we are epic

28 апреля 2017 года От Арса с самого раннего утра фонит воодушевлением и предвкушением так сильно, что это сначала успевает пораздражать Антона (и, судя по эмоциям внутри кластера, как минимум ещё и Серёжу), но в итоге оказывается заразительным. Может быть, это первая операция Арса вообще, в которой Антон за него не волнуется, просто не может, даже если захотел бы; что это вообще за Родригез такой? То есть, он, конечно, знает, что он, дело не читал, что ли, Тимур Керимов, всеобщий посредник, предположительно связанный более чем с десятком Пашиных дел, работает преимущественно на территории СНГ и с западными партнёрами, и, как уверяет Арс, услугами друг друга они и не пользовались почти. Дружили больше. Дружили, ну. — Нет, прям серьёзно, что ли?.. — слышит он нарочито возмущённый голос Арсения, подходя к приоткрытой двери. — Может, отряд ОМОНа ещё пригласите посидеть в соседней машине, а то вдруг он меня в заложники возьмёт, так, что ли? Паша сидит на своём столе, смотрит на Арсения мирно, кивает Антону, отвечает: — Арсюх, мы ж тебя не учим, как правильно трюки твои проворачивать? — Да вы не разрешаете даже! — уже гораздо натуральнее возмущается Арсений, и Паша, не обращая на это внимания, продолжает: — Вот и ты нас свою работу делать не учи. Протоколы безопасности, они же не просто так когда-то кем-то придуманы были. Арсений, в общем-то, не так уж и не согласен, они наговорились об этом за неделю; развлекается просто, как обычно. Всё-таки хорошо, что Арсений Паше достался в итоге, а не кому угодно ещё; Пашиным спокойствием штили океанские можно мерять. — Фургон готов, — докладывает Антон, и энтузиазм Арсения выплёскивается наружу — сейчас виден был бы даже случайному наблюдателю. — Дима там уже, воркует с техникой. — Ну я пошёл? — Арс отталкивает от себя кресло, оно врезается в диван и останавливается, чудом не задев торчащие из шкафа папки. — Хорошая попытка, Арсений, — Паша щурится на него довольно. — Сюда иди. На Арсении светлый свитер грязно-голубого цвета, художественно растянутый и распущенный на вороте; он подходит, закатывая рукава, и Паша надевает ему на левое запястье браслет — обычный совсем, плетеный шнур и несколько удерживаемых узлами бусин. Арсений поправляет его, вертит, дёргает по руке вверх-вниз, наконец произносит ворчливо: — Просто имей в виду, что ни одно свидание не проходит нормально, когда родители сидят за соседним столиком в кафе! Паша ржёт уже откровенно: — Ну ты уж постарайся как-нибудь, Арсюха, включи воображение. — Или, в нашем случае, отключи, — бормочет Арсений, и Антон не выдерживает, добавляет, ухмыляясь: — Тем более что Паша у нас всегда за соседним столиком. Арс возвращает ему ухмылку: — Ага, и с компанией. Серёга не привык вон ещё. — Ничего, привыкнет, — отмахивается Паша; ни он, ни Арсений не выглядят хоть каплю обеспокоенными тем, что Матвиенко ещё не дал согласие на перевод, и Антон склонен им доверять. — Вот теперь, Арсений, можешь идти. — Благодарю покорно, — изображает поклон Арс, не переставая улыбаться; Антон хлопает его по плечу, чуть задерживает ладонь: — Удачи. — Поговорить с нами не забудь, когда на месте будешь, — добавляет Паша, когда Арсений выходит за дверь, и тот, не оборачиваясь, машет им рукой. Паша переводит взгляд на Антона, спрыгивает со стола: — Ну что, где наш консультант по Арсению Попову? Антон довольно хмыкает, кивает шутке: — Во дворе уже ждёт. Паша подбрасывает в руке ключи от кабинета, подбирается весь, энергичный, довольный больше обычного — и он сдался настроению Арса, судя по всему: — Тогда погнали. Фургон — ну, фургон самый обычный, они на таких десятки раз уже выезжали, тёмно-синий, чуть запыленный, номера подмосковные — стоит у ворот, Матвиенко, прислонившись к дверце, что-то затирает водителю, и, увидев их, быстро сворачивает разговор. Дима их появление почти полностью игнорирует, уставившись в экраны, но сообщить сообщает: — Арс пока ещё на связи, по Авиамоторной идёт. — Сейчас в метро спустится — пропадёт, — обещает Серёга, ссыпает себе в рот порцию орешков, ловит непонимающий взгляд Антона и ухмыляется: — Вы телефоны проверьте, ну. Он на подземке до Маяковской, а такси от квартиры своей вызовет. Написал же. — Великий конспиратор, чтоб его, — негромко вздыхает Паша. — Да и пусть. Антон быстро проверяет их общий чат и отвечает Арсу, что его самодеятельность потрясла всех до глубины души. — Да «Семнадцать мгновений весны» он пересмотрел просто, — не соглашается Серёжа, уже прочитавший его сообщение. — Ага, — бормочет Димка, — «Миссия невыполнима». — Ну, до прошлого июля он нашего внимания избегал вполне успешно, — отмечает честный Паша. — Пускай катается, опаздываем, что ли. Он выходит на минуту, чтобы отметиться на КПП, и они выезжают наконец. Антон находит себе удобный угол, садится, вытягивает ноги, насколько позволяют размеры фургона. — Пацаны, попить есть чего? — вяло интересуется он, и Дима указывает куда-то на пол, Антон следит за жестом взглядом и видит спортивную сумку: — Чай тебе в термосе. Оксана передала. — Оксана богиня, — уведомляет всех Антон, и несогласных с ним, что неудивительно, нет. Арс пропадает, действительно, минут на двадцать — прослушка на нём стоит самая простая, больше и не нужно. Дима снова ловит его сигнал, когда Арсений называет водителю такси адрес, обращаясь к нему, как транслирует всем Поз, «любезный». Они подъезжают, естественно, раньше — сворачивают с Большого Спасоглинищевского переулка на Малый и притормаживают на противоположном конце улицы. Антон с Димой выходят покурить, осматриваясь заодно — фургон припаркован почти под аркой, рядом с закрытой сейчас полуподвальной пивной. Погода всё ещё на редкость мерзкая: зарядившая с утра мелкая морось никаким чудом не рассосалась, и +5, по мнению Антона — вообще ни разу не температура для конца апреля. Он ёжится, кутаясь в просторную толстовку, сильнее натягивает капюшон. — Ну ты посмотри, — привычно возмущается Дима, указывая сигаретой на затянутое лесами здание. — Вечный ремонт же, а. Как будто не в центре Москвы! Антон пожимает плечами, отмалчиваясь, и Позов продолжает: — А к лету ещё опять как обычно все тротуары разберут, вот помяни моё слово. — Ребят, — Паша высовывается из фургона, дверцу приоткрывает едва-едва, — нам там Арс сигналит, заканчивайте давайте. Антон тушит бычок об изрисованную плохим граффити стену и забирается внутрь, устраивается между Серёгой и Пашей, надевает наушники. Голос Арсения звучит чисто и громко, и Антон догадывается, что он, наверное, закатал рукава свитера. И прямо сейчас с таким искренним смущением благодарит официанта за какой-то «комплимент от бармена», как будто получает нечто подобное в первый раз в жизни; Паша закатывает глаза и улыбается. — Давайте тогда сет с закусками, есть у вас что-нибудь такое? — определяется Арсений. — Вот, его тогда. Ещё раз спасибо большое, — и после небольшой паузы, видимо, дождавшись, пока отойдёт официант, продолжает говорить, только тон понижает: — А здесь неплохо, кстати, ребят, нужно будет нагрянуть как-нибудь. Грог, по крайней мере, вполне себе. — Вполне себе, — передразнивает его Серёжа беззвучно, мимикой только. — Не охренел ли он там бухать в час дня? — Потом мне всё скажете, — Арс то ли чувствует, то ли просто угадывает всеобщую реакцию. — Ну я же для благого дела! И вообще, это комплимент, человек делал, старался, вон ломтик груши как художественно шпажкой проткнули! Разве от комплиментов отказываются? Антон почти отвечает со смехом — конечно, Арс, — почти оборачивается, чтобы на этот самый грог посмотреть; постоянная связь и голос Арса в наушниках создают ложное ощущение присутствия, такое сильное, что, если закрыть глаза, можно действительно поверить, что сидишь рядом с ним в баре, на расстоянии вытянутой руки. Арсений болтает как ни в чём не бывало. — В любом случае, я не жалуюсь, — говорит он; раздаётся тонкий, едва слышный звон, как металлом по стеклу. — В первый раз на благо вашей конторы с действительно приятным человеком общаюсь, спасибо, Серёг, ты один знаешь, какие дела нам нужны… О, Тимур!.. Радость Арсения слышна в голосе; чувствуется, благодаря Паше, оживлением и удовольствием с едва заметной толикой настороженности, какая у Арса бывает всегда, когда он работает, а не ради собственного интереса до людей доёбывается. Антон подбирается, стараясь игнорировать чужие эмоции, вслушиваться начинает внимательнее, Дима проверяет что-то и поднимает большой палец вверх, показывая, что запись идёт. Ну, давай, Арс. * Тимур не изменился, вот кажется, ни капли, всё такой же загорелый, быстрый, уверенный, сияющий острой своей улыбкой; подлетает практически к Арсу, поднявшемуся со своего места, обнимает его коротко и крепко, хлопает по спине: — Арс, ну тебя совсем не слышно в последнее время, слухи ходили, а ты смотри-ка, цветёшь и пахнешь! Арсений приосанивается рефлексом, въевшейся привычкой, улыбается шире, отстраняется, наклоняет голову, смотрит на Тимура из-под чёлки, спрашивает — потому что в любом случае обязательно бы спросил: — Это какие же слухи? Что я отошёл от дел, остепенился, завёл семью, купил себе домик где-нибудь поближе к морям? Тимур смеётся, качает головой; заказывает себе у подошедшего официанта ристретто и какой-то мясной салат, даже не посмотрев в меню. — Или что тебя отошли, — поясняет он наконец, разводит руками, как бы извиняясь, говорит возмущённо: — Ну Арс, сам подумай, пропал на год считай, а ничего не предвещало, номера все старые недоступны, на остальные способы связи тоже не отвечаешь, что думать надо было? Арсений картинно прикладывает ладони к сердцу, ахает: — Родригез! А ты искал меня! Беспокоился же, да, — не даёт Тимуру вставить ни слова, ловко подныривает под руку, когда он пытается — демонстративно, преувеличением на преувеличение — ладонью заткнуть ему рот, и Тимур сдаётся наконец, смеётся снова, — переживал! Я тронут, правда! Тимур всегда смеётся легко, и, кажется, искренне, но Арсений не обманывается этим уже давно; не хватает Паши, который прочёл бы, распутал, подсказал, насколько Родригез действительно рад его видеть, насколько не осведомлён о том, что произошло на самом деле. Эта мысль оказывается неожиданной — Арсений и не думал, что успел так привыкнуть к поддержке кластера, к безусловному ощущению присутствия, чужого плеча за спиной. Он всегда — с самого начала — предпочитал работать один, рассчитывать только на себя, расплачиваться исключительно за свои собственные проёбы; теперь он знает, что с Пашей — проще, и на удивление мирно смиряется с этим. В конце концов, Паше — тоже; без Арсения они бы и не вышли никогда на Родригеза наверняка, что уж говорить про аукцион. Про аукцион, кстати. Говорить. — Ладно, ладно, я понял, — очень дружелюбно отвечает Тимур. — Хрен от тебя чего добьёшься. — Это были причины, — со всем достоинством, на которое способен, заявляет Арсений, — преимущественно личного характера. Тимур смешно округляет глаза, выдаёт многозначительное «ого» и не развивает тему; он знает, когда нужно остановиться, чтобы не сделать беседу неловкой или напряжённой, и сейчас решает отступить. Арсений благодарит мысленно и свою способность, и их многолетнюю почти-дружбу — слишком много врать при Родригезе чревато. Хотя, если уж рассуждать на эту тему, сейчас причина его отсутствия и правда становится всё более личной; стала уже давно. — Но сейчас, — продолжает Арсений, не сбиваясь с намеченного курса, — я планирую триумфальное возвращение. Родригез отмахивается нарочито легкомысленно, не впечатлённый как будто ни разу; Родригез, Арсений знает, своей выгоды никогда не упустит. — Да я понял, что ты меня не кофе выпить позвал. Рассказывай, Арс. — Ну почему же, — Арсений уходит от ответа, тянет время больше по привычке, чем из необходимости, — можем и кофе попить. Как он здесь, кстати, ничего? Ты выглядишь хорошо, наверняка всю зиму в Европу мотался. Или ещё дальше, в солнечный Майами? — Арс, — Тимур улыбается мягко, отставляет в сторону пустую чашечку — честное слово, хватает ему этого, что ли. — Рассказывай. Он им нравится, Арсений чувствует это благодаря связи и не может сдержать ухмылки, ведь говорил же; он им нравится. — Да я, собственно, скорее от тебя рассказа жду, — быстро заканчивает ломаться Арсений. Тимур вскидывает брови: — От меня? Твои планы триумфального возвращения заключаются в том, чтобы я нашёл тебе… — Аукцион, — негромко договаривает за него Арсений, и Родригез замолкает правда, смотрит на него удивлённо, недоумённо — наверное, это последнее, что он ожидал от Арсения услышать. Хорошо, когда всё ещё можешь удивлять. Тимур медлит, а потом заговаривает, и по его тону Арсений понимает, что начать он решил совсем не с главного. — Попов, у меня там клиентов достаточно, поэтому я уточню на всякий случай: ты же понимаешь, что картины там покупают, а не крадут? — Меняют владельцев менее тривиальным способом, чем денежный либо натуральный обмен, — немедленно поправляет его Арсений, и Тимур вот ни капли удовлетворённым не выглядит, даже если его вопрос — это шутка, очевидная им обоим. — Да, Родригез, я в полной мере представляю себе концепцию аукциона. Тем более, — он делает ударение на следующей фразе, — конкретно этого. Твои клиенты — наверняка люди с большими мечтами. — И большими кошельками, — машинально добавляет Тимур, думая сейчас совсем о другом, потирает кинематографично заросший подбородок, потом поднимает взгляд на невозмутимо ожидающего ответа Арсения — Тимур ещё ни разу за все годы общения ему не отказывал. — Ладно, я понял. Познакомить тебя с нужными людьми — меньшая из проблем. — Вообще не проблема, — поправляет его Арсений. — С этим я, так уж и быть, справлюсь сам. Тимур только глаза закатывает мимолётной гримасой, продолжает: — И приглашение достать… Ты поздновато, конечно, но ничего невыполнимого здесь нет, по большому счёту. — Тогда чего грузишься? — подталкивает его Арс, потому что, ну, в самом деле. Пусть раскрывает страшную тайну. — Арс, на мероприятия такого уровня, — про мероприятия Тимур говорит так гладко, будто благотворительный бал или открытие новой арт-галереи имеет в виду, — пустыми не приходят, сам знаешь. Арсений знает, в этом мире работают всё те же законы: хочешь получить какую-то выгоду, вложись сначала первым, докажи, что на тебя стоит потратить своё время и внимание. — И каков же членский взнос? — с усмешкой спрашивает он, откидываясь на спинку стула, тянется рукой с браслетом к почти остывшему грогу. Тимур хмурится, как будто такой простой ответ его не устраивает: — Достаточный, чтобы даже я назвал его грабительским. Нет, Арс, есть ещё вариант, гораздо более выгодный для тебя. У меня где-то пару недель назад накрылся один договор, как раз по нашему с тобой делу, — медленно говорит Тимур, и Арсений помимо воли вспоминает стенографию показаний Мусагалиева. — И замены я пока не нашёл, ничего стоящего в такие сроки. — Ты к чему клонишь? — он ловит себя на том, что поддаётся настрою Родригеза, тоже хмурится, понижает голос, наклоняется к нему над столом; он сделок таких, настоящих, а не пятнадцатиминутных, до ареста второй стороны, не совершал уже давно, и Тимур всегда знает, что ему нужно; азарт просыпается в нём всё-таки, хороший, рабочий азарт. — Если бы я мог ввести тебя, как продавца, — произносит Тимур, и на этот раз смотрит Арсению в глаза, честно и прямо, и — Арсений знает, они могут помочь друг другу в равной степени, потому что если бы у Тимура был ещё один надёжный не задействованный поставщик, он бы его достал и использовал. — Если бы ты предоставил что-нибудь на аукцион, что-нибудь, с чем не стыдно появиться в подобном обществе. К тебе не было бы совершенно никаких вопросов. В подобном обществе — это, понятное дело, криминальные авторитеты мирового уровня и магнаты, которые могут позволить себе собирать коллекции, не обращая внимания на условности вроде законности; люди, которых Арсений никогда ещё не обкрадывал (ну, может быть, пару раз; Арсений был очень осторожен), но для которых — через посредников, понятное дело — выполнял иногда заказы. В подобном обществе вряд ли будет достаточно эскизов Бенуа или Моне. Арсений задумывается — действительно всерьёз, впервые за этот разговор. Ну, если Паша хочет аукцион, а Тимур хочет чего-то стоящего, то кто он такой, чтобы подводить своих друзей. Он улыбается, и Тимур, ещё не зная его ответа, инстинктивно улыбается в ответ. — Окей, — тянет Арсений. — Когда я говорил о триумфальном возвращении, я не шутил. — Арс, ну не томи, — торопит его Родригез. — Ты не знаешь, — Арсений прячет улыбку в уголках губ, разглядывает свои ногти, вертит браслет на запястье, — как сейчас с популярностью у картин-медалистов Всемирной выставки? Ну, той, знаешь, которая Парижская, тысяча девятисотого? — Арс, — кажется, Тимур наслаждается его импровизированным представлением слишком сильно, чтобы испытывать раздражение; зато он чувствует поднимающуюся бурю Пашиных эмоций, который, кажется, начинает догадываться. — А викторианские художники как сейчас, в цене? — Арсений ничего не может с собой поделать, ну вот правда. — Дрейпер, например? Он поднимает наконец голову, улыбается, уже не сдерживаясь. Родригез, может, не специалист по английской живописи девятнадцатого века, но зато по роду своей деятельности прекрасно осведомлён о том, что, когда и откуда пропало, особенно, если пропажа знаменита. До Тимура доходит. — Ты, блядь, — он, наверное, хочет вцепиться в Арсения, но вместо этого вцепляется в стол. — Это ты обокрал галерею Тейт? Нет, Арс, давай, скажи сам, я чувствую себя идиотом, ты улыбаешься слишком самодовольно. Сам? Да пожалуйста. С каких это пор устное признание своих заслуг заставляло его выглядеть менее самодовольно? Тимур что-то путает. — У меня есть «Плач по Икару», — произносит Арсений; кивает для верности; где-то там, в фургоне, его ждёт пиздец в виде Паши, но Паша отходчивый, а Арсений никуда не торопится. — Думаю, твои большие боссы будут удовлетворены. — Попов, ты полон сюрпризов, — довольно ухмыляется Родригез. — Я успел подзабыть за год, как непростительно с моей стороны. Арсений милостиво машет рукой, какие могут быть обиды, мы же друзья; партнёры теперь. — Считай, приглашение у тебя в кармане, — Тимур возвращается к деловому тону практически мгновенно. — И сам понимаешь, картина уедет на аукцион раньше тебя, такие правила. Арсений понимает: любое произведение искусства, представляемое на аукционе, сначала должно пройти проверку работающих на организатора экспертов; и если всё нормально — а в своём товаре Арсений всегда уверен — то организатор ручается за безопасность лота своей репутацией. И инцидентов за все годы существования аукциона ещё не было. — Да без вопросов, — Арсений вскидывает брови. — Намекни хотя бы, к чему готовиться? Альпийские курорты, мексиканская вилла? Ну, географически, Тимур? К чему готовить свой чемодан? Тимур ухмыляется почему-то. — Тайны в этом всё равно нет, бессмысленно, — он пожимает плечами. — Географически это не место, Арс, это путешествие. Путешествие. — Это типа как «Убийство в Восточном экспрессе»? — тупо спрашивает он, пытаясь сообразить, и Родригез смеётся: — Типа как «Титаник». И — да, это имеет смысл; это имеет массу смысла, Арсений согласен, и Паша там, на другом конце провода, согласен тоже. Впрочем, не зря же этот аукцион годами не могут накрыть. Арсения у них не было, вот что. — Я тебе вышлю информацию позже, как только формальности все улажу, — обещает Тимур, довольный произведённым впечатлением; можно сказать, они квиты. — Ты же как обычно один работаешь? — спрашивает он, и, наверное, Арсений в мыслях ещё где-то с «Титаником», потому что Тимуру приходится пояснить: — Приглашение на тебя одного делать, ничего не изменилось? — Нет, — выпаливает Арсений прежде, чем успевает толком это обдумать, и надеется только, что прозвучало не слишком поспешно; Тимур смотрит на него удивлённо, но, может, просто оттого, что не ожидал услышать подобного — Арсений действительно работал один. Но туда, на корабль этот, который поплывёт по неизвестному пока никому маршруту, одному ему никак нельзя, он и сам знает прекрасно. — Я буду со своим партнёром, — наконец добавляет он, решив начать с этого. — Со своим партнёром, — скептически повторяет за ним Тимур, а потом прищуривается в неожиданной догадке: — Да не может быть, Попов! «Причины преимущественно личного характера», — передразнивает он. — «Остепенился, женился». Рассказывай давай! Кто она, если ты её с собой берёшь в ультимативной форме? И вот это вообще не вариант. — Он, — коротко отвечает Арсений, пожимая плечами; добавляет немного откровенности: — Не знаю, что рассказывать, Тим, так вышло. Я засветился перед одним человеком, на дно решил залечь, ну и, — он хмыкает, — сам не заметил, как май почти уже. — Тут заметишь, как же, — отвечает Тимур, кивая на серую мокрую улицу за окном. Возвращается к интересующей его теме. — Окей, два или одно — невелика разница, я о другом. Ты же понимаешь, что мы там не только биржевые сводки и моделей Викториас Сикрет обсуждать будем? Мне всё равно, но, Арс, ты ему доверяешь? Отвечать за него тебе придётся, если что. — Доверяю, — отвечает Арсений, не тот вопрос, над которым нужно задумываться. — Не будет никакого «если что», Тимур. Я же знаю, что делаю. А вот Паша считает, что нет; ну Арсений бы послушал, как Паша вывернется. — Тогда всё в порядке, — по тону Тимура понятно, что разговор он считает законченным. — Будь тогда на связи, я через пару дней сообщу подробности. Картина далеко у тебя? Смотрите-ка, как все сразу заинтересовались. Ну, Арсению скрывать нечего. — В Москве. Всё будет, когда скажешь. — Не терпится вернуться? — смеётся Родригез, и, как бы иронично это не звучало, он прав; дело, которое им предстоит, и рядом не стояло с забалтыванием наркодилеров и торговцев оружием — хоть мелких, хоть не очень, — просиживанием штанов в допросных и в их кабинете над бесконечными материалами по делу. — Отдохни год — посмотрим, как ты запоёшь, — парирует Арсений, и Тимур качает головой, поднимаясь, отвечает неожиданно серьёзно: — Если я исчезну на год, я в этот бизнес не вернусь, сам знаешь. Это ты можешь с козырей пойти в любое время, — с ухмылкой добавляет он. — Потому что вечные ценности — вот моя работа, — поддерживает шутку Арсений, мгновенно повышая градус пафоса. Тимур протягивает ему руку, прощаясь, роется в карманах модной куртки, и Арсений останавливает его: — За мой счёт. Родригез по таким мелочам не спорит, кивает согласно, ещё раз требует с Арса обещание оставаться на связи, и уходит быстро, взбегает по ступенькам, не оборачиваясь. Арсений выдыхает бесшумно, откидывается назад, чуть сползает по сидению стула вниз, задумчиво вертит в руках вилку, разглядывает нетронутый сет; просит, наконец, официанта собрать его с собой. Парни там наверняка голодные. — Ничего не знаю, — тихо, но отчётливо говорит он, начиная разговор, который сможет продолжить только через полчаса. — Я вот сделал что мог. * У метро, всё-таки, иногда есть свои преимущества — Арсений добирается до Следственного гораздо раньше своей команды, успевает даже сделать всем кофе и поболтать с Оксаной. Она ставит в микроволновку разогревать стащенную из бара еду, угощает его печеньем, расспрашивает, тот Тимур или уже не тот, и подробностей дела разумно не касается, дожидаясь приезда начальства. Оксана, если спросить Арсения, вообще умная девушка, умнее многих, вот хоть Димки например — потому что, в отличие от Димки, никогда Арсению не рассказывает, какой он не замечательный. Он чувствует всех четверых спиной — идут по коридору к кабинету, и Арса накрывает их присутствием так сильно, будто они оказались заперты все в кладовке, и лишнего полуметра между ними нет. Оксана, наверное, замечает что-то в его глазах, выражению лица, позе, улыбается, переводит взгляд за плечо Арса, и Паша заходит первый, продолжает что-то говорить: -…так что давайте по существу, лады? О, Арсений, дорогой ты наш человек, кофе! Как предусмотрительно с твоей стороны! Он проходит к своему столу, мимоходом похлопав Арсения по спине, здоровается с Оксаной. — Бойтесь данайцев, — провозглашает Дима, патетично поднимая кружку над головой, — дары приносящих! — и тут же делает глоток, тянется к печенью. — Что-то Белым тут повеяло, вы не находите? — ни к кому особо не обращаясь, комментирует Арсений. Антон ухмыляется коротко, пробираясь мимо них к дивану, распластывается по нему, сразу занимая собой одну половину, тянет руку, требуя свой чай; Серёга плюхается на вторую и копирует жест Шаста. Арсений смеётся, подаёт им кружки, стараясь не расплескать. — Арс, начинай, что скажешь? Мартиросян с Харламовым меня с докладом уже вот примерно сейчас ждут, я тебя хочу послушать, — произносит Паша и тут же добавляет, прежде, чем Арсений успевает вставить свой комментарий: — Когда ты с нами говоришь, конечно же. — Ну, меня вообще бесконечно можно слушать, — удержаться всё-таки невозможно, тем более что Паша в хорошем настроении, это чувствуется. — Димка вон запись наверняка сделал, переслушивать вечерами будет. — Признание твоё сигналом на звонок поставлю, — размеренно кивает Дима. — Арс, — прерывает Паша их обмен любезностями, — к Гарикам же со мной пойдёшь, время не резиновое. Ну и напугал, можно подумать. Когда это Арсений от встреч с интересными людьми отказывался. — Ну, а что я могу сказать, мы охренительно везучие, парни. И что Серёгины сослуживцы сделку ту накрыли, и что я так удачно с Родригезом дружу… — И что картина, подходящая для аукциона, у тебя тоже очень удачно есть, — поморщившийся на «сослуживцах» Серёжа не может не вставить шпильку, и Паша подхватывает: — Кстати, картина-то действительно есть? Арсений строит гримасу: — Обижаешь, Паш. Разве я тебя когда-нибудь подводил? Разве я за слова свои не отвечаю? Разве я не профессионал? — И ведь во всё верит, а, — бормочет Серёга, делает шумный глоток; Арсению хочется дотянуться до него и дать уже подзатыльник профилактический. — Ты друзей-то не полиграфируй, — тянет он; Антон хмыкает громко, переводя его внимание на себя: — Ну он же не специально, Арс. — И ты! — восклицает Арсений, в ужасе отъезжая на кресле подальше от дивана, Антон ставит кружку на подлокотник, смеётся. — И ты против меня, Шаст! — Арс, — негромко зовёт его Паша, но Арсений тут же оборачивается, возвращая приличествующее выражение лица, — кончай актёрствовать, правда, мне сейчас по делу отчитываться. — Да есть у меня эта картина, Паш. Прям та самая, из галереи Тейт. — Мы поняли, ты крут, — посмеивается Паша. — Ты же понимаешь, что до Родригеза она у наших специалистов должна побывать? Конечно. К святому все руки так и тянут. — Делайте что хотите, — досадливо отмахивается Арсений, вяло отталкивается носками кроссовок от пола, чуть отъезжает назад. — Просвечивайте, сканируйте, проверяйте, обмажьте чем-нибудь, только не забудьте, что у тех, с кем Тимур работает, и опыта побольше, и специалисты получше, и руки ничем не связаны. Паша уже открывает рот, чтобы ответить, но Антон успевает раньше. — Арс, — зовёт он, мягче, чем обычно. — Никто тебя подставлять не собирается, скажи же, Паш. Здесь тоже не идиоты работают, на нас хоть посмотри, — Арсений улыбается против воли, оборачивается — Антон греет руки о бока кружки, смотрит на него, опустив капюшон за спину. — Чё ты панику на пустом месте разводишь? Ну, потрогают, фонариками своими синими посветят, вряд ли жучки будут вешать, да ведь? — Да он просто боится своё сокровище из рук выпускать, — ржёт Серёга, вот же зараза. — Что бы ты понимал, — начинает Арсений с достоинством, но праведное негодование слишком велико. — Это, вот ты правильно выразился, сокровище через два месяца уйдёт с молотка в коллекцию какого-нибудь толстосума, и что ты думаешь, с ней случится? В лучшем случае он повесит её на дальнюю стену галереи в одной из десятка своих итальянских вилл, в которой бывает дай бог раз в год. В худшем — у себя в джакузи, ну, а что, даром что ли там голые девки из воды вылезают, пойдёт! Воцарившееся молчание прерывает Дима. — Все аферисты такие принципиальные, — спрашивает он, обращаясь к Серёже, — или это твой один такой? — Ну так, — довольный Матвиенко над ответом даже не задумывается, — на кластер его посмотри. Антон — Антон хороший — пытается его поддержать: — Ты же не знаешь ещё. И потом, тебе зато за неё денег… — …не дадут, — плавно и невозмутимо заканчивает за него Паша; Арсений уныло кивает, это он тоже уже успел обдумать, и замечает краем глаза, как хмурится чему-то Антон. — Хорош обсуждать незавидную арсениеву долю. После праздников сможешь картину сюда доставить? — Да говорил же, — отвечает, почти огрызается Арсений, но Паша на его пятиминутный приступ раздражения не обращает внимания, продолжает: — Вот и замечательно, чем раньше, тем лучше. Теперь по поводу напарника… — Не замахнулся ли ты, Арс? — первым высказывает своё мнение Серёга, видно, что долго терпел, но Паша тут же возражает: — Нет, тут он прав на самом деле. Создать личность для парня Попова гораздо легче, чем для его подельника. — И ты бы вот поверил, что я обзавёлся напарником? Таким, чтобы просто так, ни за что, на такое перспективное для меня мероприятие его тащить? — спрашивает Арсений, и Серёга, кривясь, отмахивается, потому что знает правильный ответ не хуже него самого. — Или просто друга, ну что это за друг должен быть тогда? — А перед пассией своей положением и добычей похвастаться — как раз то самое, да, Арс? — ухмыляется Антон, и Арсений, пожимая плечами, возвращает ему улыбку — он в подобной ситуации за свою жизнь ни разу не был ещё: — Так мы же серьёзные отношения предполагаем. — Ну вот как ты себе это представляешь, Арс? — Серёга мгновенно меняет выражение лица на манерное, закидывает руку Шастуну на плечи — тот инстинктивно ёжится, то ли пытается уйти от прикосновения, то ли прикрыть воротом голую шею, и Арсений окидывает его быстрым внимательным взглядом по привычке, проверяя, нет ли обнажённых участков кожи. Матвиенко не замечает даже — кладёт вторую ладонь Антону на колено, разворачивается к нему всем корпусом, заговаривает, меняя как-то неуловимо голос: — Милый, а что это за большой корабль? А почему нам с тобой вооооон туда нельзя? А давай с тобой поплаваем в этом бассейне ночью при полной Луне, это так романтично! На последней фразе Арсения всё-таки пробивает на хохот, потому что, ну, серьёзно — изображает Серёжа просто отлично, респект ему и аплодисменты, но в поездке играть же придётся. Паша, видимо, придерживается того же мнения, заявляет сквозь смешок: — Ну, а что, зато сразу минус один возможный кандидат, — и Серёга, вот неожиданность, выглядит расстроенным. — Да ты вообще пока что мент, а не чекист, — решает добавить Арсений, припоминая его прежние реплики, — тебе никакой корабль и так не светит. Как и мои страстные поцелуи, — увлечённо продолжает он, — и уверенные тёплые объятья, и нежные искренние признания в любви. — Умеешь ты, Попов, расписать перспективу, — ухмыляется Паша, и в душу Арсению закрадывается подозрение. Уточнить он ничего не успевает — Паша ещё раз смотрит на часы, пружинисто вскакивает с кресла: — Ну всё, ребятня, я пошёл. Никому никуда не деваться, всем же интересно, что наши большие боссы скажут? — А что они скажут, — вздыхает Арсений в уже закрывшуюся дверь. — Кто же откажется «Плач по Икару» загнать на самом крупном аукционе мира? — Да бля, Арс, — не выдерживает Дима, — ты реально что ли с этой картиной под подушкой спишь? Что в ней такого-то? Арсений разворачивается к нему, набирая воздуха в грудь; Антон глядит на него со своего дивана, смеётся, сложившись вдвое и обнимая то ли свою ногу, то ли подлокотник. — Да что с тебя взять, — сдаётся он, машет рукой, тянется к столу. — Чипсы куриные будете вот? * — Мартиросян там, — предупреждает Анечка, как только Паша добирается до кабинета Харламова. Ну, тут ничего удивительного. — Я не сомневаюсь, — ухмыляется Паша, коротким стуком в дверь обозначает своё присутствие и, не дождавшись возражений, сразу же заходит. Оба Гарика сидят за столом друг напротив друга на обычных стульях для посетителей — Харламов даже, явно чтобы не сбивать служебную иерархию, выбрался из своего привычного кресла, — и чинно пьют чай. — Здравия желаю, — Паша продолжает ухмыляться, кивает каждому по очереди, — Гарик Юрьевич. Игорь Юрьевич. Слушайте, честно скажите мне наконец, у вас всё-таки общий отец, которому фантазии не хватило? — Паша, не наглей, — советует Мартиросян тоном, предполагающим, что наглеть всё же можно, но в пределах разумного, то есть — как обычно. — Ты по делу или так, чаёвничать? — Знаете же, что по делу, — пожимает плечами Паша, садится на свободный стул по центру стола, дождавшись приглашающего кивка Харламова. — С Родригезом встречу провели. Не привыкший тратить лишние слова на то, что проще продемонстрировать, Паша для начала включает Гарикам прихваченную с собой аудиозапись разговора Керимова с Арсом; уважаемое начальство слушает молча, прерываясь лишь на очередной поход к чайнику и пополнение запаса какого-то печенья в глубокой тарелке. — Так, — в конце концов говорит Мартиросян, сцепив пальцы в замок, — во-первых, если ты собирался прокатиться на этом его «Титанике», то можешь сразу об этом забыть. — Не собирался. Я же важный человек, у меня отдел, куда я денусь. — Паш, да прекращай. Отдыхать всем хочется, а тут, похоже, намечается весёлое путешествие в далёкие края. — Обойдусь, — усмехается Паша. — Во-вторых, — окончательно перейдя на деловой тон, продолжает Мартиросян, — у твоего Попова серьёзно имеется картина, которая мистическим образом испарилась из галереи Тейт… Гарик, сколько там лет назад? — Три года и восемь месяцев. По всем каналам крутили, — Гарику верить можно всегда — с его-то сверхъестественной памятью, если он запоминает что-то, то запоминает объективно и накрепко. Паша хотел бы мягко напомнить, что Попов — настолько же «его», насколько и Мартиросяна, в конце концов, именно начальник Следственного когда-то повёлся на Арса и дал ему возможность отработать провинности в ФСБ вместо колонии, но для всего есть время и место; они сейчас не об этом. — Три года и восемь месяцев, — Мартиросян кивает. — Попов охренел, вот что я вам скажу. — Это для него нормально, — не удержавшись, подсказывает Паша. — Я ещё его предметно не допрашивал, но предсказываю ответ вроде «ой, оно само мне в руки вскочило». Или начнёт заливать, что подарили. — Пригрели змеюку, — хрипло ржёт Харламов без малейшего намёка на неприязнь. — Короче, что мы имеем? Керимов сообщает подробности в ближайшее время, если вообще сообщает. Мы организовываем передачу «Икара» в обмен на доступ к аукциону, допустим. Если есть вариант, в котором Попова ещё можно заменить на нормального оперативника, я с радостью послушаю, кстати. — Ты себе как это представляешь? — ослабленный галстук Мартиросяна и общий благодушный настрой подсказывают Паше, что можно продолжать плевать на субординацию в этот раз. — Прикиньте просто, как это будет, если мы Попова уже загнали Керимову. Если Арс вдруг скажет, что вместо него на аукцион отправится какой-то левый хер с горы, возникнут вопросы моментально. — Ладно, твоя правда. Мы его вербовали, в конце концов, не затем, чтобы он по углам отсиживался, — задумчиво соглашается Мартиросян. — Пускай себя проявит, если дело выгорит. Кого думаешь отправлять? — Кого-то из отдела, — тут же оживляется Паша. — Из кластера. Арсений там ещё про парня наплёл, так что в любом случае, либо Позов, либо Шастун. Или Матвиенко. — Притормози, — Харламов, резко мотнув головой, слегка хмурится. — Матвиенко — это мент же твой? Бля, Паш, как ты вокруг себя всё время такие чудеса собираешь? Последний вопрос, к счастью, риторический; Паша не уверен вообще, что хотел бы знать на него ответ. — Да, но мы же обсуждали его перевод. — Мы остановились на том, что он проходит специальным консультантом по делу об аукционе, — поправляет его Мартиросян, — вот пускай дальше и проходит себе. Он опер, может быть, даже и неплохой, но если бы мы их всех сюда тащили, кто бы в доблестной полиции служил? — вот даже не смешно, между прочим. — Он тебе зачем в отделе? — Чтобы кластер в отдельную группу переформировать. Гарики — внезапно синхронно — смотрят на него с одинаковым выражением снисходительного недоумения; по крайней мере, Паша не чувствует в них моментального сопротивления. С этим можно работать. — Я напомню, Павел Алексеевич, — ухмыльнувшись, заводит шарманку Мартиросян, — что такие вещи практикуются в случаях, когда кластеры полностью собираются из сотрудников правоохранительных органов, что позволяет объединять таких сотрудников в отдельные оперативные группы особого назначения. — Я в курсе, — спокойно кивает Паша. — Большое спасибо. — Всегда полезно освежить память, — ничуть не сбивается с мысли Мартиросян. — А раз ты всё так прекрасно знаешь, то скажи мне, пожалуйста, Павел Алексеевич, каким образом мы отделим в группу особого назначения двух агентов ФСБ, питерского мента и ещё одного аферюгу? — Трёх агентов. — Начинается. — Позова туда же, — упрямо продолжает Паша, — он с моей эмпатией практически так же в кластере, можно сказать. — Практически так же, — передразнивает Мартиросян, переводит взгляд на Харламова, — можно сказать. Ты слышал? Паш, ну что такое. У меня даже чай невкусный стал. — Аферюга — внештатный сотрудник ФСБ, мента проще простого в Академию отправить на заочное, переквалифицироваться. Это же формальности. — Есть процедуры, — опять качает головой Харламов, — формальности вот эти самые, протоколы. Не мне тебе объяснять. Тут же не только Гарик должен добро дать, хотя хрен тебе он даст собачий, а не добро, это ещё через пять инстанций надо проводить, и тебя развернут. — Не развернут, если я заручусь поддержкой начальника Управления. — Да-а, уже бегу, — Мартиросян поднимает брови, смотрит на Пашу с выражением учителя, чей ученик в десятый раз не может выучить простейший урок. — Скажу, вы знаете, это противоречит всем нашим нормам, но моему старшему следователю очень-очень-очень захотелось. Мы же не можем отказать такому славному парню. — Короче, Паша, — вновь вступает Харламов, отсекая возможности возразить, — по Родригезу держи меня в курсе. По Матвиенко — всё без изменений пока, с кластером твоим та же история. Займитесь делом сначала, всё остальное вообще вот не интересует. Есть вопросы? — Никак нет, товарищ начальник, — прекрасно понимая границы дозволенного, Паша демонстративно закатывает глаза в качестве финальной точки. — Вас понял. — Чай-то будешь? — Да нет, — махнув рукой, он поднимается с места. — Пойду ребят на сегодня распущу. — Ты у нас выходной же? — До вторника, Ляся в восторге, — кивает Паша. — И вам того же желаю. На прощание Мартиросян абсолютно по-мальчишески, без помощи рук, кидает ему в спину кубик рафинада; чёртовы телекинетики. Прикрыв за собой дверь, Паша замирает на пару секунд, уставившись прямо перед собой; голос Анечки вырывает его из раздумий: — Всё хорошо? — Да, Анют, — ухмыльнувшись больше сам себе, чем секретарше, Паша направляется мимо неё в коридор. — Всё отлично будет.