deer

      Позор. Чимин со стоном прикладывает бутылку с прохладной газированной водой к виску и сползает по стулу вниз. На улице плюс тридцать пять, в душе все сорок, а ещё больная голова, мутные воспоминания и непрекращающаяся тошнота. Чёрт бы побрал эти пьянки с Намджуном: они никогда хорошо не заканчиваются.       Чимин лезет в собственные мысли, вытаскивает оттуда за хвост самую мерзкую и впитывает кожей. Живые картинки неминуемого будущего заполняют страдающую голову, а Намджун, сидящий напротив, будто бы читающий мысли, гадко улыбается и поднимается, чтобы поприветствовать причину чиминовой смерти.       — Знакомьтесь, — Намджун едва ли пальцем не тычет в сторону Чимина и улыбается самой гадкой улыбкой из всех, — это Чимин. И он крупно облажался, поэтому может тебе помочь.       Чимин даже не оборачивается, не поднимается с места, как Намджун, только поспешно закрывает глаза и мечтает, чтобы пронесло. Все дурацкие намджуновы шутки, женские шмотки, уже готовыми лежащие у Чимина дома, и Чон Чонгука, который садится аккурат с Намджуном, но смотрит только на него. Тягуче-оценивающе. Чимин чувствует его прожигающий взгляд на каждом сантиметре своей кожи и открывает глаза, встречаясь с чужими с опозданием в мгновение. Осознание бьёт ключом. Чимин в отчаянии.       Зато Чонгук благодарит всевышнего и Намджуна тоже, потому что так намного проще: он понятия не имеет, как вести себя с девушками, как говорить с ними и уж тем более — делать вид, будто та тебе нравится. С парнями всегда было легче, даже если те — мнимые натуралы и с удовольствием бьют по морде за что-то «гейское». …       Чимин приходит в назначенное место и в назначенное время, аккурат на шестисантиметровых каблучках лавируя между столиков в кафе. На улице всё те же плюс тридцать пять, у Чонгука закипает кровь.       Чимин улыбается хомяком при виде Чонгука, садится неуклюже в удобное кресло и совсем не по-женски подпирает рукой подбородок. На щеках румяна, на губах (сложно назвать это творение господне губами) ярко-розовая помада, пышная юбка не прикрывает ни круглых колен, ни молочных бёдер. У Чимина красные щёки и стыд в глазах. У Чонгука, кажется, крепко стоит в штанах: он прячет лицо в ладонях и боится пошевелиться.       — Чувак, мне, блять, очень стыдно, — женоподобный прекрасный Чимин своим таким вполне себе мужским голосом нежно гладит кинки Чонгука. Тот смотрит на него и не может сдержать улыбки, когда тот теряется перед официантом. Чимин кашляет, краснее пуще прежнего и делает заказ своим елейным голоском. Чонгук бы помер от смеха давно, если бы не тяжесть внизу живота.       Пиздец.       Заказ приносят незамедлительно: с каждым глотком щёки Чимина краснеют ещё сильнее, напряжённые плечи расслабляются, а нога оказывается на другой так стремительно, что Чонгук успевает только подавиться воздухом. Если он не спустит в штаны до окончания этого шоу, это будет несомненным успехом.       Чимин улыбается совершенно очаровательно, а у Чонгука земля уходит из-под ног: он смотрит, как эти нереальные губы напротив раскрываются, обнажая ряд ровных зубов, как Чимин подаётся чуть вперёд, совершенно не по женски заливаясь смехом. Чонгук не слышит ничего: биение сердца в груди заглушает всё, к чему он не был готов.       Звон колокольчика над дверью вышибает последние мозги: нервы на пределе и не ясно из-за чего — то ли из-за такого на самом деле офигенного донсена Намджуна, то ли от того, что сюда вот-вот заявится причина их встречи. Чонгук чисто машинально тянется к чиминовой руке, обхватывает такие маленькие по сравнению с его собственными пальцами и глупо улыбается, глядя прямиком в глаза.       У Чимина стресс: он где-то на подсознательном уровне считает, что все вокруг знают, что все вокруг понимают, что он не эта сногсшибательная в кавычках красотка в мини юбке и накрашенными губёхами рядом с не менее красивым парнем, а типичная баба с членом между ног. Тайланд отдыхает.       Но стоит краем глаза заметить вошедшую девицу и напрягшиеся плечи Чонгука, как всё возмущение сходит на нет. Отголоски ликёра на языке придаёт смелости. Миру предстаёт Чимин, который весь из себя бьютифул, вандефул, лавли и вообще world beauty.       — Чонгук, — соблазнительно и до одури невинно. Чимин сползает на самый край стула, выпячивает свою поролоновую грудь вперёд, а прекрасную (Чонгук уверен), самую настоящую задницу назад. Со стороны это выглядит, должно быть, ну очень. У Чонгука сердце в пятки: он уже не смотрит по сторонам, не слышит ни черта, смотрит только на Чимина, на его губы, в его глаза, на него самого.       Ненужная особа навсегда исчезает из жизни Чонгука, а вот Чимин — нет. Они идут по улице вдоль магазинных вывесок, несущихся в никуда машин, Чонгук крепко держит Чимина за руку, и то ли это ликёр взыграл в нём, то ли во всём виновата аура Чонгука, но больше не стрёмно. Но на всякий случай оправдывается, что всё это только для того, чтобы закрепить результат, если на пути вдруг встретится она.       Чонгук ведёт его тесными безлюдными улочками, совершенно не объясняясь заводит Чимина к себе домой и крепко целует в губы. Прижимает к стене, забрасывает чужие руки на свои плечи и у Чимина совсем не получается противиться, особенно, когда Чонгук лезет под рубашку пальцами, выправляя из под пышной юбки и расстёгивая на той молнию.       Чимин задыхается от той неправильной близости, от парфюма на теле Чонгука и от этих рук, которые, спуская юбку к коленям, с чистым садизмом сжимают ягодицы. Никому не ясно, какие намерения преследуются в этой случайной связи, но Чимин перешагивает через упавшую на пол юбку, скидывает с себя туфли и толкает того к противоположной стене.       Чон бьётся затылком и едва не лишается души, когда чувствует божественное творение в виде губ Чимина на своей шее. Тот нетерпелив: целует, кусает, пальцами нервно дёргает за пряжку ремня и нетерпеливо стонет, когда Чонгук накрывает его губы своими. «Чёрт бы побрал этого Намджуна» — думает Чимин и толкает Чонгука в первую попавшуюся дверь. Диван под тяжестью двух тел подозрительно скрипит.       Сверху почему-то женоподобный Чимин в разодранных к херам колготках, но когда тебя нагибает раком парень с шикарным телом, как-то не приходится думать о том, кем он был десять минут назад.       Чонгук и не хочет.