Бесконечность

В аэропортах всегда дышится легко. Кондиционеры, металлические столики, зелёные, словно трава, коврики около оранжевых пуфиков. Снующие в разные стороны люди — всегда хочется ухватить хотя бы одного за плечо и спросить: «Куда же вы все бежите?». Никогда не проходишь нормально металлодетектор — всегда возникает покалывание в области пупка; и всегда мечтаешь лечь на ленту досмотра багажа — никакой луч не кажется страшным. Будь он даже солнечным. Я не знала, чем всё закончится (хотя, конечно же, знала). Её лицо казалось мне столь потерянным. Я думала, бросится мне в объятия, заплачет. Но она этого не сделала. Хотелось взять её за плечи и начать тормошить, крича: «Зачем ты так со мной?!», орать ей в уши о любви, лишь бы поперхнулась моей болью и тоской. Но я этого не сделала. Мы помахали друг другу, зная, что это последняя встреча. Что больше подобных не будет. Что подобных и не было ранее. — Кстати, об этом… Лорана убили весной. Мне жаль, — сказала Элис, смотря куда-то вдаль. Дура. И Белла дура, и эта девчонка, что стояла по правую сторону. Слишком элегантная, грациозная, похожа на балерину — к таким не придраться. Интересно, у неё есть проблемы с самооценкой из-за повышенных стандартов? Она не чувствует в определённые моменты, что попросту им не соответствует? Элис. Э л и с. Будто корова лизнула волосы огромным мясистым языком, оставив шлейф свежескошенной травы. Я держала в руках открытку с чёрным сердцем посередине: так раньше изображали погрязшего в грехах человека, который продал свою душу дьяволу. Бумажку нашла в магазине цветов за семь километров до выезда из Форкса, отдала за неё три бакса и сидела довольная, рассматривала, словно дурочка. Будто вокруг меня ничего не происходит. Сердце, а вокруг него были расположены семь животных, олицетворяющих собой главные смертные грехи: павлин — гордыня, коза — похоть, тигр — гнев, змея — зависть, черепаха — лень, жаба — алчность и кабан — чревоугодие. Не смотреть в лицо. Не стоит. Не надо. Это того не стоит. — Зачем ты приехала?! Зачем?! — её пронзительный крик на весь второй этаж и стоящая рядом угловатая девушка, придерживающая Беллу длинными пальцами за маленькие плечи. — Эдвард хочет умереть, он хочет умереть, — она прожигала Свон взглядом. — А ей-то какая разница, хочет он умереть или нет? — я смеялась, сидя на диване. — Ты что об этом думаешь? — Думаю, ситуация то ещё дерьмо, — ответил парень, потягивая из трубочки яблочный сок, сидя в полуметре от меня. — Мальчик захотел умереть, и бедная девочка бежит спасать его, потому что у мальчика не хватает яиц решить проблемы самому! Это полнейшее безумие, дура! Как ты не понимаешь?! — я прикрыла ладонью лоб и всё равно слышала её дыхание. Белла собирала вещи. Я хотела заплакать. Знала, что она не останется, так что бесполезно было что-то предпринимать. Мы обе знали, что я временная ловушка, в которой мисс Свон побродит с годик, а потом выберется, стряхивая щепки с голубоватых джинс. — С чего ты решила, что Эдварду не хватает сил постоять за себя? — спросила Элис, разворачиваясь. — С того, что ты здесь, — фыркнула в ответ, отворачиваясь. — Вы же хотите убить меня, да? — я спросила с улыбкой, рассматривая Джейкоба. Тот, хихикнув, кивнул. — Ну, тогда займитесь этим как-нибудь побыстрее, что ли. Я уже заебалась. Аэропорт Квиллают. Здесь люди могут улететь в любой другой штат, добраться до любого городка — я это делаю при помощи бега. Она долетит до границы, а там махнёт в Италию за своим суженым. Всю себя отдаст ради парня, который намеренно оставил её одну. Всё-таки есть в этом что-то односложное: в уходе. Уходит, чтобы защитить, — эта сказка заезжана и стара как мир. Разве Ромео и Джульетта не научили, что проблемы надо обсуждать? Белла часто упоминала эту парочку, но они подростки гребаные, что с них взять? А Эдвард? Этому придурку больше века — для человека старик, для меня ребёнок. — Скучать будешь? — смотрю на парня, тот смотрит на меня, распахнув веки. — А как не скучать? — я хмыкнула в ответ, вопрос повис в воздухе, так и не дождавшись ответа. — У тебя глаза золотые? — она шептала, касаясь подушечками больших пальцев лица. Я легко кивала множество раз — знала, что ей понравится, намеренно перестала охотиться, сдерживала себя, чувствуя, что ломаю кисти рук. — Ого. — Всё, что скажешь? «Ого»? — мне кажется, я полжизни устало улыбаюсь. Её щеки залились румянцем. — Злишься, что я не особо воодушевлена? — Нет-нет, я знала, что так будет. В твоих глазах я не тот человек, который тебе нужен, — поджала губы, стараясь не опускать уголки рта. Долгое молчание тревожило. Я слышала, как замедлился ритм её сердца. — Ты совершила ошибку, когда попыталась быть похожей на него, — громкий шёпот, опущенная голова. Я коснулась двумя пальцами мягкой кожи и приподняла её подбородок вверх. — Во-первых, не смей говорить подобные вещи, не смотря мне в глаза. Во-вторых, я совершила ошибку, когда попыталась стать для тебя лучше, чем я есть. У меня не было цели стать чьей-то копией — я слишком сильно себя люблю. Моё презрение, как показалось, волнами до неё дошло. Хотелось сломать ей руки, чтобы кости затрещали. Граничащая с любовью злоба, желание разрушить красоту, вырвать каждый волосок, чтобы кожа, наконец, потеряла весь бархат. Ударить наотмашь, а затем поцеловать. Мне впервые хотелось сожрать человека целиком — выпить кровь, а потом смаковать на языке мягкие кусочки плоти, ею же и пропитанные. Я хотела высушить все клетки её тела, хотела оставить в себе её плазму. Хотелось схватить ладонью за голову, давя пальцами на виски, и бить об изголовье кровати, пока глаза не застелет густой туман. — Этого ты и хотела? Тогда, когда я пришла к тебе ночью? — мне казалось, я сломаю себе зубы, если продолжу сжимать челюсти с такой силой. Она одернула руку, и я только в тот момент поняла, что давила пальцами на чужую кисть. Всё-таки её поведение заставляет меня допускать ошибки во многом. — Хотела, чтобы я перегрызла тебе горло, да? Тебе же было легче сдаться, нежели заставлять себя, потому что ты та ещё трусиха, которая ни за что в жизни не покончит с соб- — Я не стала бы этого делать. У меня есть семья, — впервые слышала, как Белла шипит. Смешно. — Семья, которую ты губишь, которой делаешь больно. Твой отец носится из угла в угол, потому что не знает, как к тебе подступиться, твоя мать ждёт звонков, чтобы тут же сюда вылететь. Ты уже взрослая девочка и пора бы тебе, наконец, повзрослеть — кроме тебя, ненаглядного Эдварда и твоей огромной любви есть и другие вещи, люди. То, что ты не сдохла, не делает им одолжения, знаешь ли, — я отодвинулась назад, и Белла сделала похожий жест. Услышала, как замедляется её дыхание, а сердце начинает быстрее биться. — С чего ты решила, что имеешь право высказывать мне такое? — Видимо, Эдвард никогда не говорил тебе эт- — Прекрати упоминать его. — Видимо, Эдвард никогда не говорил тебе этог- — Прекрати! Слышишь?! Я устала! — Видимо, Эдвард никогда не говорил тебе этого! Видимо, он только ласково лижет тебе задницу, а, ой, простите, забыла, это делаю только я, — облизнулась, натягивая широкую улыбку на лицо. — Ты уверена, что в глазах столетнего паренька твоё тщеславное поведение — идеал? Уверена, что это и есть любовь? Ну, знаешь, когда вы вместе болтаете и всё такое, — я хихикнула, театрально прикрыв ладонью рот. — Ты всегда ведёшь себя как ребёнок, и в этом есть что-то чарующее, не отрицаю, но логики в твоих действиях нет. Могу сказать, что ты ведёшь себя как преданная псина для такого же маленького мальчика, и вы никого, кроме себя, не замечаете. Никогда. Услышала меня?! Свон одарила меня гневным взглядом. — А ты любишь прятать свои истинные эмоции за маской хохотушки! Выглядит убого, — она тут же встала с кровати и вышла из комнаты. Я слышала, как открывается кран холодной воды; тоже хочу остыть. Мысли роились в голове словно пчёлы, жужжа. Что Лоран, что Джеймс... они не теряют любимых, но их теряю я. Замечаю угасающие взгляды, потрескавшуюся кожу, а потом вспоминаю лучшие пережитые вместе моменты. Мне надо жалеть? Расплакаться здесь? Что надо показывать? Моя ненависть росла комком. В чём был виноват Лоран? — Чё делать будем? — непонятный взгляд. Джейкоб, определенно, нравится мне больше. Он прямолинейный и не любит что-то скрывать, а если и пытается, то это легко обнаружить. Вот такой вот. — В чём был виноват Лоран? — я посмотрела на парня, подняв нос. — Кто?.. Кто-то из твоих дружков?.. не считая Калленов и тебя, мы видели только одного с дредами, но я его убил, — хихикнув, улыбнулся. — Замечательно, — сорвалось неосознанно с языка, и я глубоко вдохнула. Пора найти кого-нибудь и прикончить — так долго продолжаться уже не может. Элис обернулась, провожая взглядом. Что хотела, милая? Что ты хочешь? Ещё убить кого-нибудь? Вы не оставили и шанса. Вы угробили всю жизнь, которая у меня была, из-за неё. Дура, что забыла. Дура. Дура. Дура. Какая же ты всё-таки дура, Ви. — Пошли? — Ага. Идти с убийцей рядом и ничего не чувствовать. Интересно, он думал о том же? Я убиваю людей, он убивает людей (но ему, конечно же, легче считать, что вампиры — нелюди, ведь с клеймом убийцы справиться может далеко не каждый). — День сегодня мутный какой-то, не думаешь? — День сегодня мутный. Слышу его низкий голос за дверью, чувствую противный запах, будто что-то сгнило у меня на руках и теперь не отмывается. — Скоро дождь пойдёт... — Да и солнца нет. Лучшее время для твоего дружка, жаль, что уехал. Он с самого начала понравился тем, что говорил правду, даже если она была грубой и острой. Я слышала, как она волнуется и чувствовала запах её пота. У него горячее сердце. Я бы такое сдавила. Эта мысль навевала лёгкую улыбку. Он и так знал, что я здесь, — мой аромат повсюду. Я вылизала своим голым телом каждый уголок, пока Белла сидела у меня на руках. — Эм... зайти? — Чего? — лёгкий смешок. — Зайти не хочешь?.. — я слышу шелест, Свон заправила выпавшую прядь за ушко. Давай, заходи, родной. Давно мы не виделись, правда? Одного раза хватило? Не знала, что тот старик так много для тебя значил. Вдобавок, я всего лишь с ним поигралась, да поболтала. Надеюсь, он там от шока не помер? А вроде хороший такой оборотень... — У тебя разве нет гостей? — напряженный смешок. Да, точно-точно. Ты меня тоже чувствуешь, как тебя — я. — Да, конечно, но я думаю, что вы подружитесь. Белла, не волнуйся, мы обязательно подружимся. Либо он, либо я — ничего страшного, в мире и такое бывает. Твоё сердце стучит как бешеное, и крови оленя в стакане уже не хватает. Устала. И смерть не страшна, когда прожито столь много. — Скоро дождь пойдёт. — Ага. Ты куда направишься? — У меня много дел, но в Форксе меня точно не будет, так что можешь не волноваться, Джейкоб. — Я и не волнуюсь! — показательно фыркнул, покусывая губы. — Я сказать хотел... хм... Единственный недостаток Джейкоба — стеснительность. — Говори уже, не тяни. — В общем, смотри, короче. Ты вампир, а я оборотень, но мы неплохо так поладили, да? Типа того. — Типа того. Тоже буду скучать, — тянусь за объятиями и ощущаю, как он покрывается мурашками. — Не дыши, скоро отойду, — кивает несколько раз. Молодец. Он её любит, а я её ненавижу — хорошее сочетание. Мы неплохо поладили в первую встречу: высказали друг другу всё как есть, подрались, посидели в молчании, посмеялись и забили. Если не обращать внимания на то, что мы убиваем кого-то.

***

На Озетте красивые люди. Вальяжные такие, любят держаться за ручки. Я тоже не пальцем деланная. К чёрту золотистые радужки глаз — они того не стояли и никогда стоить не будут. Как сильно я верю в любовь? Как сильно хочется разделить несколько парочек? Я радостно заулыбалась, обнажив подточенные зубы, высокому пареньку в серой рубашке. Он стоял со своей девушкой около лавочки, странно рассматривая меня, в метрах пятнадцати, и оттуда нельзя было заметить, что я не совсем человек. Оглядела его напоследок: больше всматриваться не имеет смысла — я знаю, где шея, слышу его сердцебиение, ощущаю запах горячей плоти. По языку потекла слюна, которую я не чувствовала, когда охотилась на животных. Милый. Даже очень. Я обхватила его лицо руками, рассматривая в глазах дикий страх, мотающий зрачки и заставляющий их светиться как новогодняя ёлка; вгрызлась зубами в мягкую кожу, кусая до мяса. Кровь потекла струйками по моей шее, и она меня грела. Горячая. Желанная. Девочка-малютка кричала, но какая разница, милая? Никто не услышит. От тебя пахнет слаще, и на какой-то момент мне показалось, что я плохо вижу. Хотелось, чтобы глаза жгло. Хотелось, чтобы меня вырвало чужой кровью, хотела переполниться ею и в ней же сдохнуть. С Беллой было иначе. Сложнее и тяжелее — я держала себя под контролем, большую часть времени не дыша. Постоянно хотелось расколоть её череп как ореховую скорлупу — бам! — и мозги наружу. Чем больше крови, тем я радостнее. Она вязкая, текучая, сладкая. Я откусила маленький кусочек плоти, водя по нему языком. Солёно, не так вкусно, более холодно, более твёрдо. Отстой. — Н-не уб-бивай... — она дрожала, зарываясь руками под корни дуба. Под ногтевыми пластинами разводы грязи. Я присела на землю в метре от той. Уже и забыла о ней. — А что тогда сделать? Раз не убивать, — я улыбнулась. Глупая. У меня есть кое-что получше для тебя. Она не ответила. Начала громко плакать, заливая лицо слезами. Я подползла к ней, и её сердце, клянусь, билось так быстро и сильно, будто она заражена бешенством. Какое удивительное всё-таки человеческое тело: она вся дрожит, покрытая каплями пота, но я вижу мурашки, волнами бегущие с головы к ногам. Я аккуратно коснулась пальцами её щеки, приблизилась. Красивая и мягкая. Мне нужно грубее. Я оторвала её язык зубами, разгрызла вместе с венками, и кровь мгновенно полилась мне в рот. Великое наслаждение. Она кричала, и мне хотелось запихнуть язык ей в глотку, чтобы больше не вопила — от этого голова болела, будто кто-то пытался её мне разбить. — Прекрати, прекрати! — ужасное шипение возле ушка, и я оторвалась от чужих губ, чтобы повернуть голову, параллельно хватая девушку за горло — пусть побыстрее сдохнет. С громким щелчком шейные позвонки сломались, и она моментально отключилась. Жаль, не увидела угасающих глаз. — Чего тебе надо? — облизываюсь. — Я узнала всё от Аро, пришла к тебе, посмотри на меня, — она обхватила моё лицо холодными руками, и я впервые смогла всмотреться в её глаза. — Значит, меня убьют. Хорошие новости. — Она тебе не подходит. — Прекрати. — Ни жертва, ни твоя влюбленность — никто не подходил. Они не умеют заботиться, Ви, просто не умеют. — Смешная ты. Что тут забыла? — Говорила же, к тебе пришла. Алек со мной. — А как же страх из-за оборотней? Никого важнее брата нет, — у меня кружилась голова, и я чувствовала, как немеет язык. — Никого важнее нет, но есть кто-то, кто также важен. Улыбка появилась на лице. — Я. — Ты. — Насколько ты меня там старше? — смеюсь. — Отлично, теперь мы похожи на Эдварда с Беллой. Я махала руками, смотря на землю, а она целовала мне лоб, медленно опускаясь все ниже, к губам. Перед тем, как связать наши языки, она прошептала мне меж зубов, заливая рот смущением: — Это будут совершенно другие отношения, Ви, и они будут частью бесконечности.