул головой, отводя взгляд. Отставил аптечку на раковину и двинулся к выходу из ванной комнаты, пытаясь контролировать размер шагов. Казалось, они были слишком маленькими. За спиной раздался шорох, с которым Эмилия спрыгнула со стиральной машинки. Вышла в слабо освещенную комнату, где в самом углу светилась настольная лампа, смазывая стены теплым светом. — На столе кофе, — сказала она, — выпей его, чтобы расширить сосуды. — Уже поздно, — Дилан вздохнул, не горя желанием уходить, но резкая усталость не позволяла остаться. Это стало бы большой ошибкой… вроде так он думал пару минут назад. — Тебе нужно согреться, — настояла Эмилия, обгоняя парня, которому пришлось остановиться, — я варила его минут десять. Она подняла со стола кружку, вытянув её Дилану, а тот устало вздохнул, раскрыв рот: — Мне в любом случае придется его выпить, да? — Да, — согласилась, сделав шаг вперед, — но тебе лучше присесть, ты выглядишь неважно. — А я думал, что всегда так выгляжу, — усмехнулся, чем заставил Милк насупить брови, — шучу, я всегда чертовски горяч. Сарказм. Дилан был пропитан им. Благодаря усталости, алкоголю и, черт возьми знает, откуда появившемуся спокойствию, Дилан раскрывался не только как человек-кирпич. Он был настоящим. — Просто сядь, — Милк указала на кровать, заметив, как Дилан пошатнулся, — тебе нужно согреться и отдохнуть. Он кивнул, соглашаясь, пошел к кровати, но по пути начал что-то еле слышно бормотать. Сел на краешек, согнув руки в локтях и поставив их на колени. — Лучше ляг, — предложила Милк, остановившись напротив сонного парня. Он прижал кулак к раскрытому рту, зевнув. Все его тело было расслабленно, поэтому с легкостью поддалось давлению, с которым Эмилия коснулась груди Дилана. Помогла аккуратно опуститься на подушку головой, лечь удобнее. Случайно коснулась холодной шеи Дилана, задумчиво прикусив нижнюю губу. Отставила нетронутую кружку с кофе на прикроватную тумбочку, тут же вернувшись к замолкшему Дилану. Заметила обувь, и сняла её, чем привлекла внимание Дилана. Он сосредоточенно посмотрел в лицо Эмилии, недолго сохраняя тишину: — Кажется, — сильно нахмурился, — я выпил слишком много. Эмилия накрыла пледом ноги Дилана, постепенно подходя к его лицу, чтобы укрыть по плечи, но он одним движением перехватил ее запястье, заставив нагнуться ближе, а сам приподнялся на локте: — Милк, я перебрал, — виновато поджал губы, — не знаю что со мной, прости. — Все хорошо, — кивнула, накрыв его холодную ладонь своей, — ты не перебрал, — мягко убрала его руку со своего запястья и уложила на кровать. Дилан опустился обратно, размеренно дыша. Хотел сказать еще что-то, но веки налились свинцом. Осталась только пустота. Даже образ Эмилии исчез. Напряжения не было. — Тебе просто нужно поспать, — укрыла его пледом, наблюдая, как он закрыл глаза, сжав пальцами края пледа. Выглядел спокойным, позволив разглядеть свои родинки на скулах, покрытые слоем йода. — Спи, Дилан, — перешла на шепот Эмилия, аккуратно коснувшись ладонью его волос. Пригладила их, пытаясь убрать хаос, но, видимо, это было неотъемлемой частью Дилана. Таблетки отца. Чувствовала ли она вину за то, что обманом заставила выпить снотворное? Да. Помогло ли это Дилану? Определенно да.