Блюстители Чистоты

Солнечный свет тонкой полосой проникал в комнату, просачиваясь сквозь не зашторенную часть окна и образуя «стену». В этом луче были видны свободно парящие частички пыли. Они делали луч заметнее и как бы отделяли тревожно спящих людей друг от друга, оставляя каждого на своей территории. Эмилия лежала на животе, прижавшись щекой к мягкой подушке, губы приоткрыты. Она дышала спокойно, не чувствуя знакомого холода, пока находилась под теплой тканью одеяла, накрывшись по плечи. По привычке заняла большую часть кровати и не чувствовала дискомфорта, если не учитывать нарастающие болевые ощущения. Сонно сморщила нос, когда пришлось сжать в пальцах ткань простыни, ведь мышцы живота напряглись, подталкивая еду «наверх». Она поднесла кулак к губам, сжимая и без того прикрытые глаза, в попытке перетерпеть минутную боль, но рвотные позывы усилились. Желудок словно выворачивало. Эмилия устало раскрыла глаза, ощущая слабость в каждой клеточке тела, вызванную недостатком сна. Накрыла рот ладонью, чтобы в случае чего, попытаться удержать ужин внутри себя. Другой рукой помогла себе присесть на кровати. Матрас тихо скрипнул под её весом. Одеяло скатилось со спины, оголив ссутуленные плечи, и Эмилия потерянно уткнулась взглядом в стену. Она мысленно корила себя за три бессмысленных часа сна, которые не только не прибавили сил, но и забрали их, оставив ноющее чувство беспомощности. Невозможность сопротивляться самой себе. Стенки горла сжались, останавливая вчерашнюю еду в полости рта, от чего Эмилия скривила лицо, чувствуя омерзительную горечь на языке. Приняла большие усилия, проглотив скопившуюся воду вместе с остатками переварившейся пищи. Вытерла рефлекторно слезящиеся глаза и убрала дрожащую ладонь от губ. Сонными, опухшими глазами обвела комнату, осматриваясь. Голова слегка гудела, но даже с затуманенными мыслями, Эмилия словила себя на мысли, что этой комнате не помешала бы уборка. Тонкий слой пыли, стопки исписанных бумаг на полу. Достаточно было поднять взгляд, чтобы разглядеть у противоположной стены письменный стол, на поверхности которого были раскиданы использованные ватные диски, впитавшие в себя йод. Там же стояла склянка с непонятной жидкостью рядом с раскрытой аптечкой, на самом краю стола. Совсем рядом. Ощущение стыда заставило бледные щеки Эмилии налиться румянцем, когда она наткнулась на явно неудобно расположившегося за столом Дилана. Он спал, напряженно наполняя легкие кислородом через нос. Губы плотно сжаты. Развернувшись всем телом к Эмилии, О’брайен упирался локтем в край стола, прижимая кулак к щеке. Он всю ночь провел в таком положении, следя за девчонкой, не находя себе места из-за того, что делил с кем-то комнату. Тем более кровать. Это его мир, в котором он мог запереться от окружающих, почувствовать себя свободнее в замкнутом пространстве, но, черт, это место перестало принадлежать всецело Дилану. Ноги его были широко расставлены, а свободная рука покоилась на животе. Это странно, но даже во сне Дилан хмурил брови, от чего в уголках глаз собрались морщинки. Выглядел таким серьезным, что Эмилии невольно захотелось сжаться в комочек, спрятаться от возможной грубости парня, но вместо этого она отвела взгляд, изучая темную комнату, в которой, кроме валяющихся на полу вещей, больше не за что было зацепиться. Поэтому посмотрела в угол, заметив там боксерские перчатки. Ухмылка коснулась её губ, а внутри зародилось странное удовлетворение, ведь она знала, что Дилан не просто гулял тем вечером. Он шел с тренировки. Похоже, он серьезно относился к занятию спортом, раз так аккуратно сложил инвентарь в углу. Это было самой прибранной и незахламленной частью комнаты. Из-за плохого освещения, роль которого играет солнечный свет, Эмилии не сразу удалось различить белую увесистую доску с боку. Она стояла у подножья кровати, пытаясь слиться со стеной. Её ровная металлическая поверхность была исписана какими-то каракулями, скорее всего это почерк Дилана, но с такого ракурса нельзя было разобрать слов. Эмилия бросила беглый взгляд на спящего парня, поджимая губы, затем вновь на доску. Ничего страшного не случится, если посмотреть одним глазком, правда? Уперлась руками в кровать, чтобы было легче встать на колени и подползти к краю, но хилый матрас опасно заскрипел. — Эй, — громко набрав в легкие кислорода, Дилан разлепил глаза, оторвав покрасневшую щеку от ладони, — Что ты… — язык заплетался, но Дилан с силой вырвал себя из сна, фокусируя взгляд на застывшей Эмилии, — Что ты делаешь? — Ничего, — прошептала, опускаясь обратно на пятую точку, зрачки забегали по комнате, — я просто хотела осмотреться, — призналась, принимаясь теребить края футболки. — Нечего там смотреть, — грубо и холодно. Обычное обращение О’брайена. Он устало прикрыл лицо ладонью, громко и тяжело выдохнув, надеясь таким способом прогнать хреновое настроение. Протер глаза, в попытке проснуться, затем запустил пальцы в волосы и навел там ещё больший беспорядок. Как он мог уснуть? С сомнением перевел взгляд на такую же сонную Эмилию в широкой одежде, которая скованно смотрела в пол, издеваясь над краями черной футболки. Его футболки. Она поджала губы, пытаясь держать себя в руках, но тошнота вновь подкатила к горлу. Ей нехорошо. Дилан вытянулся на стуле, достав из заднего кармана телефон, и проверил время. — До школы осталось десять минут, ты пойдешь? Эмилия кивнула, но не подняла покрасневших глаз. Стенки горла рефлекторно сжались, а плечи задрожали. — Эй, — Дилан наклонился вперед, ставя локти на колени, а пальцы соединил в замок, — ты как? — Нормально, — она подала голос, кивая, — нормально, — соврала, что не ускользнуло от требовательного взгляда Дилана, — а ты? Странный вопрос. Как он? Если не учитывать последние три года жизни в этом затхлом городишке, в дерьме которого Дилан окончательно погряз, вопрос всё равно был странным. Как ты? Никто раньше не интересовался. — Нормально, — ответил тем же, встретившись взглядом с Милк. Отвернулись, смотря в разные стороны. Неловкое молчание, которое, казалось, действовало только на Эмилию. Она пропускала сквозь себя знакомый холод, сглотнув. Раскрыла рот, ощущая гнетущее чувство внутри, которое до сих пор не отпускало, словно… — Можно мне домой? Дилан сощурился, переведя на Милк удивленный взгляд: — Я не держу тебя. Она нервно кивнула в ответ. Глупо получилось. Словно ей всё ещё нужно бежать. — Так, — решил уточнить Дилан, спустя минуту тишины, — ты пойдешь в этом? — указал пальцем на свисающую с худого тела Милк широкую одежду. Она озадаченно провела ладонью по футболке на животе, с волнением осознавая, что это вовсе не её вещи. Непонимающе скользнула взглядом к груди, потом опустила голову, оттягивая ворот футболки. Краска тут же залила её лицо, и тихий писк пронесся по комнате, пока Милк испуганно прижимала руки к груди. Только не это. Где вещи? Судорожно задвигала головой, осматривая комнату, и встретилась с повеселевшим взглядом Дилана. Он не знал почему, но такая реакция забавляла его. Сдерживал улыбку, наблюдая как Эмилия боролась со смущением то раскрывая, то закрывая рот. Была похожа на рыбку. — Что-то потеряла? — издевался, но не зло, ему просто хотелось почувствовать что-то. Пропустить через себя эмоции, ведь своих не хватало. — Где мои вещи? — пропыхтела Милк, смущенно прижимая руки к груди. — Ты оставила их в ванной. Глаза Эмилии расширились, но от вновь подкатившего к горлу комка, она промолчала, неестественно согнувшись. В комнате повисло напряжение, стало душно, и на лбу её появилась капелька пота. Спину пробрал липкий ток. Дилан наблюдал, как Милк накрыла губы ладонью, поднимаясь с кровати. Встала на ноги резко, поэтому перед глазами все на мгновение поплыло, качнулось как в корабельной каюте. — Нужно, — промычала сквозь ладонь, второй рукой держась за голову, в попытке устоять на слабых ногах, — мне нужно домой. Дилан поднялся со стула, бегло осмотрев бледную кожу Эмилии, которая подошла ближе, опустив голову. — Идем, — приказал он, зная, что в этом не было надобности, Эмилия итак пойдет за ним. Он вышел в освещенный тусклой лампой коридор, прислушиваясь к шагам, чтобы быть уверенным, что Милк движется за ним. Дилан боролся с желанием рухнуть обратно в кровать и наконец-таки выспаться. Успокаивал себя тем, что скорее всего этим и займется, когда Стилфорд покинет дом, но сейчас, ему нужно было удостовериться, что на первом этаже нет Рони или, что ещё хуже, его вечно нетрезвых и «милых» в общении дружков. — Дилан, — шепот. Остановился, повернувшись к Милк полу боком. Она тут же опустила голову, начав измываться над тканью чужой футболки: — Можно я заберу свои вещи? — выдала на одном дыхании, боясь задохнуться от смущения, ведь в ванной осталось преимущественно её нижнее белье. Дилан понял это и отвернулся, чтобы не было возможности разглядеть его потерянности. Кинул через плечо: — Дверь слева от тебя. Милк повернула голову, тут же найдя нужную, и вошла, оставив дверь открытой. Было слышно, как она шоркала ногами, не поднимая их достаточно высоко. Дилан топтался на месте, сжимая ладонь в кулак, и провел пальцами по костяшкам, ощущая неровности кожи и неловкость, которая была никак ему не свойственна, поэтому он растерялся. Не знал, почему нервничает, ведь, черт, она просто спросила про белье. Он видел много белья на девушках и девушек без него, так почему это заставляло нервничать сейчас? — Пошли, — голос тихий. Дилан обернулся, заметив в тонких пальцах комок вещей, и тут же поднял хмурый взгляд на лицо Эмилии. Она выглядела болезненно, но слабо улыбнулась, встретившись с темными глазами. — Пошли, — повторила она, не решаясь двигаться первой. Дилан прошел к концу коридора, но не вышел на лестницу, остановившись у самого края и приложив ладонь к стене. Выглянул, осматривая прихожую, и успокоился, ведь двери чужой спальни были закрыты. Значит, Рони ещё не проснулся или, по крайней мере, не выходил из комнаты. Дилан облегченно выдохнул, когда они дошли до входной двери. Аромат кофе. Он уловил его, когда Милк подошла ближе, смахнув влажные волосы с лица и встав напротив него. Дилан чувствовал на себе её виноватый взгляд, пока открывал двери, выглядывая на улицу. Осенний ветер освежающе лизнул лицо, по дороге проехали машины и, самое главное, никто не увидел, что Эмилия вышла из его дома. — Спасибо, — прошептала, когда Дилан полностью раскрыл двери, пропустив её вперед. Посмотрел на её босые ноги, сдержав усталый вздох, и отвернулся, уже собираясь закрыть за собой двери. — Дилан! — крикнула она, обернувшись с поднятым вверх указательным пальцем. Не смогла сдержаться, сама не веря, что выкрикнула его имя, а ведь пора была научиться держать язык за зубами. Он обернулся, оперся о дверной косяк плечом и вопросительно поднял брови. — Я хотела сказать, — не знала от чего так тяжело, от тошноты или подкатившего к горлу волнения, — точнее не то чтобы сказать, просто извиниться, ведь я опять вынудила тебя помогать мне, разбудила и… прости. Мне действительно жаль, что тебе пришлось возиться со мной. Набралась смелости, чтобы поднять взгляд, тут же сглотнув, ведь всё это время Дилан смотрел на неё. Изучал. Черные волосы и бледная кожа на солнечном свете создавали подобие контраста, от чего даже уставшее лицо Дилана казалось привлекательным. — Сочтемся, — бросил это и скрылся в темноте коридора. POV Эмилия Сочтемся. Повернулась лицом к дороге, аккуратно спускаясь босыми ногами на бетонную дорожку, ведущую прямиком к тротуару. Странно, что в нашем районе ни у кого не было забора, полная открытость соседям и миру в целом. Поэтому отец запирал входную дверь, боялся, что кто-нибудь мог влезть в дом. Когда я была меньше, папа на ночь рассказывал сказку о глупой сове, которая была обречена слышать каждый шорох и стук в своем лесу. Как-то ночью, она полетела на звук и попалась в лапы хищной лисе, что точила когти о кору старого дуба. Отец говорил, что виной тому хороший слух, поэтому первым правилом моего детства было ни в коем случае не идти на странные звуки, даже если они звали меня. Глупая сказка. Трава щекотала пятки, но земля была пропитана холодом, поэтому я старалась быстрее перебирать ногами, пока поднималась на порог дома. Листья тихо шелестели за спиной, касаясь друг друга. Я посмотрела на дверь и, недолго думая, повернула ручку, с удивлением осознав, что она поддается. Зашла в дом, прикрыв двери до тихого щелчка. Дома было теплее. Светлая прихожая приветливо встречала меня, пока я осматривала тумбочку в поисках ключей от двери. Комплекта отца не было, значит, он уже на работе. — Эмилия? Подняла глаза на голос, замечая выглядывающую из-за стены второго этажа голову. — Мам… — Эмилия! — вскрикнула она, от чего я вздрогнула, морщась от боли в голове. Её голос резал уши, — Ты где была? Я тебя спрашиваю, противная девчонка! Где ты была? Громко спускалась по лестнице, всем своим видом предупреждая, что мне не поздоровится. Мама не смотрела под ноги, в глазах бурлила ярость. — Ты чего? Успокойся… — Не надо меня успокаивать, — перебила, как обычно выбрав тактику нападения, — это не я убегаю из дома и… Боже, — прикрыла рот ладонью, подходя ближе, — Это что? — оттянула пальцами футболку на моем плече, — Чье это? Посмотрела мне в глаза, повысив голос: — Я спрашиваю. Чье. Это? — её пальцы сжались на футболке и начали трясти, — Чье, Эмилия? У кого ты была? — Прекрати, — попросила, не в силах убрать руки со своего плеча или как-либо сопротивляться, ведь все силы уходили на то, чтобы сдержать в себе рвоту. — Ты хоть понимаешь своими крошечными мозгами, что это не нормально? Эмилия, слышишь? Не нормально. Качнула головой, чувствуя как желудок сжался, а ладони вспотели. Я дотронулась до локтя мамы, пытаясь найти точку опоры: — Вы закрыли её, — получилось тихо, но это всё на что я была способна. — Я всё расскажу отцу, такое я терпеть не намерена, — скинула мои руки и я пошатнулась на слабых ногах, — тебя нет в комнате, а мне приходится искать тебя, опоздать на работу, волноваться, черт побери! Затем ты заявляешься в мужской одежде, вся растрепанная, и ничего не объясняешь. Кого я воспитала? Отвечай! Сию же минуту отвечай, где и у кого была, противная девчонка! — Вы опять… — горечь от моего прозвища осела на склизкой оболочке сердца, причиняя боль, поэтому голос дрогнул. Морально было невозможно противостоять матери. — Что опять? Что ты там шепчешь? — Вы закрыли меня, — подняла красные глаза, впиваясь в маму взглядом, — опять заперли в комнате. Почему? Тишина. Агрессия резко сменилась напряжением. Мама тяжело задышала, уставившись на меня в ответ, но уже не с такой злостью. Мой вопрос выбил её из колеи. — За что? — поняла, что так будет правильней. Такой вопрос правильней. — Это нужно, — прохрипела она, отводя взгляд. Наклонила голову, чтобы не дать возможности матери отвернуться: — Вы закрыли меня опять, — выделила последнее слово, голос дрожал, а щеки стали влажными от скатывающихся слез, — а я просто искала выход. — Отец должен был закрыть, — начала она, но я перебила, переминаясь с ноги на ногу, ведь она опять хочет скинуть всю вину на него. — Папа закрыл, потому что ты приказала. Зачем? — Ты сама знаешь. — Нет, — развела руками, — не знаю, мам. Я не понимаю, за что ты так со мной. Лицо матери исказилось, и я почувствовала её недовольство на себе. В каждом движении, взгляде. — Вот только не нужно делать меня виноватой. Ты сама вынудила закрывать тебя, не я. — Боже, чем? Что я сделала не так? — Да всем! — повысила мама голос, опять срываясь, — Твои припадки, срывы на пустом месте, всё это не нормально, Эмилия. Ты не здорова и ты… пугаешь меня. Двери необходимо запирать, хотя бы для твоей безопасности, понимаешь? Я почувствовала кислоту, выжигающую стенки горла, пока подносила руку к шее, нащупывая медальон. Отвела взгляд, шепча: — Ты открыла окно. — Какое окно? — Окно в моей комнате, ты забыла закрыть его на ночь. — Так ты… — указала на меня, моментально сообразив, — вылезла через окно? Ночью? Вопросы продолжились, но я больше ничего не слышала. В ушах появился резкий звон, мышцы живота болезненно сократились и всё, что скапливалось во мне последние годы… Согнулась, упираясь одной рукой в колено, а второй хватаясь за живот, меня рвало. Громко. С визгом мама отскочила в бок, но пара капель попало ей на ноги, от чего она сморщилась, брезгливо тряся руками в воздухе. — Эмилия, ты, — начала обходить меня на носках, становясь с боку, — Тебе настолько плохо? Стенки горла сжались, и из меня вновь вышло что-то жидкое, с хлюпаньем растекаясь по полу. Закашляла. Глаза рефлекторно заслезились, пока я дрожащей рукой пыталась вытереть рот. Теплая ладонь коснулась моих волос, собирая их у затылка. Они отлипли от влажной кожи. — Ты ушиблась, когда выбиралась на улицу? Э-эй, Эмилия, — мама наклонилась к моему лицу, пытаясь скрыть отвращение, но глаза выдавали её, — тебе сильно плохо? Прижала тыльную часть ладони ко рту, слабо кивнув. — Черт, — прошипела она, выпрямляясь. Ногой нервно отбила ритм, пытаясь придумать, что со мной делать, — значит так, едем в больницу, только не рассказывай отцу, хорошо? Посмотрела на остановившуюся у дверей мать в строгом костюме, которая потерянно смотрела на меня, повторяя просьбу: — Не говори ему. Ведь это её вина. *** Осень вызывала у меня апатию. В такие моменты грусть проникала под кожу и начинала цвести, как синяк, распространяясь по всему телу. Я становилась большой гематомой сама того не желая. Дело было не в слякоти или серости окружающих улиц, комнат. Нет. Меня больше пугала темнота, что осенью опускалась раньше. Как бы я не сопротивлялась, не старалась сражаться с этим чувством, что-то внутри меня откликалось на темноту, заставляя открыться её. Впустить внутрь, позволить заполнить всё тело. Страх. После этого ко мне приходил страх, ведь, черт, темнота не покидала меня и со временем разлагалась, перерождаясь. Все эти зародыши толстым слоем ложились на дно сознания, порождая кошмары. Все кошмары - это мои подавленные чувства, которыми до отказа была забита грудь. Они никогда не смогут выйти наружу, потому что им запретили. Мне запретили. — Пошли, — перевела секундный взгляд на женщину в белом халате за стойкой, которая успокаивающе улыбнулась мне краем рта и вновь принялась за сортировку бумаг. Оставила быструю роспись, сильно вдавливая стержень в бумагу, словно чиркнула спичкой. Так же подписала следующий бланк, отложив его в отдельную стопку. — Эмилия, — отвлеклась, посмотрев на возбужденное лицо матери, которая теперь контролировала каждое мое движение, — пошли, — повторила. Смиренно последовала за ней, не смотря по сторонам, ведь я находилась в приемном отделении, а люди здесь сидели на каждом углу. Они постанывали от боли, присев на край кушетки, ждали своего часа, чувствуя, как костлявые пальцы смыкались на шее. Я не поднимала глаз, пока не завернула за угол, проходя огромную комнату, в которой находились комнатки поменьше, но без стен, просто зашторенные плотной синей тканью. Там носились люди, как муравьи, разбегаясь за нужные ширмы. Задержала дыхание, ощутив в воздухе металлический запах, смешанный с хлоркой. С детства, при виде крови меня охватывала жуткая паника, я даже как-то раз потеряла сознание, увидев у парня разбитый нос. — Отвратительные условия, — прошептала мама, наклонившись ближе к моему уху, когда мы наконец-то вышли из приемного отделения, — и как люди только не боятся сюда приходить? Молчу. Не потому что решила игнорировать её, а потому что с самого дома не успела прополоскать рот и до сих пор чувствовала отвратную горечь на языке, что говорить про запах? Мерцающие над головой лампы тихо трещали, отражаясь от блестящего пола, по которому можно было ходить только в бахилах, как написано у входа в стационарное отделение. В коридоре было пусто, поэтому мама позволила себе говорить громче: — Если тебя о чём-то спросят, не нужно на всё отвечать правду. Доктору не обязательно знать, что ты выпала из окна, понимаешь? — спросила, а я кивнула, опустив руки вдоль тела, — Будет лучше, если я сама буду вести диалог. Ты просто стой рядом, договорились? Кивнула, неожиданно затормозив рядом с резко раскрывшейся дверью. Из-за неё высунулась голова мужчины с трехдневной щетиной и темными кудрявыми волосами, забавно спадающими на лоб. Он посмотрел на меня, повисая на двери: — Не ушиб? — Нет, — мама хлопнула в ладони, тем самым привлекла к себе внимание, — не ушибли. Мужчина тут же перевел взгляд на маму, расправляя плечи: — Тогда я зря испугался. — А вы не подскажите, где найти мистера Хэ… — опустила она глаза на листок, ещё раз пробежавшись по коряво написанной фамилии, — мистера Хэмилтона? — Вы уже нашли его. Исподлобья бросила взгляд на мать, лицо которой странно исказилось. Она опустила руки вдоль тела, сжимая документы, недоверчиво посмотрела на молодого мужчину, который не изменял позитивному настрою. Она никогда не доверяла молодым «специалистам». — Это его кабинет, так что вы уже нашли мистера Хэмилтона. Можете проходить, — вышел из-за двери, которую слегка раскрыл перед моим носом, — он вас примет. — Спасибо, — сказала мама и прошла в раскрытую дверь, — идешь? — обратилась ко мне, обернувшись. Опустила голову, проходя мимо мужчины, который всё это время скрывал свой белый халат за дверью. Молодой доктор. Специалист. Зашла в светлый кабинет, продолжая оттягивать края футболки. Мама уже о чём-то начала беседовать с мужчиной за столом. Он с серьезным выражением лица слушал, сцепив руки в замок и по-хозяйски положив их на стол, заполненный доверху папками и коробкой. Его лоб был уже слегка изрезан морщинами, а волосы у корней поседели. — Не стой в дверях, — голос громкий, но мягкий, — присаживайся на стульчик, — обращался ко мне? Подняла глаза, заметив на себе пристальные взгляды. — Ну же, Эмилия, — мама повторила слова доктора, подзывая пальцем, — не стой. Она стала какой-то заторможенной и перестала реагировать на просьбы… — начала, словно извинялась за мое состояние, но врач перебил её, выходя из-за стола: — Сейчас во всём разберемся, не стоит беспокоиться. Подошел ближе, вооружаясь маленьким фонариком. Сел на колено, чтобы быть со мной на одном уровне, и ладонью поднял мой подбородок. — Следи за моим пальцем, хорошо? — ждал, пока я кивну, после включил фонарик, слепя светом. Следовала взглядом за движениями пальца врача, который вел им сначала в одну, затем в другую сторону. — Что именно произошло? — Ох, Эмилия у меня такая неаккуратная, — тяжело вздохнула, становясь с боку от нас, — позвала её завтракать, только присела и слышу грохот. Выбегаю в коридор, а она с лестницы скатывается кубарем, — невольно сжала края стула, царапая ногтями деревянную поверхность, — говорит, зацепилась за ковер. Это ложь. Доктор щелкнул, погасив свет фонарика. С тяжелым вздохом убрал его в задний карман халата, выпрямляясь. — Что с ней? — в голосе матери действительно послышалось волнение. — С реакцией есть проблемы, но незначительные. Скажи, Эмилия, как ты себя чувствуешь? — Нормально, — прошептала, поджав губы. Частично я не врала, после того, как из меня всё «вышло», мне действительно стало легче дышать, словно давний груз свалился с плеч. — Было бы нормально, тебя бы не привезли сюда в таком виде. Виновато опустила глаза в пол, вспомнив своё отражение в зеркале заднего вида в машине. Из-за бессонной ночи моё лицо опухло, щеки казались больше, чем есть, мешки под глазами отдавали желтизной, а зеленая радужка глаз от пролитых слез стала коричневой. Лохматые волосы и зеленая полоса, красующаяся на половину щеки. — Болит что-нибудь? — кивнула, решив больше не лукавить, — Что? — Голова. — Та-ак, — протянул врач, поднимая со стола пустой бланк и ручку, — тебя тошнит? Голова кружится? Теряла сознание? Мама напряженно ответила за меня: — Её уже вырвало. Дважды. Мистер Хэмилтон кивнул, словно догадался что со мной. — С ней что-то серьезное? — мягкая ладонь коснулась моего плеча и я вздрогнула, не ожидая такого проявления чувств. За последнее время я стала забывать какого это, чувствовать мамино тепло. — Уверен на девяносто процентов, что это сотрясение. Сейчас я выдам вам направление, сделаете снимок и вернетесь ко мне. А я пока передам, чтобы подготавливали палату. Цепкие пальцы сильнее сжали кожу плеч, заставляя прикусить губу. — Зачем палата? — Ну как, — врач удивился, улыбнувшись, — чтобы там лежала ваша дочь, и мы могли провести полный осмотр, на наличие травм и переломов. Также ей нужен покой. Пересеклись с мамой взглядами, но её в корне отличается. Она растерянна. Мне всё равно. — Сколько часов она там проведет? — Как минимум три дня. Доктор вытянул нам исписанный листок. Видимо направление. — Эмилия, — голос матери напрягся, — подожди меня за дверью. Я прошла к двери, краем глаза улавливая, как мама забрала из рук врача справку, поднеся её ближе к лицу. Хотела рассмотреть. Вышла в коридор. Прикрыла за собой двери, чтобы не мешать разговору, который, думаю, будет не долгим. Осмотрелась, заметив стоящую у стены кушетку. Колени немного дрожали, поэтому почувствовала облегчение, когда присела на кушетку. Не заняла много пространства, выбрав место на самом углу, чтобы была возможность повернуться боком и поджать колени к груди. Прижалась виском к холодной стене, прикрыв уставшие глаза. Почему мама так отреагировала? Сдержала желание ударить себя по лбу, ведь ответ очевиден. Она боялась, что ночью я опять начну кричать или попытаюсь уйти, что ещё хуже. Не так-то легко найти ребенка в городе, который со всех сторон окружен лесом. Поэтому отец запирал двери. Он боялся потерять меня и делал всё, что скажет мама, но… почему они просто не могли подняться ко мне? Я боюсь тебя, Эмилия. Почему они не могли быть, чтобы успокоить меня? Как обещали это делать, когда мы решили переехать. Они обещали начать новую жизнь и больше не поступать со мной так. — Здесь очередь? Оторвала от стены голову и раскрыла глаза, часто моргая, чтобы справиться с расплывчатым силуэтом. — Эмилия? — парень замер у противоположной стены, подозрительно щуря глаза, — Т-ты что здесь делаешь? — Привет Никко… — прохрипела, когда невысокий парень перестает быть мутным пятном. В горле словно что-то заскреблось, поэтому начала кашлять, прикрыв рот ладонями. Шарканье ног и вот рядом со мной мелькнули короткие темные волосы Никко, что присел на корточки передо мной, взволнованно осмотрев лицо, когда кашель прошел. Прям как доктор пару минут назад. В них действительно были схожие черты. — Выглядишь, — замялся он, поджимая губы, — мягко говоря, не очень. — Спасибо и за это, — растянула губы в подобие улыбки, устало прикрыв глаза. С Никко у нас сложилось подобие дружеских отношений, поэтому могу позволить себе молчать в его присутствии, не боясь быть непонятой. Спустя время приоткрыла один глаз, тут же раскрывая и второй, ведь Никко широко улыбался, продолжая смотреть на меня. — Что ты делаешь? — Ничего, — он поднял ладони, словно сдавался, — просто не знал, на что способны люди, ради пропуска урока химии. Решила подставить своего соседа по парте, да? — Нет, — слабо улыбнулась, убрав спадающие на глаза пряди спутанных волос и спрятав их за ухо, пока Никко вставал у стены. — Не нужно оправдываться, Эмилия, я всё понял. Ты решила не писать тест. — Стой, — сощурила глаза, поддерживая его игру, — а ты что здесь делаешь? Тоже бежишь от теста? — Не-ет, — протянул, вынимая из-за спины бумажный пакетик, который наглядно потряс, — у меня окно сегодня и я отцу обед принес. Так сказать, лично слежу за его питанием. — Понятно, а отец в какой палате лежит? Никко как-то странно почесал подбородок, опустив глаза в пол, и я успела подумать, что спросила что-то лишнее. Так и есть. Сунула нос, куда не надо, теперь сижу и ерзаю на месте, ведь… черт, Эмилия, научись держать язык за зубами. — Ты неправильно поняла. Мой отец не пациент, он — врач. — А-а, — раскрыла рот, понимающе кивнув, — занятная профессия. — Да. Так, тут очередь? Что-то в голове щелкнуло, и я как будто соединила недостающие кусочки. — Там твой отец? — спросила, на что Никко кивнул, — Подождешь ещё немного? Там моя мама что-то уточняет. Никко пожал плечами, уверяя, что ему ничего не стоит подождать, тем более в такой компании. Прикрыла глаза, запрокидывая голову, чтобы коснуться затылком стены. Прекрасно знала, что компания из меня никакая, по крайней мере, на данный момент. Мне было легче, но я всё ещё хотела спать, боролась с головокружением и тихой болью, охватывающей всё тело. Кожа покрылась мурашками от вернувшегося ко мне холода, поэтому обняла себя руками, начав поглаживать открытую часть тела. — Это больничная одежда? — голос Никко прозвучал отстраненно, и мне пришлось приложить усилия, чтобы вытянуть сознание из сонного состояния. Опустила голову, исследуя себя отрешенным взглядом. Достаточно было посмотреть на колени, чтобы с моих губ сорвался ответ: — Нет. В ответ молчание, которое повисло на оставшееся время между нами, ведь Никко больше не спрашивал, а я не стала бы отвечать. Это не больничная одежда. Эти вещи принадлежали Дилану О’брайену. Я в его одежде. Странное сочетание. Скрип дверей. Перевела взгляд на появившуюся в поле зрения маму, которая вышла в коридор, не успев до конца закрыть дверь, так как в неё проскользнул Никко, улыбнувшись мне на прощание. Растянула губы в ответ. — Вставай, — голос жесткий, она даже не посмотрела на меня, лишь комкала в руке бумагу. Поднялась на ноги, упираясь рукой в спинку кушетки, чтобы помочь себе удержаться на слабых ногах. — Что тебе сказали? — поинтересовалась хриплым голосом, за что получила от мамы напряженный взгляд, который прошел сквозь позвоночник, напоминая какого это, быть проблемой. От Автора Ночь плотной дымкой опустилась на город, не пропуская сквозь себя даже блеклого света луны, которую окончательно скрыли тучи. Ночь прогнала людей с улиц, заставив скрыться в своих домах, стены которых трещали от сильных порывов ветра. Люди прятались от холода и страха, который поднимается из-под земли с наступлением темноты. Тем более в этом районе, где дорога разветвляется, уходя вглубь леса, а постоянно воющие псы стаями проносятся мимо тебя, опасно скалясь и рыча. Дилан шел быстро, спрятав руки в карманах кофты, а голову опустив вниз, скрывая лицо под капюшоном. Ему нельзя здесь светиться, тем более в такое время суток. Высотные дома давно остались за спиной и теперь, а прямо по краям тротуара стояли грязно-коричневые железные баки, в которых тлели дрова, даря тепло и слабый свет. Местные бездомные в лохмотьях стояли вокруг баков, держа над ними руки. Переглядывались между друг другом, одаривая совместным недоверчивым взглядом Дилана. Ничего не говорили, сильнее кутаясь в подобие шарфов, которые отрыли в мусорном баке за жилым домом. Им нужно было сохранять тепло. В этой части города каждый человек боролся за жизнь, буквально зубами вырывая возможность погреться и добыть еды. Дилан был одним из них. Знал, какого это, преодолевая стыд и ненависть к себе опускать руку вглубь засаленного мусорного бака, вставать на носки, с большим усилием пытаясь нащупать на дне хоть что-то съестное. Знал, какого это. Сжал зубы сильнее, качнув головой. Не то время и не то место, чтобы вспоминать о прошлом. Впрочем, он и не забывал. Завернул за угол, который казался темнее самого мрака, но не вызывал страха в груди Дилана. Изо рта вырвалось густое облачко пара, растворяясь в темноте, когда Дилан останавливается у знакомой тропинки, незаметно осмотревшись по сторонам, при этом придерживая края капюшона пальцами. Никого не было. Твердым шагом свернул на заросшую травой тропинку, проходя небольшое расстояние до обветшалого дома, в окнах которого не горел свет, но уже ощущается запах металла и плесени. Поднялся по ступенькам, останавливаясь напротив двери, ориентируясь в темноте только на ощупь. Каждый раз прислушивался, прежде чем зайти, этот раз не исключение. Кроме голодного воя собак и шороха за дверью, ничего не было слышно. Опустил руки, вдохнув холодного воздуха, прежде чем войти в такое же холодное помещение. Оно не отапливалось, и ржавые трубы здесь служили лишь реквизитом для создания видимости чего-то живого. Голоса и тихий шелест доносились с конца коридора, погруженного во мрак. Слабый луч света растекался по прогнившему деревянному полу, вырываясь за пределы комнаты, в которую целенаправленно шел О’брайен. Он не посмотрел на маленькую дверь с большим количеством замков, но испытывал влечение к ней, с которым приходилось бороться на протяжении трех лет. Голоса нарастали по мере приближения к комнате, в которую Дилан вошел без всякого сомнения, окинув всех присутствующих холодным взглядом. — Дилан, — Кори приветливо поднял ладонь, продолжая сидеть на пыльном диване в углу комнаты, — где пропадал? — Как всегда, — знакомый голос, обладатель которого стремился задеть О’брайена, — протирал штаны, спрятавшись в комнате. Грохочущий смех заполнил комнату. В основном он принадлежал Джареду, что оторвал от своих губ стеклянную бутылку с пивом, оценивая собственную «шутку». Вытер мокрые губы и, не повернувшись лицом к Дилану, боковым зрением проследил, как он прошел к столу и пожал ладонь Никко. — Все в сборе? — Дилан окинул взглядом присутствующих. — Не все, — Джаред поставил бутылку на край стола, косо посмотрел на Кори, который тут же поднимается с кресла, подходя ко всем, — нужно дождаться Кристофера. — Он не придет, — голос Дилана спокоен. Он не должен был выдавать себя. Кори растерянно переглянулся с Никко, пока Джаред раздраженно сжал пальцами края стола, покачиваясь на ногах: — Откуда ты знаешь? — Знаю, — такой ответ заставил парней напрячься, бросив беглый взгляд на лицо Джареда, который сжал челюсть, прожигая во лбу Дилана дыру. Опять. Опять он знал больше, говорил уверенней, выглядел сосредоточенней, чем Джаред. Воровал у него роль Правого, за которую так отчаянно боролся Джаред. Почему Дилан не мог угомониться? Почему продолжал мозолить глаза? Хренов упырь. Это и бесило Джареда. Раздражение, ярость, ненависть — всё это вызвано присутствием Дилана. — Тогда, — прошипел Джаред, сдерживая себя в руках, ведь роль Правого принадлежит ему. Должна принадлежать, — начнём без него.