***
4. Преданные и предавшие Каменные плиты пола были не прибраны, усыпаны редкой чёрной пылью и крошечными клочками, которые гонял ветер и закручивал в маленькие вихри. Из-за движения воздуха казалось, в грязи копошатся мелкие, неразличимые насекомые, которые только и ждут, чтобы запрыгнуть на человека и занести в него заразу. Конечно, это было не так. Чума была побеждена, и в любом случае распространялась она иначе. Тяжёлые сапоги раскололи чёрный вихрь напополам, прибив облачко пепла к полу. Эхо их шагов раскатывалось далеко по пустым залам, заполненным только пылью и тишиной, — а ещё незримой плесенью, прорастающей из-под мебели, с нижних сторон шкафов и из всех тёмных углов, грозящей скоро проникнуть повсюду и покрыть полы и стены живым колышущимся ковром. Босоногий юноша выбежал ему навстречу и чуть не упал в ноги, преграждая путь. — Господин, умоляю Вас, ни шагу дальше! Лорд Нашер запрещает… «Ой, лорд Нашер, ой, боюсь-боюсь». — Стража у ворот меня пропустила, — немного растерянно объяснил Теппо. — Никто не предупреждал, что… Он надеялся, что служитель сам пояснит, что происходит, но тот только терпеливо ждал, не смея вставить слово. «Огромное спасибо за помощь». — …что лорд никого не хочет видеть. — Мой господин, Вам должно быть известно, что лорд Нашер всё ещё нездоров. У него сильная слабость и невыносимые головные боли. Он рад принять любого, но только что он приказал немедленно прекратить эти ужасные звуки, слышимые по всему замку. «И откуда мне было знать про его больную голову? Хоть бы объявление у входа повесили». — …что ж, спасибо, что сообщили мне. Подержите, пожалуйста. Он отдал опешившему мужчине свой свёрнутый меховой плащ и один за другим стянул высокие форменные сапоги. Скорее всего, это было запрещено придворным этикетом, порядком пребывания в присутствии монаршей особы и ещё целой кучей правил, но он всё равно так и не успел их выучить. Взяв сапоги в руку, он другой принял у лакея плащ и попросил: — Не проводите меня к нему? Разговор после этого отчего-то не заладился. «Придворные интриги, ё-моё». Теппо по-настоящему ощутил, как мышцы в его животе скручиваются в мучительный узел. Ему даже показалось, что к горлу подступает тошнота. Мысли метались, готовые зацепиться за любой повод, чтобы вытащить его отсюда, занять чем-то другим, хоть ненадолго отложить возвращение к делу — но он не позволил им. Опустив глаза вниз, он коснулся пальцами посеребрённого нагрудника, подарка его господина, на котором были выбиты три снежинки — символ города, которому он теперь служит. У него был долг, который нужно было исполнить. Камергер перед входом в комнату придирчиво осмотрел его начищенные, новенькие доспехи, велел поправить цветные шнурки и церемониальные нашивки, но никак не отметил сапоги в его руках. Уже когда он оказался на пороге и как раз старался что-то разглядеть в беспросветной темноте, среди портьер и тяжёлых занавесов, Теппо удивился, что его принимают не в тронной зале. — Закройте дверь! Камергер мгновенно впихнул его вовнутрь и бесшумно прикрыл створку. «А по-человечески сказать нельзя? Язык отвалится?» Понемногу из тьмы проявились очертания постели и лежащего на ней тяжёлого тела. Слуги замерли у стен и почти буквально смотрели в рот своему повелителю, готовые сорваться с места. Из-под одеяла на Теппо напряжённо уставились два воспалённых блестящих зрачка, рвались к нему, словно ожидали чего-то. — Подойди ближе, я совсем тебя не слышу. Голос лорда был на удивление могучим, зычным, хоть и не гневным. Лёжа в постели, он почти не выделял слова интонацией, говорил ровно и без перерывов, как если бы сам разговор давался ему через силу. — Мой господин… — Громче, или у тебя язык отнялся? — Приветствую, мой лорд! Нашер поморщился и отдёрнул голову, отворачивая в сторону уши. — Не так громко. Я всё ещё твой лорд, а не мальчик с конюшни, чтобы на меня кричать. «Мальчик с конюшни поприятнее в общении будет». Теппо вдруг разглядел, что в коленях лорда стоит столик, уставленный какими-то невиданными яствами. Он подумал, что сейчас не самое время внимательно изучать их, хотя выглядели угощения очень эффектно, и столовое серебро было восхитительное, прямо произведения искусства, и в большом количестве. Лорд Нашер и руки не поднял, чтобы дотронуться до чего-то. — Мой новый оруженосец, верно? Что-то случилось? — он неустанно пожирал Теппо голодными глазами. — Уже нашли преступников, которые сделали это со мной? «Да, мой лорд. Их зовут Время и Старость. Прикажите заковать их в колодки… хотя, с него станется взять, да и приказать». Теппо опустился на колени. — Нет, мой лорд. Пока нет. Я пришёл просить Вашей милости. — Для кого? Нет, нет, не может быть. Кто тебя надоумил? Говори. Назови их имена! «Мамка твоя». — Мой лорд, Фентик Мосс заслужил своё наказание. Ваше слово — закон. Но он не заслужил, чтобы люди плевали на его имя, боялись и проклинали его. Я пришёл, чтобы рассказать Вам, как… — Фентик предал нас, предал Невервинтер и нашего Бога. Он будет казнён через день на городской площади, и его имя будет забыто, — повторил Нашер, как бездушный автомат. — И не упоминай его более в моём присутствии. «Разум твой тебя предал». — Я пришёл просить о справедливости, мой лорд. У Фентика в городе осталась невеста, много друзей и простых прихожан, которых нельзя винить в том, что он один совершил. Но Ваш народ не обладает всей Вашей мудростью и, пока не найдены истинные преступники, уже начал вымещать свой гнев на них. Лорд Нашер зашевелил челюстью и нахмурил тяжёлые брови, а глаза под ними ожесточились. — Ты нарушил мой прямой приказ. Следи за тем, как ведёшь себя, оруженосец, или я велю немедленно выбросить тебя отсюда. «Велю то, велю сё. Только это и знаешь». Теппо ничего не оставалось, кроме как склонить голову. — Но, мой лорд, как же… — Его невеста уже сама отреклась от него, и остальным стоит сделать также. Для Теппо эти слова прозвучали, как удар гонга внутри его головы. «Леди Арибет?! Предала память своего возлюбленного, да так скоро? Нет, не может быть — только не она!» Он вскинул голову, выискивая на лице правителя обман, но оно оставалось безжалостным. — Нет, мой повелитель. Они не заслужили стать жертвами. Они простые люди, которых мы клялись защищать, — не герои! Если так необходимо, это мы должны принимать на себя удар, а не они! Этого Нашер стерпеть уже не мог. Столик полетел на пол, рассыпав своё содержимое в темноту, а сам лорд поднялся на локтях, с трудом спуская с кровати ноги. — Ты что, перечишь мне? Ты, вчерашний обыватель, вздумал учить меня, как мне править? Забыл своё место, мальчишка! Изображаешь из себя послушание, а сам тем временем тоже замышляешь измену! Теппо его страшный гнев не слишком впечатлил. «Что, отвык от того, что вокруг тебя мыслящие люди есть?» — Ни один хороший правитель не должен разрешать насилие в своём государстве. Ради чего и как бы правильно это ни начиналось, кончиться оно может только бойней и чудовищным кровопролитием. — Значит, вот как. И по какому праву ты смеешь указывать мне, в моём замке и в моём городе? Думаешь, из тебя выйдет правитель получше? Стража! Все, люди, быстро сюда! Схватить этого мерзавца! Теппо отступил назад и дался в руки вломившимся гвардейцам. Как ни странно, в этот момент он почувствовал в себе прилив новых сил. Его только разбирал смех оттого, как же быстро изменилось его положение. «И что? Вы все, которые жмутся по углам, — так и будете просто стоять? Ни один не заступится? Вам просто плевать, что бы с вами не сделали?!» — Я безоружен. Я не покушаюсь на Вашу жизнь. — Значит, ты просто сошёл с ума. Новый чин в голову ударил? Видно, я немного поторопился с назначением. Ну так пара недель в камере быстро тебя охолонут! «Нет уж. Не нужны мне твои подачки. Я тебе всё до конца выскажу». — Лорд Нашер, Вы — мой правитель и господин. Ни у кого из смертных нет над Вами власти. Но и у неё всё же есть предел! Вы помазаны на царство милостью Тира, Господа нашего, и его же властью Вы можете быть низложены! В присутствии своей стражи Нашер уже стоял прямо, выпятив могучую грудь, и не позволял недомоганию повелевать собой. Он грозно нахмурил брови и изобразил на своём лице милосердие к павшему противнику. — Мальчишка, ты слишком много на себя берёшь. Ты правда думаешь, что в любой момент можешь заявиться в мой дом и заставить меня отчитываться перед собой? Ты просто заблудившийся фанатичный человек. Ты — не Бог мне, и у тебя нет права призывать меня к ответу. «Тир, не оставь меня. Только не сейчас». — Я пришёл мирно договориться с Вами, пришёл дать Вам шанс объясниться и исправить ошибку. Потому что я верил в Вас, верил, что Вы не способны на такое! Но теперь всё. Вы ясно показали своё отношение к правосудию и нашей вере! Вы показали, что не заслуживаете звания судьи, и это значит, что решения Ваши незаконны! Значит, как воин Господа нашего я буду бороться с ними всеми своими силами и именем Его одержу победу! — Ты — еретик и Неискренний, ничего более! — тут же возразил Нашер. — Объявляешь священную войну? Мне, благочестивому и доброму правителю? Может, ты теперь хочешь ещё и всех заключённых выпустить, которых я осудил за всё время своего царствования? Выбросить их обратно на улицы Невервинтера? Теппо ненадолго замолк. Представив такую картину, он ощутил, как по спине стекает холодный пот, и сам в себе засомневался. Так далеко в своих планах он не заходил. На самом деле, все они заканчивались стандартным «одним финальным ударом добро торжествует, а всё зло повержено навсегда. Конец». И он точно не ожидал, что его прямо здесь подвергнут такому допросу. «Ты, давай, не уходи от ответа». — Я лишь поступаю так, как велит мне моя совесть и моя вера. Всегда. А заключённые заслуживают повторного, честного слушания. Если судью больше заботит не правосудие, а как бы не потерять собственную власть, — вряд ли можно ждать справедливого приговора! А вот это, видимо, уже задело Нашера за живое. Глаза его засверкали в полутьме, и вся мощь старого воина нависла над коленопреклонённым заключённым. — Ну, раз уж ты скорее примешь сторону мерзавцев вроде Дестера Инделейна — ты разделишь его судьбу. По закону города Невервинтер, наказание за измену — смерть! Верные солдаты Невервинтера — бросьте его в клетку и казните вместе с остальными предателями! Таков мой приговор как вашего правителя и защитника веры. «Ну, всё. Так и знал». Теппо ничего не возразил. Он уже сказал всё, что хотел. И тем не менее, даже зная, что его долг исполнен, а надежда ещё не потеряна — в запасе ещё остались третий и все последующие его планы — Теппо чувствовал себя отвратительно. Узел в его животе то и дело трепыхался, повелевал ему свернуться в клубочек и замереть без движения. Просто закрыть глаза и уснуть, надеясь, что всё как-нибудь само обойдётся. Как всегда, пытаясь найти в себе силы, он представил за спиной своих боевых товарищей. Представил, как они кладут руки ему на плечо и говорят: …***
5. Путешествие в прошлое Чуть ранее… — Ты что?! Постой, не надо так, серьёзно! Он же тебя убьёт! — Вынужден согласиться с госпожой Ла’нерал. План крайне рискованный, и лорд Нашер уже доказал, что крайне болезненно относится к этому судебному процессу. — Говоря по-людски: погибнешь ни за что. — В точности. Теппо огляделся вокруг, и на лице его расцвела счастливая улыбка. — Ребята, ребята! Спасибо, что так переживаете за меня, но — не волнуйтесь. Я весь последний час думал, как можно его одолеть. У меня есть план, и запасной план, и ещё один вслед за ним, и… — …и каждый хуже предыдущего… — И что, первое, что пришло тебе в голову — это взойти на плаху? — кажется, Лину была весьма сердита. — Вот зачем так шутить, а?! Ты бы мог, знаешь, вообще не совершать измены, тогда и идти виниться будет незачем! Почему бы не начать с этого? — На самом деле, сперва я просто поговорю с ним. Попрошу о помиловании для Фентика. Это ведь именно то, чего все вы добивались? — Теппо мягко улыбнулся, распахивая перед ними объятия. На этот раз им не нашлось, что ему возразить. — Попытаться надавить на него — это уже второй план. Я, в конце концов, паладин и его брат по вере. Если я пригрожу: «Или казни и меня вместе с Фентиком, или отпускай с миром обоих», — надеюсь, он прислушается. — Боюсь, господин Теппо, вы недооцениваете, сколько потребуется сил, чтобы заставить лорда Нашера изменить уже принятое им решение. — Возможно. Я буду рад любой помощи. Боддинок нахмурился и аккуратно уселся за стол, собрал все разбросанные в беспорядке листы и сложил их ровной пачкой. Он заговорил доверительным шёпотом, приличным для плетения всевозможных заговоров: — Я полагаю… — А теперь остановись и выслушай меня очень внимательно, — мелодично заговорила Шарвин и за плечи потянула паладина лицом к себе. Её прекрасные глаза полнились тревогой. — Одно дело — признать, что ты вёл себя как последний козёл, осознать, что твои бездумные действия могут натворить. И совсем другое — броситься с головой с обрыва и надеяться, что каким-то образом это решит все проблемы. Ты снова это делаешь, так ведь? Уходишь от ответа и позволяешь своим обетам решать за тебя? — Но на этот раз я всё тщательно обдумал! И к тому же сразу спросил совета у вас… Девушка осуждающе встряхнула головой, не отрывая от него испытующего взгляда. От её прицельного горячего внимания у Теппо уже пошла неудержимая дрожь по всему телу. «Думаете, так просто было на это решиться?» — Ага. И мы все хорошенько ужаснулись от твоей затеи. Так теперь ты от неё откажешься? — Нет… нет, всё уже решено, — Теппо поник, нахмурил брови и упрямо закачал головой. — Мои обеты — не шутка, Шарвин. Я обязан сделать это: не потому, что боюсь потерять расположение Тира — а потому, что сам хочу идти этим путём. Просто не мыслю без этого свою жизнь. И потом, я уже успел наломать дров — должен же я как-то исправить это! Я только прошу вас помочь, чтобы никому больше случайно не навредить. Что-то в его глазах — должно быть, искренняя радость, с которой он говорил о пути паладина, гордость, что переполняла его, когда он касался сверкающих белых доспехов, а может быть, образ великолепного доброго рыцаря, который ему так шёл — заставили Шарвин моргнуть и опустить глаза. Не зная, куда деть руки, она глубоко вздохнула и послала Теппо тёплую улыбку. — Ну, раз так, доброго пути тебе. Кто я такая, чтобы мешать юноше достичь его мечты… Давайте тогда хоть постараемся помочь, а? Удостоверимся, что он сможет это пережить. Боддинок согласно закивал. С его точки зрения всё было очень просто: не было такой проблемы, которую не смог бы решить пытливый ум и его должное применение. Главное, не терять голову и действовать здраво. — Тогда, если позволите… Лину глубоко вдохнула, шепча про себя проклятья. — Только пообещай мне, что вернёшься живой. А то не пущу, и всё тут. Посмотрим, как ты побежишь исполнять свои обеты, когда к твоей ноге цепляется маленькая эльфийка. Теппо взял её за руку и крепко пожал. На его лице отразилась её печальная улыбка. — Лину, ты же знаешь, моё слово нерушимо. — М-м. И?.. — И я не могу пообещать тебе то, что от меня не зависит. Но я клянусь, что сделаю всё возможное, чтобы повысить свои шансы. Тир порази меня здесь и сейчас, если я лгу. Умирать мне и самому совсем не хочется. «Знали бы вы, насколько». Лину натурально закатила глаза, а после так строго воззрилась на бедного Теппо, что он мигом растерял всю свою важность и шаловливо улыбнулся. — Лучше бы ты леди Арибет навестил и с тем же жаром, с которым ошибку свою исправлять рвёшься — просто извинился бы перед ней. Ну давай, топай. Ты ведь всё равно не послушаешься, что бы мы теперь ни сказали? — О-хо, мамочка разозлилась… — Вот тебя точно пора в угол поставить, разбойник! — Если вы закончили пререкаться, — натянутым тоном предложил Боддинок, — может, всё-таки займёмся планированием, которое должно будет спасти пару жизней? Все переглянулись и сделали умные лица. — Прекрасно… — А ты силён, парень, — громко вставил Томми с дьявольской ухмылкой. — Чтобы забраться с ногами на трон и сказать такое прямо лорду в лицо — это нужно иметь стальные… бакенбарды. Ну, или просто быть безумцем — как Гримгно. — Томми! Можешь ты не пошлить хоть минутку! Ну пожалуйста… — Ладно, сам виноват — этого следовало ожидать, — тут же подхватил Боддинок. — Итак, давайте сначала точно назовём то, что нам требуется. — Найти способ повлиять на лорда Нашера, — без раздумий ответил Теппо. — Сильно. И в ближайшие два дня. — Хорошо. Так и положим. Полагаю, магию убеждения можно сразу отбросить — слишком ненадёжное, кратковременное решение… — Да, пожалуйста, — в один голос промолвили Лину и Теппо. — Ага, оставим чары для злобных колдунов из уличных пьесок. — На мои чары можете тоже не рассчитывать, — весомо добавила Шарвин прежде, чем кое-кто низкорослый сможет её опередить. — Если бы лорд ценил чистую, истинную любовь, он бы не лишил леди Арибет её жениха. — Слушайте! Вы же не думаете, что… — Нет, Томми, не думаем. — Как же ты тогда сразу поняла, о чём я? — Если исключить самые очевидные варианты, остаётся не так уж много, — продолжал Боддинок, не отвлекаясь на всякие внешние раздражители. — За такой короткий срок мы не успеем собрать достаточно компромата, даже если будем точно знать, что искать. Проще всего в таком случае воспользоваться уже имеющимся материалом. — Скажем, найти врагов Нашера и убедить их поделиться с нами? Боддинок восторженно оглянулся и одарил полурослика польщённой улыбкой. — А ты можешь быть довольно проницательным, Томми. — Что сказать — приходилось водиться с очень опасными людьми. — Но никто не расстанется с такими сведениями бесплатно. А добыть достаточную сумму — проблема ничуть не меньшая, чем предыдущая. Зато мы можем использовать то слабое место, которое лорд Нашер сам недавно показал, — Боддинок довольно оглядел товарищей, что столпились вокруг него. — Эм… Вы ведь не про Воющую Смерть? — Или про то, что он — тоже смертный человек и уязвим, как и все мы? Теппо вдохнул полной грудью царящую ласковую атмосферу и рассмеялся. — Боддинок, лучше бы это не затягивать, а то предложения сыплются всё опасней и опасней. — Я лишь смел надеяться, что кто-то из моих учеников вновь сам преподнесет нам ответ. — На меня не смотрите, у меня с учёбой у волшебников связаны не лучшие воспоминания. Боддинок кивнул, приводя мысли в порядок, и обстоятельно объяснил: — Лорд Нашер продемонстрировал, что готов идти на поводу у мнения толпы. Если бы мы использовали это против него — скажем, если бы сам народ возмутился казнью своего героя-спасителя и изъявил своё мнение достаточно громогласно — можно надеяться, что его решение переменится… — Так что, нам нужно будет ходить по улицам и упрашивать людей выступить за нас? — Лину оглядела собравшуюся вокруг команду. — Знаете, а ведь может и выйти. Не хочу сглазить, но отряд у нас для этого самый подходящий. — Тем более, многие жители сами будут рады отблагодарить своего галантного спасителя, — подчеркнул Боддинок. — Их нужно только организовать. Безусловно, было бы куда сложнее, если бы наш подзащитный не применял постоянно свои силы на благо тех самых людей. Томми, как всегда, беззаботно ухмыльнулся и почесал нос. — Чур, на мне Доки. И далеко идти не надо. — Расходимся по одному, братцы-кролики? Тогда я возьму Чёрное Озеро, всё же я лучше всех его знаю. «И вряд ли мои песни где-то ещё встретят такой же отклик, как в месте, не запятнанном чумой». Но это Шарвин так и не озвучила. — А я беру Торговый район, — поторопилась вставить Лину, пока ещё был выбор. — Надеюсь, выжившие после чумы не будут слишком враждебны к любым проповедникам… — Полагаю, мне остаётся Полуостров. Теппо? — Гнездо Нищих? Там едва ли сейчас много живых, и у всех я на хорошем счету. Отлично, рассчитывайте на меня — я ненадолго загляну туда перед замком Невер и оповещу людей. «Неужели всё? Уже пора?.. Мне разве не полагается последняя трапеза или что-то в этом роде…» — Запомните, — указал Боддинок и вздрогнул, когда Томми выдернул из-под его локтя стопку бумаг — вернуть владельцу, очевидно. — Господин Томми, погодите: это важно. Нужно не только собрать на площади как можно больше верных нам людей, но и предупредить их о сигнале. Чтобы произвести наилучший эффект, нужно, чтобы все они вышли вперёд и начали скандировать одновременно. А до того момента — пусть держатся в стороне и не дают гвардейцам Нашера повода растащить их по одному. Мы выступим все, разом, или не выступим вовсе… Хотя, будем надеяться, все наши приготовления и не понадобятся. — И, Теппо? Я ж забыл совсем: там твоего коня увели… «Убейте меня».***
6. Слово силы Теппо оскалился и отпрянул, когда его насильно выдернули из мира и спокойствия тихих воспоминаний. Все его ощущения вдруг оказались до предела перегружены. Глаза, расслабленные темнотой, видели только слепящий неумолимый свет, от которого уже болели виски. Сколько он их ни жмурил, это совсем не помогало — свет вовсе не уменьшался. На уши словно напал взбесившийся орган, напирал мириадой разных звуков и шумов, что никак не согласовывались друг с другом. Из ставшей привычной волглой прохлады он будто вошел в натопленную парилку, так что тюремная рубаха тут же прилипла к телу, а дыхание перехватило от жара. Запахи большой площади… Да, точно: его же привезли на место казни. Вокруг бушевала толпа незнакомых, грязных, распаренных грубых лиц. Он отовсюду ловил их дикие взгляды, выкрики, жесты ненависти, ничего не успевал распознать — и инстинктивно жался прочь, отгораживался от них, зыркал вокруг безумными глазами. На миг ему почудилось, что вот сейчас его столкнут в эту гущу людей, и там и затопчут, просто растерзают, медленно забьют до смерти. Вот только руки его были связаны за спиной, и поделать он почти ничего не мог. Нетерпеливый конвоир толкнул его эфесом прямо в синяк на плече, и Теппо полетел вперёд, по сходням тюремной повозки — и прямо на корни огромного дуба перед храмом Правосудия. Упав на колени, он как мог постарался спасти своё лицо, но голова всё равно взвыла горячей болью от столкновения с землёй. Стараясь только отдышаться и пережить накатывающую волнами муку, паладин откуда-то нашёл в себе силы собраться, подняться на корточки, а затем и вовсе распрямиться. Если он не сможет вовремя подать сигнал, помятое ухо будет наименьшей из его проблем. Его лишили всех его регалий и, что куда хуже, символа его веры — от него остался только глубокий тиснёный след на груди. Отобрали подаренную сюзереном броню, которую он зачем-то так тщательно начищал. Оставили без обуви и без всякой защиты от злого солнца в небесах. Даже его конь сейчас был на другом конце города, рвался из пут, запертый в тесном стойле, но никак не мог прийти ему на помощь. Каждая из этих мыслей заставляла его всё крепче сжимать губы, глядя мимо людей, в пустоту. Нечёсаный, косматый дикарь. Весь разбитый после бессонной ночи на ледяных камнях темницы. Изнемогающий от одолевших его насекомых, которыми так и кишела вся камера. В напяленной на него бесцветной, мешковатой робе — он ничем не отличался от прочих заключённых, которых во множестве судили и казнили на этой площади. Никто его не узнает и не запомнит — люди даже не поинтересуются его именем. Теппо расправил плечи, приготовил широченную торжествующую улыбку и поднял голову выше, и в тот момент перед собой он увидел Её. Леди Арибет де Тильмаранд приблизилась к нему ровным шагом, не произнося ни звука, и обняла его своими мягкими руками — всего лишь надевая на шею простенький амулет, изображающий весы и меч, символ тирранской церкви. Её пальцы ненадолго задержались на этом маленьком кусочке кожи, исследуя его, будто запоминали каждую неровность и пятно краски. Наконец она легко, едва коснулась губами символа и быстро отпустила, оставила его в тишине болтаться из стороны в сторону на шнурке, а сама устало и строго взглянула на приговорённого, как всегда встречала его на этой самой площади, у дверей храма. Должно быть, солнце уже успело напечь ему голову — потому что Теппо вдруг осознал, что ненавидит её. Лишь за то, какая она великая, взрослая и сильная, какая прекрасная, даже растерзанная горем, — пока ему так отчаянно плохо и тяжело. Это было глупо, бессмысленно, совершенно безумно — но он всё равно ненавидел её, до холодеющих ладоней, до стиснутых в кулаки пальцев и до дёргающихся уголков губ. Так, словно его разум вихрем уносило куда-то в тёмную бездну. Так, что ему даже стало страшно — но только немного, ведь это чувство, такое горячее, родилось из самого его сердца, из его собственного нутра, и казалось исконно правильным и очень приятным. Теппо понимал, что его гнев, конечно же, проглядывает в глазах; что его поведение, присущее скорее культисту Бэйна или Баала, чем верному солдату Тира, у всех прямо на виду — но отчего-то не находил причин остановиться. Его тут убить собираются, всей его жизни лишить — какая разница, что теперь о нём подумают! Так что он балансировал на этой грани, то скрывая в себе злость, то вновь погружаясь в неё, и никак не мог ею напиться. Спустя пару ударов сердца он одумается, уймёт себя и оставит этот омерзительный приступ в прошлом, но на этот короткий миг — он мог позволить себе ненавидеть. Нерушимый идеал с мягкой волной солнечно-огненных волос, кутающих в себе её заострённые ушки. Женщина, милости которой желал каждый рекрут ордена Самулара и чьё ласковое слово могло запросто унести их на седьмое небо. Но Теппо сейчас видел только её лицо — лицо, лишённое всех эмоций и всего человеческого, каменная маска с парализованными чертами, скрывающая таящийся в её глазах ужас. Жалкий, бессильный, вместо разумных слов и поступков он только и мог, что глупо улыбаться и прятать от неё глаза. Леди Арибет медленно разлепила губы и выдохнула воздух, не сводя с него взгляда. — Тир, Господин мой… — её голос был горький, тихий, но не допускающий, чтобы его прерывали. — Прости заблудшее чадо Твоё, суди его непредвзято и, прошу, прими в объятия свои. Он ведь не хотел зла… правда ведь, сэр Теппо? Он лишь поступал так, как умел, так, как его научили. Ну а кто из нас что-то понимал в его-то годы? Молю, Тир, смилуйся, будь с нами… и дай мне сил быть столь же милосердной. Она отвернулась прочь, и сердце Теппо поневоле рухнуло в пятки, хоть он и точно знал, что это обвинение незаслуженно. Что он мог возразить? Что мог сказать этой женщине, которая была во всех смыслах гораздо старше его, столько раз встречалась со смертью и стольких уже пережила, что горя на множество жизней хватит?.. По крайней мере, молчать он больше не мог. — Простите, госпожа моя. Но ещё ничего не кончено! Я всё исправлю. Мы оба спасёмся сегодня, и я, и Ваш возлюбленный. Всё уже приготовлено! Лорд Нашер сам, добровольно прикажет помиловать нас. Не знаю, почему мои товарищи до сих пор не посвятили Вас в наши замыслы… мне искренне жаль. Хотя он догадывался — лишь не знал точно, и потому вроде как и не солгал — отчего так случилось. Леди Арибет, в конце концов, была паладином и давала те же обеты, что и он сам. Если бы она заранее узнала о плане заговорщиков… она бы была вынуждена всё рассказать своему повелителю. На самом деле, Теппо подозревал, что и сам уже сказал слишком много. Его мысли сегодня определённо не поспевали за языком. В глазах леди Арибет даже теперь не отразилось ни тени надежды. Она лишь отошла к краю помоста, позволяя палачу завести приговоренного на место его казни, молча смотрела на Теппо, будто пыталась навсегда запечатлеть его образ в памяти, и тяжело дышала — из-за духоты, наверное. Следующие её слова заставили его задышать точно так же. — Вот оно что. Исправишь. Только вот лорд послал меня, чтобы предотвратить именно это. Значит, нам с тобой надо будет сразиться? Я, всегда верная закону нашего города и владыки… и ты, не знающий, кого будешь слушаться на следующий день. Как думаешь, чья будет правда? Теппо помолчал, тщетно пытаясь угомонить все лезущие в голову мысли. Он через силу расхохотался, а затем так и не смог унять себя, давился смехом, задыхался, но не мог приглушить голос. — Леди, не стоит… Не говорите так. Вам уже не нужно следовать приказам Нашера. Он показал, что служит не правосудию, а лишь самому себе. Он предал нас! Осудил меня без суда и следствия! Его власть незаконна… — Значит, ты сам так решил, — леди Арибет медленно кивнула, моргнув пару раз. Она отвернулась, окинула взором гудящую толпу внизу и бескрайнее чистое небо над их головами. Вдохнула горький запах города, в котором едва ли можно было угадать нотки весеннего морозца. Со стороны их разговор, должно быть, выглядел довольно невинно — всего лишь старшая сестра, исповедующая собрата по вере. — Решил взять закон в свои руки. Самонадеянно, правда?.. Не боишься ошибиться? Не боишься взять на себя вес целого города, когда только вчера не знал, что тебе такое когда-нибудь предстоять может? И снова Теппо почувствовал, что рассудок уплывает от него. Спина уже начала затекать от того, что он постоянно вытягивался, чтобы только не тереться о петлю на шее. Нет, довольно. Она хочет, чтобы он отказался от всего? Бросил то, ради чего столько страдал, перебарывал страх и свою природную мягкость? И ради чего? Что теперь остаётся — лишь уповать на Тира и верить в его высшую справедливость… — Мы же не собираемся смещать его! Я ведь уже так ему и сказал. Мы только потребуем освободить несправедливо заключённых! Когда все собравшиеся граждане Невервинтера единогласно закричат… — Хватит. Теппо вдруг обнаружил, что его запястье что-то держит. Он только теперь заметил, что леди Арибет сама на себя не похожа, будто только встала после тяжёлой болезни — углы лица заострились, волосы истончились и уже не похожи на ту роскошную гриву, с которой её так любили изображать придворные художники. Даже её прекрасные глаза, что прежде вдохновляли юнцов из Академии на подвиги, теперь лишь темнели безжизненными дырами на лице. — Поверь мне, ты сделал достаточно. Город и до этого был похож на пороховую бочку, готовую взорваться в любой момент. И если кто-то умышленно делает всё ещё хуже — можешь быть уверен, лорд его никогда не простит. И он ни за что не позволит тебе уйти безнаказанным — а значит, чтобы добиться хоть чего-то, вам придётся обратиться к насилию. Её взор был по-прежнему пуст, но слова жалили Теппо больнее холодной стали. Леди Арибет всё продолжала говорить, била ему в лицо фразой за фразой, не давая передохнуть или хоть слово вставить. К тому же он немногое мог возразить — ведь она зрила в корень. Его четвёртый план как раз предусматривал использовать собранные людские массы, чтобы силой призвать Нашера к ответу. — Это вы виноваты. Вы привели всех этих людей на бойню. Сегодня должен был умереть только один, а из-за вас теперь погибнут десятки. И ты всё равно ни-че-го этим не добьёшься, слышишь? О чём тут вообще думать?.. Если только в тебе осталась крупица уважения ко мне. Не знаю, что именно, но если ты можешь хоть что-то сделать, чтобы остановить это — что угодно — я умоляю тебя, не медли. Теппо замутило, и он накрепко зажмурился, только бы не смотреть ей в глаза. У него опять раскалывалась голова, а перед глазами лишь плыла какая-то муть. Он понял, что нужно сделать — что одно может спасти его сейчас от этой муки — только никак не мог разжать зубы, чтобы произнести нужные слова. Благословение Тира, хоть не ему самому нужно действовать. Не придётся брать грех на душу. Но, Кирик забери их всех, вот ещё!.. — Да, моя госпожа. Так и сделаю. Она шумно выдохнула и позволила уголку губы дрогнуть, пока ещё не веря до конца, что хоть кто-то может вот так просто прислушаться к ней. Только не думать. Не думать ни о чём больше. Думать она себе запретила, накрепко, вдолбила это в голову, как прописную истину, — понимая прекрасно, что в таком состоянии ни на что разумное не способна. Вот только мысли всё равно возникали, стаями налетали на неё, сами собой, и были они чудовищно реальны. Сердце от них сжималось, как в жестокой хватке колдовского заклятья, и пока она не успевала выбросить мысль за хвост, прочь из головы, Арибет выпадала из жизни. Беспомощно замирала, забывая дышать, протянув к чему-то руку или так и не закончив шаг. И она знала, что не избавится от этого, пока не вложит его в какую-то цель, не поставит это непрерывное стремление на службу данному обещанию. Когда-то Тир обещал ей, что не нужно добиваться справедливости у пустошей и горных вершин, до тех пор, пока от неё не останется ничего — лишь следы на снегу там, где она когда-то стояла. Что она способна на большее, что она может дарить жизнь и радость людям — а не только свои стрелы, свой меч и своё пока ещё бьющееся сердце. Что таким путём весь мир станет чуточку шире и, может быть, самую чуточку ярче. И она верила. И она шла за ним, пока её Бог вёл её — в этот город, в Академию и… Она даже позволила себе быть нежной. Быть женщиной, которой родилась когда-то. Позволила себе стать — его. И теперь она должна была продолжать следовать Его путём, даже не думая о том, что ждёт дальше. Ради чего её привели сюда. Ради чего сделали такой, какой она стала. Ради чего ей жить теперь. И она с нетерпением ждала от Господа знака — о том, как же будет восстановлена Его справедливость. — Спасибо тебе. Значит, теперь мы вместе обратимся к лорду. Ты снова преклонишь перед ним колено, раскаешься в своих словах и попросишь… — Есть один сигнал, который я могу подать. Мы закончили! Палач выбил высокий табурет из-под его ног, и Теппо успел ощутить всплеск дикой паники, пока страшная сила скручивала и ломала его шею. Он ещё успел расслышать последний крик леди Арибет: — Нет! Что ты… А затем уже не было ничего.***
7. Тайны церкви Тира Человек обнаружил себя в одиночестве, посреди бескрайней белой равнины, — словно только что тут возник. Инстинктивно он поднялся, высунулся из окутавшего землю дымчатого облака, но тут же снова рухнул на колени. Шея болела нещадно, хотя он и не смог бы сказать, отчего именно. Бурно оглядываясь по сторонам, он упорно искал своего жестокого обидчика — но вокруг не было решительно никого. Память заволокло туманом. Он словно очутился в сказке — или во сне — и не вполне осознавал себя. Он даже не смог бы назвать собственное имя, если бы вдруг пришлось. Но в этом и не было нужды — сон ведь живёт по своим собственным законам, и человек подчинялся им, даже не замечая этого. Преисполнившись небывалого спокойствия, он решил, что всякие мелочи вроде неустанно ноющей шеи просто ниже него. — Ну, вот и пятый план… Эта равнина была идеально ровной, без единого деревца или серьёзной возвышенности. Незаметный ветер нёс по ней мелкую снежную пыль, выкладывал её ровными дугами, писал и тут же переписывал прекрасные картины на бесконечном холодном холсте. Откуда-то издалека доносился злобный вой — то ли просто шум ветра, то ли охотничий клич йети. Толстый наст гулко хрустел под ногами, ноги проваливались сквозь ледяную корочку в мягкое, рыхлое и глубокое нутро под нею, но следы позади тут же засыпали свежие снежинки. А ещё здесь совершенно нечего было делать. На мутно-сером, затянутом пургой небе было не разглядеть ни одной звезды. Даже солнце не виднелось слепым пятном средь эти толстые тучи. Куда не глянь, нигде не было никаких ориентиров, даже горизонт было не рассмотреть из-за облаков белой пыли. Человек с запоздалой тревогой понял, что не сможет ответить, в каком месте он появился или хотя бы куда только что шёл. Все стороны света для него казались одинаковыми. Что самое странное, он совсем не чувствовал холода. Не ощущал ни пронизывающего его насквозь ледяного ветра, ни прикосновения снега к босым ногам. Он знал, что уже давно должен был упасть без чувств и окоченеть, но всё ещё продолжал блуждать по этой мёрзлой пустыне, словно призрак, не принадлежащий этому миру. Казалось, если бы он зарылся в один из мелких взгорков и просто закрыл глаза, для него бы ничего не изменилось: всё та же беспросветная мгла перед глазами и ничем не беспокоящее тело. Даже на бескрайней равнине не останется никаких следов — ветер мигом сравняет небольшой холмик с землёй, превратит его лишь в ещё один слежавшийся сугроб на ледяной поверхности. Желание раскопать один из них и проверить, в самом деле, нет ли кого внутри, всё больше и больше росло в человеке — пока среди пурги, в стороне от него не показался ещё кто-то. Фигура оглянулась вокруг, злобно зыркнула на него, заставив и самого оскалиться — и исчезла так же, как возникла, среди белых клубов позёмки. Но человек уже успел разглядеть её лицо — то самое лицо, которое, он отчего-то был в этом уверен, всегда глядело на него из отражения. — Тир всемогущий! Непроизвольное восклицание напомнило человеку, что ему всё же необходимо исполнить свою роль здесь. Сложив вместе ладони, он нащупал на груди свой забытый священный символ — и ухватился за него, как утопающий, вдруг почувствовав неясную тревогу, тянущую из него все жилы. Словно собственная память посмеялась над ним, отняв нечто такое, что забывать было никак нельзя. — Тир, Владыка Правосудия, услышь мой зов. Душа твоего служителя готова явиться на Последний Суд. Твои очи незрячи, но видят всё; стань же для меня поводырём, открой путь к великой горе Целестии, чтобы справедливо воздать за все грехи и подвиги мои… «Молю, забери меня отсюда». Символ засветился внутренним светом, и человек закричал от радости, вздымая его над головой. Он крутился волчком и освещал своим талисманом сгущающуюся бурю, что быстро накрывала равнину, пока, неопределённое время спустя, голос из-за спины не призвал его: — Сын Мой, Теппо из Кэр-Кёнига. Готов ли ты присоединиться к Моему ведомству, чтобы до конца времён исправно и неустанно служить свершению справедливости? Теппо тут же притих и осторожно обернулся — чтобы увидеть великана, стоящего на уходящей в небо золотой лестнице без перил. Каждая её ступень была выше, чем он смог бы достать руками, даже вытянувшись изо всех сил. Лестница будто светилась изнутри и была гладкая, будто ледяная, а сверху её устилали белоснежные шкуры невиданных зверей, при жизни, должно быть, затмевавших верхушки гор. Задрав подбородок как можно выше, Теппо наконец увидел над плечами гиганта своё лицо — лишённое глаз, суровое и грубое от древних морщин, но без всяких сомнений его собственное. Гигант стоял, облачённый в меха, доспехи и рогатый шлем, какие Теппо видел у варваров из пустошей, преисполненный могущества и свирепости в каждой своей детали, даже в глубоких морщинах и мощной роскошной бороде. Он сам был словно мускулистый герой из древних легенд и безучастно обозревал мир под собой — очевидная слепота ему словно и вовсе не мешала — но казалось, стоит ему нечаянно шевельнуть пальцем, и вся равнина вздыбится во мгновение ока, обнажив земные недра, а грозовые тучи трусливо разлетятся во все стороны, как стая чёрного воронья. Не решаясь более разглядывать лик своего небесного покровителя, Теппо скорее опустился на колени и потупил голову. — Одно мгновение, Господин мой. Я надеялся, что удастся лично сообщить Вам весть с Первичного плана. Тир угрюмо вздохнул, изучая его с огромной высоты. — Дела живых более не имеют к тебе отношения, сын Мой. Твои свершения в том мире кончились навсегда, так оставь же его в прошлом. Сейчас следует позаботиться о том, куда ты отправишься дальше. — Но, мой Повелитель! Ведь лорд Нашер презрел истинное правосудие, навязал мне свой приговор, переступив через все правила и нормы, и использовал Ваше имя ради собственных, человеческих интересов. Я же буквально отправился на тот свет, только чтобы обратить Ваше внимание на него и всё сделать по правде! Разве Вам нет до этого дела?! Разве ему ничего не грозит, и нет никакой высшей справедливости, которую нам обещали? Бог кивнул собственным мыслям и шагнул с лестницы вниз, в клубящуюся мглу и танец мельтешащих теней. Буря злобно завыла, с новой силой набросившись на него, но у Тира даже волоски на бороде не пошевелились. Его усы как-то подозрительно топорщились, словно губы под ними ухмылялись. — А ты как думал? Жизнь на Ториле так ничему тебя и не научила? Теппо вздрогнул, обнаружив себя уже на ногах, противостоящим своему покровителю с гневом на лице. Попятившись назад, он обнаружил, что его глаза всё это время каким-то хитрым образом врали ему — так что он смотрел на золотую лестницу почти в упор и оттого она казалась ему подходящей лишь для титанов, подпирающих небо. Сейчас он видел Тира рядом с собой, и тот определённо был лишь чуть выше его ростом — всё ещё могучий гигант, которого бы хором славили все кочевые племена пустошей в своих рядах, и всё же — такой же человек. — Как же?.. — Так уж у Нас всё устроено… Или взять вот Талоса. По-твоему, мир, который ты знаешь, выглядит вот так? Слепящая молния прорезала небеса, и Теппо вскрикнул, заслоняясь от неё, но сам себя не услышал за жутким грохотом. Будто бы две огромные скалы столкнулись в воздухе, перемалывая друг друга и обрушиваясь на землю каменным дождём, прямо вокруг него. Сквозь зажмуренные веки паладин до сих пор видел белую полосу и чёрные силуэты своих ладоней. Вода рушилась с неба сплошной стеной, заливалась за пазуху и мгновенно облепила плечи, ноги и спину насквозь мокрой тканью. Казалось, прямо по коже без устали хлещут капли и бегут ручьи, словно на нём и вовсе ничего не надето. Жестокий ветер набрасывался на тело со всех сторон, выдувая из него всё тепло без остатка. Стоило Теппо взглянуть вниз, как у него перехватило дыхание: под его ногами не было ничего, пропасть, в которой тяжело бушевали тёмно-свинцовые буруны прямиком из ночных кошмаров. Снова и снова кипучее, ничего не отражающее зеркало воды восставало, неотвратимо накатывало и обрушивалось на него, а Теппо только каким-то чудом оставался невредим и на том же месте, не погребённый в бездонной пучине, из которой никогда не найти выхода — только соль и ошмётки водорослей налипали на лицо и на руки. Тяжёлые от влаги тучи то и дело озарялись изнутри яркими вспышками, что высвечивали в них скрытые края и неведомые образы. В воздухе царил неподражаемый аромат грозы, от одного которого, кажется, начинало быстрее биться сердце. Мимо них, в темноте, в потоках дождя и рвущихся в небо брызгах промелькнула тень парусника со сломанной мачтой, валящегося на правый борт. — Не очень-то похоже, правда? В такой реальности было бы невозможно прожить обычному человеку. Ни городов, ни пашен, ни богатых охотничьих угодий — лишь вечная буря. Привычный тебе мир куда менее идеален и… драматичен. — Я!.. — Теппо едва слышал собственные мысли и к тому же не знал, куда деть руки. Страшно хотелось за что-нибудь ухватиться, но вот так взять и облапить своего небесного покровителя он всё же не смел. — Я не понимаю! Мир исчез во вспышке очередной расцветающей зарницы, а когда вернулся, вокруг уже были другие, тёплые краски, грохот и хаос совсем другого рода. Под скрип бесчисленных перьев и грифельных досок, как стрёкот цикад в ночи, по лестнице забирались и скатывались вниз затейливо одетые люди, что то и дело беззастенчиво смеялись, громко перекликались и говорили, должно быть, каждый на своём наречии — потому что тон и звучание разговора менялись с каждой спешащей мимо группой. Нигде нельзя было встать спокойно, чтобы на кого-то не налететь. Теппо ещё не успел толком прийти в себя, утвердиться на ногах и осознать происходящее, не говоря уже о том, чтобы найти глазами внушительную фигуру Тира, как помимо своей воли оказался втянут в три обсуждения и пять жарких споров. Не отставая ни на шаг, монах в канареечно-жёлтом, расшитом языками рыжего пламени махровом халате и мягких туфлях винного цвета благостно втолковывал ему про чудеса, которые могли творить нетерильцы, буквально разлив магию по бутылкам и продавая на улице. На лестничной площадке, в окружении охапок свитков, просвечивающих, задумчивых древних духов и самошепчущих книг и под бурные подсказки зрителей делили иллефарнских поэтов на подвластных великой печали и воспевавших победу над смертью через славную жизнь. Теппо, как ни прислушивался, едва ли успел что-либо понять; все эти рассуждения прошли выше его головы, и чем дальше, тем только хуже становилось. О том же, что взахлёб пересказывали в прочих кружках, он и вовсе никогда не слышал. Где-то рядом пронзительно пела гитара, и люди окружили певца, улыбаясь, сидя на ступеньках или перегнувшись через перила. Между пролётами парили клубы сладко пахнущего, прозрачно-лилового дыма. Нагруженный поясом с алхимическими ингридиентами, механический котяра с усами-пружинками и подмигивающими лампочками в глазах ткнулся ему в ноги, стараясь прокрасться сквозь толпу, — отчего-то вместо шерсти он весь был покрыт весело колосящейся травой с крошечными чёрными цветками в ней. С рук на руки передавали свитки с рецептами, языки слаадов — в банках и просто завёрнутые в платок, пузырящиеся лазурно-голубые зелья, сыплющиеся горшки с ведьминской плакун-травой, пирожки с клюквой и листья запрещённого, самосадного табака, от которых Теппо изо всех сил пытался откреститься. Его пальцы уже когда-то успели вдоволь измазаться в пыльце фей, покрывшей их толстым блестящим золотым слоем. С весёлыми криками по светлому коридору катили диковинного вида шумную машину, как две капли воды похожую на самогонный аппарат. Машина гудела, пыхтела, воняла нехорошей алхимией и вообще вела себя довольно неприлично. Шествующая перед ней процессия одинаковых как близнецы, нетрезвого вида эльфов, одетых свежими кленовыми листьями и стратегически размещёнными цветами подсолнуха, торопилась растолкать праздных наблюдателей, чтобы их не задело её длинными лапами. Возле входа в часовенку беззаботно играла компания детей, отбирая друг у друга фигурки невиданных кораблей, напоминающих насекомых, птиц и глубоководных зверей. Здоровенный паладин, со снегом на волосах и в просоленной одежде, повсюду тащущий за собой грязь и лужи воды, отчего-то не вызывал ни у кого тут возмущения и даже не особо привлекал внимания. — Да ты не переживай. Это был вопрос такого рода, на которые отвечать необязательно. Тир показался из дверей часовни и по пути передал детям искусную модель в форме змеи с укреплённой на горбу надстройкой. Бросив лишь взгляд на художницу, успевшую на удивление метко запечатлеть на холсте его растерянное лицо, Теппо тут же поспешил прибиться к Господину своему, чтобы не терять его больше из виду. Казалось, они не виделись уже несколько часов… — Неужели мы уже вернулись в мир живых? Все эти люди… они ведь настоящие? — Более чем настоящие, хоть и лишь тени тех, кем они были при жизни. А вокруг них — торжество тех идеалов, к которым они тогда стремились. Обещанная им награда, мир вечного счастья… понимаешь? Тот, в котором каждый из Нас может изобразить свой полный триумф, не опасаясь, что другие станут состязаться с ним. Стоило Теппо невзначай моргнуть, как в мире погасили свет. Потрясая головой, он скривился, чувствуя, что все эти внезапные смены декораций уже в печёнках у него сидят. К своему неудовольствию он обнаружил, что быть настолько беспомощным, незначительным перед лицом небрежных проявлений силы ему совсем не нравилось. — А попробовали бы Мы насильно насадить подобное в мире людей… да, попервоначалу вышло бы весело, пожалуй. Смотреть. Со стороны. А потом и смотреть бы стало не на что. И выиграла бы от этого одна лишь Она… Теппо послышалось, как будто голос Тира удаляется вперёд, гаснет во мраке. Он по-прежнему ждал в кромешной темноте, но новый мир вокруг всё никак не проявлялся. Вслепую шаря перед собой руками, он поспешно шагнул вперёд, в пустоту — и шёл, шёл, следуя за голосом, пока в глазах не замаячило размытое серое пятно. Спустя время ступни обожгла холодом грубая стылая мостовая, а затем, один за другим из ничего проявились горький воздух, злобные шорохи ветра и одинокий слабый фонарь, указывающий ему путь. Носимый ветром мусор и расколотые, побитые временем камни шуршали под ногами мелкой крошкой. Круг света вырывал из темноты короткий участок моста, каменного, древнего на вид, с двумя жутковатыми, гротескными статуями на тумбах по сторонам прохода. Ступив на него, Теппо не увидел пути дальше — дорога обрывалась там же, где проходила граница света, и расшатанные кирпичи торчали над пропастью, как кривые зубы. Подхватив фонарь с массивного каменного стола, он ещё раз обошёл весь сохранившийся мост из конца в конец, но и с другой стороны было то же самое — темнота и ничего внизу, даже никаких следов того, на чём этот каменный остров мог держаться. Быть может, и падать ему было просто некуда? На мгновение Теппо почудилось, что он узнаёт эти места. Что вот-вот из мглы проглянут безликие высокие заборы, объятые поверху колючими еловыми ветвями, ведущие в нежилой подпол провалы, прикрытые проломленными деревянными щитами, сумбур разноуровневых пристроек, как заплаты, налепившихся на старые дома… Раскуроченная дорога, на камнях которой ногу сломать можно, вечно запертые рассохшиеся двери, узкие крутые лестницы и покосившиеся стены, будто нависающие над головой, из-под которых с неодолимой силой лезет осока. Как будто безлюдные пространства, прямо за которыми должен уже стоять родной дом. Но стоило ему неосознанно шагнуть дальше, чуть ближе к нему, и из-под ноги выскочил камень, беззвучно улетев в пропасть. Прямо на этом месте дорога кончалась. — Не подумай, Мы пытались. И история показала, что не пристало Нам вести себя, как людям из плоти и крови — слишком дорога будет цена. Возможно, и вовсе не стоит притворяться, будто у Нас такое же, человеческое сознание, и остаться безликими, непритязательными идолами, всего лишь силами природы… — Господин мой! — Теппо обернулся и, сцепив зубы, строевым шагом направился к своему проводнику. — Зачем… зачем Вы показываете мне всё это? Я должен усвоить какой-то урок? Уяснить себе, каким глупцом я был, когда верил Вам?.. Тир отвернулся от статуи солдата на коленях, бросившего оружие и обхватившего плечи руками, и обратил на ученика спокойное лицо. В его выражении были только участие и что-то такое, невыразимое, отчего Теппо страшно захотелось зарычать и уйти, бросив всё. — Да нет. Просто разговариваю по душам со своим верным воином. Я хоть и старик, но как-нибудь обойдусь без того, чтобы дёргать людей туда и сюда, ничего не объяснять и свято верить только в собственную правоту. — Так объясните! Почему Вы ничего не сделаете? Как можете не вмешиваться, когда видите, видите же, что… Люди из-за этого умирают! А Вам такая мелочь даже ничего бы не стоила! Слова сами лились из него, хотя Теппо и рад бы был смолчать и покорно опустить глаза. Тир подошёл к столу посредине моста и поднял лежащее возле него, в пыли тяжёлое кресло, чтобы мирно усесться на него. — Некоторые там, внизу, считают даже, что всё происходит с Вашего согласия! Что чума — это Ваше наказание за наши грехи! Что насчёт этого? Так люди должны воспринимать справедливость?.. — В том-то и дело, сын Мой, что даже Я, при всём Моём могуществе, не могу заставить кого-то поверить помимо его воли. Могу только постараться указать иной путь, чтобы он не оставался один во тьме. Теппо фыркнул — натурально фыркнул — покачнулся и опёрся на очень удачно подвернувшуюся спинку кресла. Стол с горящим на нём фонарём, покрытый тонкой кружевной скатеркой с рисунком из цветов и колосков пшеницы, книга на нём, которую Теппо незаметно всучили ещё в прошлом видении, заложенная сухой можжевеловой веточкой, и отчаянно-рыжие ягоды морошки, рассыпавшиеся по дырочкам в узоре скатерти, — всё выглядело настолько уютно-домашним среди окружившей их бесконечной ночи, что он и сам чуть не соблазнился упасть в кресло и дать отдых ногам. — Что это за ответ? Прямо-таки совсем не можете? — Применить силу Мне, конечно, никто не может запретить. Но, отбросив это… Если человек сам того не захочет, Я не смогу ему помочь, — с этими словами Тир выразительно, с искренним интересом уставился на него. — Ведь вера, она нужна не Мне. Она нужна вам самим. И прорастает она не от Меня, даже не из пряжи Плетения — а из самих ваших сердец. Пальцы Теппо забарабанили по деревянной планке, а сам он склонился вперёд, впиваясь в покровителя своего глазами. — Да, всё это чрезвычайно увлекательно. Вот только речь сейчас не обо мне, так что не надо этих душеспасительных речей. И не надо делать вид, что никогда не вмешивались в нашу жизнь. Это просто глупо! Видения будущего, силы, чудесным образом явившиеся в самый нужный момент… да каждую молитву, прочтённую жрецом, уже можно считать делом рук Ваших. Если Вы бездействуете, когда речь о Вашей собственной пастве, о Вашей вотчине — тому обязана быть причина! — Вот как? — Тир обезоруживающе улыбнулся, чуть склонив голову и откинувшись назад. — Мне казалось, я сразу сказал, что в твоих силах теперь лишь решать свою собственную судьбу. — Да Вы хуже Нашера, — еле слышно выплюнул Теппо, сжимая в кулаках ни в чём не повинное кресло. Резкая боль в пальцах заставила его на миг задержать дыхание и выпустить мебель из рук. Побелевшие костяшки мелко дрожали, не желая разгибаться. — Ты не там ищешь врага, Теппо из Кэр-Кёнига. Все чудеса в мире совершают сами смертные… Да, их сила происходит из их убеждений и искренней веры, но Я — лишь их человеческое лицо; имя, которым для удобства нарекли один из их оттенков, и ничего более. Источник и причина всех свершений всё равно — лишь в самих людях, в их действиях и выборе. А Моё дело — только позаботиться о том, чтобы больше людей услышали Моё слово, посадить в них семена честности, дать им шанс самим стать лучше. Теппо потряс головой, от неожиданности снова схватившись за шею. Не отводя взгляда от следящих за ним пустых глазниц, он облизнул искусанные губы и силой заставил себя снова заговорить, не молчать бестолково, как перед всезнающим взрослым. В глазах его потемнело, массивное, грузное тело ощущалось будто чужое, а в голове царила огромная пустота, в которой застывали, не смея трепыхнуться, любые мысли. Стараясь унять тяжёлое дыхание, Теппо стал вспоминать свои боевые тренировки, повторял про себя позиции одну за другой, пока мышцы не начали рефлекторно сжиматься, заново переживая давнее напряжение. Впервые на его памяти стало остро не хватать знакомой тяжести меча в руках. — Даже не хочу спорить с Вами. Я здесь не для этого… я ведь здесь только для того, чтобы просить о помощи! О справедливости. Если это бесполезно, если все наши молитвы никто не слышит — какой вообще смысл Вам поклоняться? Тир тихо усмехнулся, добродушно разглаживая пальцами свою роскошную бороду. Отчего-то Теппо был уверен, что пахла она так же, как отцовская — трубочным зельем и немного тем самым, терпким, чисто мужским запахом. Он вдруг поймал себя на мысли, что уже скоро сможет вновь встретить старика. О том, что теперь будет с мамой, думать было слишком страшно. — Сын Мой… Всё, что Я делаю, вся Моя жизнь отдана лишь вам. Я неотлучно был с тобой, как был с Фентиком Моссом… и с Арибет де Тильмаранд… с Нашером Алагондаром. Я берегу ваши безмятежный сон и подбадриваю улыбкой в дни испытаний. Мой тихий, но неотвратимый голос всегда в ваших мыслях, всегда напомнит, если вы совершаете подлость — что же ещё Мне остаётся? — Как же. Красивую картину рисуете, Господин мой! Только не видел я никаких улыбок — всегда одни лишь упрёки и возмущение. Что бы я ни делал, всё оборачивается одной клятой трагедией за другой! А на тех, кто должен просто делать свою работу, надежды никакой нет — они ведь умнее! Они знают, что лучше не делать ничего, не расшатывать лодку — тогда и не ошибёшься, и лицо сохранишь. Подстраховка, заготовленные сожаления и красивые слова! Лишь бы выжить — вот что для вас самое главное… — Такова жизнь, сын Мой. Если всё это время ты ждал награды от Меня… что же, теперь Я могу её выдать. И, поверь, не поскуплюсь — ты заслужил это. Теппо покачал головой, до хруста стискивая зубы. Во взгляде, которым он окинул Тира, ясно читались боль и небывалая решимость. — Так всё это время Вы были с моим лордом… и всё же это не остановило его. — Как не остановило и тебя. — Так это я во всём виноват? Мой недостаток веры?! … что ж, спасибо, что всё вот так прямо и честно объяснили. Очень вовремя. А теперь верните меня. Тир для приличия поворчал немного, что к Нему так неуважительно обращаются, но затем кивнул. Топнул ногой — и стол, каменный мост под ним и вся беззвёздная тьма вокруг разлетелись вдребезги под удар грома, а под ногами Теппо вновь оказалась знакомая мёрзлая пустыня. На неё он и шлёпнулся, кувырнувшись в полёте через голову, приземлился на четвереньки, руками в сугроб, и чуть досыта его не наглотался. Бог правосудия тяжело опустился на землю холодной равнины, и снег взметнулся ввысь фонтаном белых искр от удара Его ног. Штормовые ветры унесли облака на огромную высоту, так что тундра наконец обнажилась до самого горизонта и Теппо заметил вдалеке стены, так похожие на знакомый ему Брин-Шандер. Он коротко расхохотался, даже не трудясь подняться на ноги. Ещё лучше — видимо, так ему больше подобает. — Нет же, Господин мой. Я усвоил урок. И готов вернуться в мир живых с новыми знаниями. Тир загадочно и печально посмотрел на него, не спеша отвечать. Снежинки неспешно летели к земле ровными порядками, будто само небо падало вниз. Молчание повисло в недвижимом воздухе, тяжёлое и гнетущее, как перед грозой. — Хочешь воскреснуть по личному повелению Господа, прямо на глазах собравшихся горожан? Чтобы тебя тут же признали святым, живым проводником воли Моей? Показать своему лорду, что не подчиняешься даже смерти? — … такой был план, да. — Этот план никуда не годится. — Но это же такое красивое, элегантное решение! Вам самому и делать ничего не придётся — увидев наяву такое чудо, люди уже поверят любым мои словам, и даже Нашеру нечего будет возразить. Нужно всего-то отменить одну несправедливую казнь! — Нет. — Да почему?! Зачем вообще тогда говорить со мной, вразумлять, если мне всё равно никогда не придётся воспользоваться Вашими словами? Разве не к этому Вы всё это время вели?.. Дать мне ещё шанс заслужить Ваше прощение, всё сделать правильно? — Потому что такая она — смерть, — сурово проревел Тир, — жестокая, ужасная, но непредвзятая. Отнимающая и стариков, и грудных младенцев. И вооружённых солдат — и прохожих, озабоченных своими делами. И даже тебя. Теппо разлепил губы, но не смог вытолкнуть из себя ни одного слова. Клубок, сплёвшийся у него в груди, поглощал всё больше и больше, заставлял тело сжиматься вокруг себя, так что все мышцы в нём свело судорогой. — Не обязательно, — что было духу, продолжил он срывающимся голосом. — Я знаю, может быть и иначе. Мы не обязаны принимать… — Ты просишь меня, Бога Справедливости и порядка, поставить тебя перед всеми прочими? Выделить одну смерть, потому что она кажется тебе горче всех прочих? Этого мало. — Да зачем!.. Боже, верните нас всех! Вам же всё по силам! Тир вздохнул, дёрнув краешком рта. Лицо его оставалось по-прежнему мрачным, и держался он, сложив руки на груди и не шелохнувшись, как незыблемая скала, ещё с того момента, как странники вернулись к началу своего пути. — Я не могу это сделать. Взвыв от бессилия, Теппо рухнул лицом в снег, остервенело закопался в него поглубже да так и залёг, охлаждая раскрасневшиеся щёки. Прошло ещё немало времени, прежде чем из-за взгорка в гордом одиночестве показался его смеющийся глаз. Тир, видимо, никуда не спешил. Он сидел всё на том же кресле — прихватил с собой c Теневого плана, что ли? — и пускал в затянутое серой мглой небо такие же серые кольца дыма. — А всё-таки, Вы с Нашером прямо близнецы, — язвительно рассмеялся Теппо. — Сказали бы попросту: Келемвор на Меня уже после прошлого раза косо смотрит, прочь от своей сферы ответственности гонит. Чего тут высокую философию разводить… — Это и было Моё вмешательство, — Тир незатейливо выбил трубку о подлокотник и спрятал куда-то под свою обширную бороду. — Знаешь, невыносимо смотреть, как человек мучается, казалось бы, почём зря. Ведь так и хочется сказать: да что же ты? Не рви так душу, глупенький. Не нужно тебе так отчаянно бросаться на каждое препятствие на пути. Побереги себя, живи, будь счастлив… Вот Я и пришёл лично принять участие в твоей судьбе. — Что-то больно снисходительно у Вас выходит, — безучастно прокомментировал Теппо. — Наверное. Со стороны кажется, всё так просто: я прав, ты — нет, изменись! И всё сразу пройдёт! А как доходит до своих собственных странностей, на тебе: попробуй, заставь себя хоть что-нибудь с собой сделать. Помолчали. Ветер гневно свистел в вышине, гнал за горизонт стаю тёмных облаков, и поневоле хотелось задрать голову в небо, подставить ему лицо. Теппо поёжился, свёл плечи и выбрался наконец из своего любимого сугроба. Хоть и не холодно, а всё равно неприятно. — Что делать-то теперь будем? Долго не думая, он покачал головой, встал и оглянулся на стены далёкого города через вновь разыгравшийся буран. — Обойдусь и без Вас. Знаете, как говорят: на Бога надейся, а сам не плошай. Бывайте, что уж. Налетающая вьюга скрыла от него Тира, и Он растворился среди бушующего ветра и снежных потоков. Сколько Теппо ни оглядывался, было видно только, как развевается на ветру Его заснеженная седая борода. — Ты уверен? Задумайся… Знаешь же, Я всегда с тобой, бестелесный голос в твоей голове. Какие у нас с тобой могут быть интриги? Теппо усмехнулся и оскалил зубы рокочущим небесам. Ну что же. С Нашером не вышло, с Тиром и пробовать не стоило. Что Ему до того, что будет в Его небесном царстве одной душой меньше? — Значит, все карты на стол. Ещё увидимся! — Как знать, сын Мой… Жреца-то, которого ты подкупил, чтобы к жизни тебя вернул после казни, разоблачили уже. Значит, и на смертных тебе рассчитывать не приходится, — донёсся до Теппо Его голос, прежде чем всё вокруг поглотила буря. Человек остановился, замер в вихре колючих злых льдинок и задумчиво всмотрелся прямо в дико воющее сердце пурги. Пальцы его, словно сами собой, начали отбивать ритм мелодии, которую последнюю при нём играла Шарвин. Губы вытянулись в глупую несчастную улыбку и беззвучно шептали полузабытые слова, позволяя ему утонуть в текущем приятном моменте и больше ни о чём не думать. Скоро и это уйдёт, когда заключённая в бесплотном духе память необратимо угаснет. Теппо распахнул рот, давясь ледяным воздухом, но никак не мог вдоволь им надышаться. Стыд, горечь и бессилие сдавили ему грудь, как три стальных обруча, а ведь он и понятия не имел, что от каких-то чувств может стать так физически больно и тяжело. Как люди вообще переживают подобное, а после ещё и живут с ним всю оставшуюся жизнь? Ему, видно, уже никогда этого не узнать… Человек взвыл, как раненый зверь, упал на колени и вбил оба кулака в залежи рыхлого снега, бестолково разбрасываясь им во все стороны. — Ну почему? Почему эти мои планы всегда такие бесполезные?! «Вот тебе и последние слова», — подумал он и от отчаянья расхохотался. Силы вскоре оставили его, и бывший паладин остался лежать посреди пустоши, заметаемый вечно кружащей позёмкой и терзаемый злодеем-ветром. Глаза его вслепую пялились в хмурое небо, пока разум погибал в когтях не отпускающего его поражения. — Ещё увидимся, — сказал он напоследок назло им всем. И, как и утверждал Тир, с тех пор Теппо из Кэр-Кёнига не видели в подлунном мире. Но говорят, когда леди Арибет де Тильмаранд в свой черёд отправилась на равнину плана Фуги, в рядах несмертной стражи города Правосудия ей встретилась безумная тень, что рассмеялась ей в лицо и спросила: — Ну и что, какой справедливостью одарил вас ваш бог?