***
Возвращение Санса в Красный Город вылилось в длительное времяпрепровождение с Маффет, наверное, она проводила с ним больше времени, чем за все его пребывание здесь. Большая часть их общения состояла в том, что Санс лежал головой на ее коленях, что полностью его устраивало, потому что уютно устроившись на них, он мог вздремнуть. И совсем отлично было бы при этом никогда не просыпаться. Вот только он несколько раз просыпался, понимая, что она заставила его киску сформироваться и проверяла ее. Впервые, когда он на самом деле заметил свою киску, та была полностью здорова. Все могло бы показаться просто дурным сном, и он смог бы убедить себя в этом, если бы не видел, как сейчас выглядит его душа. Санс обвивал Маффет руками за талию, уложив голову на ее мягкие колени и подтянув к себе ноги, когда его навестил Сесил. Санс не поднимал взгляд, но услышал его неуверенный тихий голос. — Привет. Думал, может, ты хочешь сыграть в карты. Санс сильнее уткнулся в складки оборчатого платья Маффет. — Нет. Руки Маффет ласково гладили его по голове и плечу, как ценного питомца. Санс был на грани сна, но Сесил снова подал голос. — Может быть, ты смог бы с этим сжиться, ну, знаешь, поговори с нами… выйди из комнаты. — Нет. Маффет не прерывала свои ласки. Сесил продолжил шутливым тоном: — Боишься, что я тебя уделаю? — Мм. Пальцы почесывали шею Санса, Сессил еще что-то говорил, но скелет провалился в сон, не уловив ничего из его слов.***
Санс не собирался больше встречаться с человеческим ребенком. Как он мог оправдать свое нахождение рядом с ним после того, через что прошел? Он чувствовал, что загрязняет все одним своим существованием. И одно дело, что его общество были вынуждены терпеть жители Красного Города, но тревожить ребенка… даже немыслимым образом знакомого с устоями борделя… казалось чем-то из разряда фантастики. Однако ему все равно пришлось с ним встретиться — но только потому, что тот пришел с его братом. Брат, увидевший его сейчас, казался истинным кошмаром, который он не знал даже как описать. Но он не мог просто взять и не делать того, чего хотел Папирус. Санс самолично отправился на кухню за закусками для этой встречи. Он застал там одного из других работников, тот быстро задвинул ящик с ножами и заслонил собой, когда увидел вошедшего Санса — судя по всему, его просьба к Ониону разошлась по борделю. Кроме того он поймал на себе несколько чудных взглядов по пути в комнату. Внезапно ему в голову пришла мысль — интересно, как много народу видело его бродящим по коридорам под влиянием слизня. Что он говорил, обезумев от слизи, проникшей в организм? Неважно. Когда он открывал дверь, готовясь встретиться со своими сегодняшними посетителями, уровень его ужаса и предвкушения был близок тому, что он испытывал, открывая дверь к слизню. Санс стоял перед ней минуту или две, держа ладонь на ручке и удерживая поднос второй рукой. Эй, а ведь он наконец-то справлялся с этим. Не будет ли Маффет гордиться? В конце концов, Санс вошел и увидел лицо своего брата — царственно-величественное, но в его взгляде сквозила трогательная искренность, которая — Санс был уверен в этом — адресовалась только ему. То, что Санс почувствовал теперь, было даже хуже удушающего беспокойства, которое он испытывал минуту назад, пока стоял перед дверью. Ведь он не почувствовал ничего. Шагнув в комнату, Санс осторожно поставил поднос на стол между гостями, с усилием напомнив себе, что Папирус — это единственное во всем мире, что сохраняло для него значение. Неважно, что он чувствует или не чувствует, он должен помнить об этом и продолжать бороться за это. Это так выматывало. Но что-то в необходимости напоминать себе подобное показалось странно ностальгичным. Человек вел себя необычайно тихо, за что Санс мог только поблагодарить его. Пока Папирус говорит за всех троих — и Санс точно знал, что ему это под силу — может быть, скелет и вынесет эту встречу. Папирус сложил руки перед собой на столе почти перпендикулярно его прямому позвоночнику. Твердая мрачная поза подкинула Сансу странное воспоминание о том, как годы назад он пересекся с Королевским гробовщиком, которому было поручено помочь семье управиться с делами Гастера. С тех пор Санс не вспоминал того зловещего монстра с рукой вместо лица. Хотя скелет все равно был не в себе во время их встречи. — Санс, я думаю, что стоит сразу начать с разговора по делу. Рождество близко. Санс совершенно забыл об этом. Казалось, что что-то такое обычное, как Рождество, никак не может принадлежать к тому же миру, что и он. …Погодите-ка, его брат только что пошутил? Лицо Санса дернулось, но он не представлял, была ли его улыбка хоть отдаленно веселой. — Я. Эм, не думал об этом, Босс. Прости. — У тебя будет свободное время на праздники? — Не знаю, бро. Посмотрим. Нет, если ничего не сделать. Лицо Папирус стало суровым. Вот это уже знакомо. — Даже у стражей есть возможность взять отгул на Рождество. Я думаю, важно, чтобы ты вернулся домой на праздник. У тебя есть долг перед семьей, — Папирус покосился на Фриск. — Мне кажется, что тебе стоит вернуться домой, по крайней мере, ради… годовщины дня, когда ты развеял прах нашего отца. Ты всегда проводил много времени внизу, но там такой бардак… ты мог бы, наконец, навести там порядок. — Нам правда нужно говорить об этом сейчас?.. Все как-нибудь само собой утрясется. Планы на будущее, вроде поминания отца, если можно так сказать, не были тем, что Санс хотел обсуждать, даже ради успокоения Папируса. Санс видел, как Фриск сжал локоть его брата. Этот жест слегка задел скелета, от него пробежал холодок, который он не мог толком объяснить. То, что кто-то, сидящий напротив, выказывал какие-то чувства, когда он сам не мог вспомнить, что нужно испытывать к собственному брату, ужасно утомляло. Повисшая тишина сама по себе раздражала. Санс потянулся. — Так… как твои тренировки с Андайн? — Азгор сделал это намеренно. Когти Санса процарапали неглубокие канавки в столешнице. — Эм, ага, я говорил тебе, что он дал мне работу. Но называй его Королем, не надо по имени, бро, ну, что ты, ребенок что ли? — Он рекомендовал мне убить тебя. Пауза. Слишком длинная пауза, как и следовало ожидать. Наверное, Санс должен был отреагировать на это. Папирус сжимал и разжимал пальцы под скрип старой потертой кожи перчаток. — Он не заинтересован в том, чтобы я убивал Андайн. Но хочет, чтобы я получил УР… и доказал, что готов разорвать отношения с тобой. В голове Санса промелькнула мысль, что он должен хоть немного соответствовать этой новости, что нужно показать хотя бы самую простую реакцию, но он просто смотрел прямо на брата, не утруждая себя эмоциями. — Так сделай это. Ты получил приказ от Короля. Папирус ударил кулаком по столу. — Я не позволю ему так с нами играть! Он протянул руку, и Санс подумал, что жест достаточно драматичный, чтобы использовать его в одном из шоу Меттатона. — Мы можем освободиться от гнета этой скверной ситуации. Мы можем покончить со всем на своих условиях, — рука взметнулась в великолепном жесте. — Я буду сражаться. Я сражусь с ним, Санс. — …Не говори так, Босс. Ты ведь не серьезно. — Как ты смеешь! Как мой родной брат ты знаешь, что моя честь безупречна! Сейчас, если Папирус действительно хотел сохранить свою честь, ему нужно было отрицать их родство. Разорвать все отношения, но у брата Санса был определённо неудобный, идиотский личный кодекс, который предполагал поддерживать свое имя и семью вне зависимости от того, каких дегенератов она могла включать. Внезапно Фриск хлопнул своими крошечными ладонями по столу, опрокинув стакан. — Санс, позволь брату забрать тебя домой! Дай ему помочь тебе! Санс ощетинился, когда вмешался Фриск. Он повернулся лицом к Папирусу, как будто ребенок вообще ничего не говорил, и ответил: — Просто забудь обо всем, Босс. Можешь идти. В любом случае, это бессмысленно. Зачем тратить свои силы, если некого спасать? — Ты ведь не ждешь, что я так все оставлю? Я и без того достаточно долго закрывал глаза. Мы можем сражаться вместе, брат. — Да брось, Босс, ты предпочтешь это карьерному росту? Ты пожертвуешь всеми своими мечтами ради шлюхи? Для чего я тебя растил? Папирус поднял руку, как будто собираясь отвесить Сансу оплеуху, одну из тех, что он, должно быть, раздавал своим подчиненным-стражам. Но он сдержался, его рука зависла в воздухе, а потом он сжал ее в кулак. — Ты не… не должен называть себя так… это не наша судьба. — Просто называю вещи своими именами, Босс. Из Папируса как будто выкачали воздух, словно из воздушного шарика. Он опустился на стул, растеряв весь свой решительный настрой. — Санс. Я знаю, что… однажды сказал, что мне нравится, когда ты называешь меня так. «Босс». Я думал, мне это подходит. Но я больше в этом не уверен… — он бессмысленно взмахнул рукой, глядя куда-то в пустоту. — Тогда я был моложе. А ты мой брат. Я всегда думал о тебе так, будто… мы всегда будем партнерами. Маленькая, ненужная искра пустого гнева прошила мрак оцепенения Санса — почему Папирусу нужно было говорить что-то подобное в тот момент, когда он ничего не мог почувствовать по этому поводу. — Ты… ты и наш отец достойно воспитали меня порядочным. Привили мне благородство. Определенно слишком много благородства. У Санса наконец-то появился шанс стать больше похожим на настоящего старшего брата, и он использовал его, чтобы убедить Папируса пойти против его персонального кодекса. — Я не могу позволить тебе плюнуть на все, что у тебя есть, ради этого. Ты должен быть сильнее. Мир рассыпался на части, вместе с тем, как Папирус увял прямо на глазах. — Насколько сильный я, по-твоему? Думаешь, я буду ценить что-то, основанное на твоих страданиях? Руки Папируса легли на его затылок, когда он склонился вперед — практически нырнул — как тот, кто прикрывает голову, чтобы защититься от взрыва бомбы, прекрасно зная, что уже слишком поздно. — Я бы отдал все это, чтобы освободить тебя. Слава богам, что Папирус не смог прийти раньше слизня. Санс развалился бы, услышав предложение спасения.***
Санс дважды перепроверил лист с номером комнаты очередного клиента, а потом натянул свой рабочий пиджак. Так что все вернулось к привычному порядку вещей. Не то чтобы его удивило, что Маффет отошла от своих слов. Немного удивительно то, что ему было все равно. Еще один, какая разница? На кухне на него снова поглядывали, пока он выставлял напитки на поднос и выходил с ними. Даже если не считать его занятость, Санс был не в настроении выслушивать пустые сочувствия или, что еще хуже, случайные бодрые разговорчики. Он открыл дверь в приватную комнату и там, растянувшись на маленьком диванчике на двоих, его ждал кролик Кларенс. Санс отшатнулся и прижался к двери, поднос в его руках ходил ходуном. Каким-то чудом, ему удалось удержать его, но, подумав мгновенье, он специально выронил его. Кажется, кролика это позабавило. — Я тоже рад тебя видеть, мой дорогой. Подобное сну оцепенение, облепившее кости Санса, как памятный слизняк, наконец, отступило под натиском абсолютной абсурдности ситуации. В его голосе зазвучало больше жизни, чем он чувствовал в себе за последние несколько дней. — Как ты вообще сюда попал? Разве Маффет не выдала тебе пожизненный бан или что-то такое? Еще до того, как Кларенс ответил, Санс обнаружил, что идет и садится в кресло напротив него, как будто решил выпить чая со старым другом. Кларенс помахал рукой в воздухе. — Между нами нет ничего настолько драматичного. Мы даже порой общаемся. А что касается «как»… монстр, наблюдающий за комнатой, решил, скажем так, немного вздремнуть. Мысли Санса метнулись к Сесилу в комнате наблюдения, и его душа пропустила удар. — Эм… вечным сном? — Ох, умоляю тебя, Санс, по-твоему, я могу быть так небрежен? — Кларенс скинул свои длинные ноги с подлокотника и поставил их на пол, сев нормально. — Ни один невинный монстр не пострадал. Теперь, что касается «почему»… Кролик наклонился вперед и положил подбородок на свои сплетенные пальцы. — Маффет вскользь упомянула, что ты… немного не в себе. И я подумал, что, должно быть, настало время, когда я действительно могу быть тебе полезен. Я не мог оставаться в стороне. Санс тоже наклонился вперед и даже раньше, чем осознал, что делает, вынул душу из груди и протянул ее Кларенсу, чтобы тот посмотрел. Кролик аккуратно принял её рукой, затянутой в кожаную перчатку. Его взгляд спокойно обследовал поверхность, отметив необычный оттенок. — Это действительно мерзко. В этот раз в голосе кролика не звучало холода. И он решился озвучить то, что никто не признавал — результат сессии со слизнем. Санс ощутил комок в горле, и его переполнила тоска. Все, что он смог выдавить из себя, когда открыл рот — лишь тихий влажный всхлип. — О, мой милый бедняжка, только посмотри, что они с тобой сделали. Санс хрипло вздохнул, слезы заблестели на краях его глазниц. Они как будто поднялись со дна некого колодца эмоций, который, как скелет думал, окончательно пересох. Все его тело содрогнулось, и он отчаянно попытался выдавить из себя хоть что-то кроме нечленораздельного влажного всхлипывания. — Тише, тише, да, это и так все объясняет. Кларенс побарабанил пальцем по поверхности души, болезненный зеленый оттенок расцветал от каждого его прикосновения. — Этого здесь слишком много… должно быть, он унес часть тебя с собой, иначе ты погиб бы от такой большой потери. Санс закрыл глаза, когда подтвердилось то, что он и так знал, горячие слезы расчертили его скулы. — Это… з… з-застряло… как… Кларенс задумался. — Ну… всегда можно прибегнуть к отчаянным мерам, — он переложил душу на одну ладонь, а второй многозначительно сжал что-то под пальто. — Возможно, если слить это, то можно добиться временного облегчения, но потом, ты без сомнения… Санс наконец-то справился с собой, он наклонился к кролику так близко, что почти коснулся его лица. Кларенс единственный, кто в состоянии понять. — Я в отчаянии. Кролик протянул руку и стер слезы с лица скелета. — Я знаю, мой дорогой. Взгляд скелета не отрывался от того места на пальто Кларенса, на которое он указал. — Кларенс, не мог бы ты… — в этот момент Санс как будто увидел всю ситуацию в целом, словно покинул свое тело и смотрел на комнату со стороны. — То есть, я могу… я могу заинтересовать тебя чем-нибудь. Ты можешь… — он взглянул на свою душу, сжав подушки дивана обеими руками, — экспериментировать с ней или что угодно… столько, сколько ты хочешь, только потом… убей меня. Кларенс откинулся назад и развел руки. — Санс. Мы ведь друзья? И ты должен понимать, что их у меня не так уж много. — Ха. Не может быть, у тебя? Я думал, ты желанный гость на любой вечеринке. Свободной рукой Кларенс распахнул пальто на груди и достал из ножен, закрепленных на уровне рёбер, кинжал. Лезвие издавало приятный металлический звон, царапая край ножен. Услышав его, Санс приоткрыл рот и не смог отвести взгляд, когда острие клинка зависло над поверхностью его измученной души. Кларенс заговорил, не поднимая на него глаза, как будто говорил не со скелетом, а с его душой. — О, нет, нет, ничего не нужно. Для тебя я сделаю все просто так. Он держал душу между ними, а кончик клинка указывал на облако обесцвеченной магии. Кларенс поднял взгляд на Санса. — Да? Дыхание Санса сбилось. — Пожалуйста. — Тогда мы прощаемся навсегда, любовь моя. Нож опустился вниз, медленно вонзаясь в душу, пока ощущение покалывания не превратилось в сильный зуд, когда поверхность поддалась. Тянущее чувство разлилось теплой волной облегчения, и Санс, содрогнувшись, потянулся вперед и вцепился в рукава Кларенса. — А-ах… ах… оох… — Все нормально? — Д… да…. Кларенс склонил голову, и его лицо озарила игривая ухмылка. — С другой стороны я вполне уверен, что это и его тоже убьет. Санс не смог ответить. Что-то сочилось. Душа наклонилась вперед, из раны медленно текла слизь, и внутренний цвет души прояснялся. Она выглядела почти чистой. Санс снова был на грани слез только от одной этой мысли, но он так устал, и соблазнительный покой звал его провалиться в сладкий сон. Кларенс опустил его. Или он опустил его душу. Тело Санса переместили и уложили на спину. Кларенс одной рукой поддерживал его под голову. Скелет и не заметил, что больше не может удерживать свой собственный вес. Санс дрожал, озноб колотил его кости. Все вокруг размывалось в приятной дымке. Запах плавящейся резины и головокружение прорезали уютную сонливость. Внезапно в голове вспыхнула нежеланная мысль, яркая, как кинопроекция: его брат помогает ему добраться до дивана, пока Санс хромает, опираясь на трость, Папирус, похлопывает его по спине, как будто поздравляет достойного солдата. Человек, с его глупой душераздирающей улыбкой, полной надежды подбегает к нему и запрыгивает на колени. Вес выдавливает из него проклятия, приносящие неодобрительный взгляд брата. Страшная тоска прострелила опустошающуюся душу Санса. Прошло совсем немного времени, как он виделся с ними обоими, но казалось, что с тех пор утекли годы, как будто он был разделен с ними, пока не превратился в такую же старую, немощную версию себя, как в том видении. Сцена обычной семейной жизни проигралась перед его внутренним взором, и он понял, что так сильно скучает по ним, что может умереть. О… верно. — Подожди. С-стой. Клинок вышел из его души. Мягкий голос Кларенса раздался из туманной дымки. — Слишком поздно, мой дорогой. Ты уже обращаешься в пыль. Но ты получил то, что хотел, да? — Д-да. Да. Спасибо тебе. Лицо, должно быть, еще не рассыпалось, потому что на мгновение он ощутил, как Кларенс наклонился к нему и поцеловал в сомкнутые зубы. — Спокойной ночи, Санс. — Увидимся… Тьма накрыла его, оборвав шепот. ≪≪≪≪≪≪ — Тогда мы прощаемся навсегда, любовь моя. Дверь хлопнула. В комнату вбежали Маффет и Сесил, и Кларенс быстро вернул клинок в ножны под пальто. — Кларенс, что, по-твоему, ты делаешь? — Маффет, словно ураган, набросилась на кролика, а Сесил встал, заслонив собой Санса. Кларенс быстро поднялся, пока Маффет не успела дотянуться до него, и поднял руки в знак капитуляции. — Что? Разумеется, пользуюсь вашим дивным обслуживанием. Ты держишь здесь самых очаровательных компаньонов. — Вон. Вон! Вон, вон, убирайся немедленно, и чтобы я тебя никогда здесь не видела! Кларенс позволил, чтобы его потащили к двери. — Нет! — Санс рванулся вперед, но мышь перехватил его и прижал к креслу. Санс отчаянно отталкивал его и тянулся через плечо Сесила к уходящему кролику. — Не дай им… Кларенс оглянулся на Санса, и на его лице было написано сожаление. — Прости, мой дорогой, но, похоже, наше маленькое свидание подошло к концу. Маффет выпроводила Кларенса. Нет, нет, нет, было так близко, так близко. Санс обмяк в руках Сесила, по его лицу катились безмолвные слезы. — Как вы узнали? — Мы с Маффет… у нас обоих одновременно было это странное ощущение дежа вю. А потом мы встретились в коридоре и просто оба пошли прямо сюда, — Сесил выглядел неуверенно. Санс не знал точно почему, но у него было стойкое ощущение, что в этом явно виноват Фриск.***
— Привет, эм. Санс. Мне кажется, тебе стоит посмотреть на того, кто стоит у двери. Сесил поймал Санса между его дремами. Один их тех моментов, когда скелет даже не мог думать о том, чтобы закрыть глаза, настолько он устал ото сна. После того, как щедрое предложение Кларенса оказалось наглым образом вырвано почти из рук, Санс соскользнул обратно в то, что было не столько отчаяньем, сколько беспредельной тоской. Он был таким вялым, что, наверное, пошел бы за кем угодно, кто следующим нашел бы его и позвал идти за собой, просто чтобы посмотреть, не разбудит ли его это. Скорее всего, хорошо, что когда он был в подобном состоянии, его обнаружил именно Сесил, но Санс не мог найти даже благодарности в своем скудном запасе чувств. Несмотря на свои слова, Сесил не повел скелета к выходу из Красного Города. Он провел его в одну из скрытых коморок, где располагались мониторы. Там ждал, переминаясь на месте, один из работников — маленькое существо, напоминающее фею. Сесил занял место перед экранами. Похоже, другой монстр просто наблюдал за мониторами, пока Сесил ходил, а значит, мышонок привел Санса на одну из своих смен в качестве наблюдающего. Мерзкое беспокойство покалывало позвоночник скелета. Может, что бы там ни было, но оно его разбудит. Он окинул взглядом ряды мониторов, на которых другие работники в разной степени обнаженности старательно изображали экстаз, пока не увидел то, ради чего Сесил позвал его. В фойе стояли Папирус и Король Азгор. Сесил переключил звуковой вход, и из колонок потекли голоса. — замечено, что в последнее время ты довольно часто наведываешься сюда. Нашел что-то себе по нраву? — Не смешно, Азгор. Король приподнял бровь, душа Санса перевернулась, и его замутило. — С вашего позволения, Ваше Величество. Папирус двинулся к внутренней двери. Азгор опередил его и преградил путь, Королевский плащ эффектно взметнулся вокруг него. — Ты рассмотрел мое предложение, лейтенант? Санс видел, что Папирус едва заметно содрогнулся, но сделал все возможное, чтобы не выдать эмоций. — Ваше абсурдное предложение не стоит рассмотрения, мой господин. Со всем уважением к вам. — Папирус. Взгляни на меня. Душа Санса лихорадочно бухала в грудной клетке, пока он наблюдал, как Папирус разворачивается, привычно повинуясь, точно так же, как любой монстр в Подземелье обязан был сделать и сделал бы, услышав эти слова из его уст. Король вытянул из-под плаща руку, пустой ладонью вверх. — Ты молод. Ты злишься. У тебя есть потенциал. Подумай об этом. Папирус не двинулся с места. — У монстра в твоем положении не должно быть семьи в подобном месте. Даже твой брат просил о милосердной смерти. Я всего лишь позволяю тебе сделать последний добрый жест и выполнить свой долг перед ним. Завершить все и оставить позади. Большинству монстров в такой ситуации не посчастливилось получить даже этого. Папирус вздрогнул. — Вы сделали это. Вы сделали это с ним. Вы засунули его сюда! Выражение лица Короля не изменилось. — Монстр с сильными моральными убеждениями убил бы себя, как только получил приказ отправиться сюда. В кулаке Папируса появилась заостренная кость, и он угрожающе шагнул вперед, указав на Короля концом атаки, призванным убивать. Этот шаг неповиновения приблизил скелета к государственной измене. Каким-то образом лицо Короля осталось прежним. — Ты понимаешь, что сейчас делаешь, лейтенант? — Избавьте меня от этого, Ваше Величество. — Хорошо. Азгор, наконец, приподнял руку с трезубцем, но тот все еще остался в вертикальном положении, упираясь в пол навершием, на подобие трости. Король прищурился. — Это твой последний шанс. Я пытаюсь преподать тебе тяжелый урок, но, смею заметить, не рассчитываю на то, что ты его провалишь. — Нижняя часть трезубца процарапала пол, когда он описал по нему четверть круга. — Привязанности… бесполезные монстры, которые пытаются осыпать тебя своей недостойной любовью… если ты позволишь себе любить их в ответ, они лишь отравят тебя. И это станет твоим концом. Я выучил это на собственном опыте годы назад, и я понимаю, что не могу избавить тебя от этой тяжелой правды. Голос Папируса звучал напряженно и твердо. — Как милосердно с вашей стороны. Кость была отведена назад, готовая к выпаду, трезубец наконец оторвался от пола, а ноги Санса вынесли его из комнаты наблюдения. Он, как идиот, споткнулся на пороге и помчался по коридору, понимая, что двигается разочаровывающе медленно, словно застрял в плохом сне. Почему Санс так долго стоял там, так долго пялился в монитор, считая ворон, словно конченый придурок, когда мог бы пойти, как только увидел их в фойе, и добежать до Папируса раньше, чем… Он такой, такой, такой придурок, а сейчас он опоздает из-за того, что ростом не вышел. Он пошел слишком поздно, тупой, тупой, тупой, тупой, поганый мухомор. Рассудок Санса распадался на куски, и скелет замер, чувствуя себя так, будто с него заживо сдирают кожу, и она отслаивается, как кожура с гниющих фруктов. Он не мог заставить себя пройти остаток пути и увидеть неизбежные последствия. Он знал, что ждало его впереди. Как ему только в голову пришло, что Папируса — того самого Папируса — можно отговорить простыми словами, сказать ему сидеть ровно и позволить единственному члену семьи умереть жалкой смертью в борделе. Как будто Санс совсем не знал Папируса. Если все к тому шло, то Санс, по крайней мере, должен был стоять там, рядом с ним, они должны были сражаться вместе, как он и хотел. Санс не мог отделаться от неправильного фантастического образа того, как они вдвоем падают на Азгора из-под потолка, кружатся на веревках и безумно палят из пушек во все стороны, как в том человеческом кино про ирландских братьев, которое они с Папирусом смотрели каждое Рождество. В названии было «святые», поэтому Папирус настаивал, что оно о Санте.* Санс спрятал лицо в ладонях и тяжело всхлипнул — громкие, пронзительные рыдания сотрясли его парализованное, неспособное ни на что больше тело. Позади раздались дробные шаги Сесила, бежавшего за ним. Сесил остановился и мягко сжал скелета за плечи, собираясь что-то сказать, но Санс не хотел этого слышать… Он прижал ладони по бокам головы, чтобы заглушить любые звуки. Он кричал имя человеческого ребенка, не понимал почему, но знал, что Фриск единственный, кто может что-то сделать. Что он единственная надежда Папируса. Он нужен Папирусу… ≪≪≪≪≪≪ — Санс, почему бы тебе просто не принять помощь Папируса? Вспышка кошмарного образа падающего на колени Папируса и Азгора, чей трезубец пятнала пыль, возвышавшегося над ним, промелькнула в душе Санса, принеся с собой новый взрыв гнева. Он ответил сквозь сжатые зубы. — Потому что это плохо кончится. Может быть, Сансу показалось, но что-то в выражении ребенка напоминало раскаяние. Он снова был в длинном и наименее оживленном коридоре Красного Города, сидел вместе с Сансом и никак не закрывал свой рот, словно какой-то магнитофон, заевший на устаревшей и невероятно раздражающей мелодии. — Ничего плохого не будет… если ты серьезно поговоришь с ним. Он говорил, что покончит с этим! Если ты не будешь больше врать, если расскажешь ему, что они на самом деле делают с тобой — он поймет, он твой брат, вы могли бы решить все вместе. Если ты просто… Санс резко развернулся, схватил Фриск за плечи и встряхнул. — Никак не втыкаешь, тупое, избалованное отродье с поверхности? Он, блять, знает, что со мной случилось! Как, мать твою, ему не знать? — глаза Санса вспыхнули, он был не в силах сдержаться. — Знаешь, что это за обещание на самом деле? Что значит для монстра с его УР бросить вызов Королю? Это долбанное обещание самоубийства, понял?! Санс отпустил, дав человеку тяжело опрокинуться на спину. Скелет раздраженно фыркнул. — Пойдет на смерть ради чести. Ради того, чтобы обелить имя семьи. Вот какой монстр мой Бо… Папирус на самом деле. Внезапно на Санса навалилась смертельная усталость. — Ты его совсем не знаешь. Я знаю. Я знаю, что он сделает все, чтобы вытащить меня отсюда… если бы только было то, что он мог сделать. Человек, наконец, заговорил, и его голос напоминал тихий писк. — …Обещание… — он заглянул Сансу в глаза. — …Ты имеешь в виду, что потом… он ждет, что потом и ты… Санс пожал плечами. — Да. Само собой. Через дальнюю дверь в коридор ворвался порыв подземного воздуха и это был единственный звук за, как минимум, минуту. Человек сжал рукава своего свитера. — Почему?.. Санс больше не видел его глаз. — Потому что это не ебаная шпионская игра. Потому что куда он меня отведет? Домой в Сноудин, где все стражи — псы? За город? Куда… в Жаркоземье, где даже больше камер, чем в Столице? В Водопадье, где работает Онион, а по свалкам бродит его маленький отряд? Если Король не хочет, чтобы он этого делал, тогда у нас нет выхода, малой. Санс уперся в скамейку и откинулся назад, разглядывая потолок. — Без какого-нибудь правдоподобного повода уйти… монстру в его положении остается только один из двух вариантов. Отречься от меня или… умереть за меня. Последний довольно фиговый, да? Наконец, он развернулся, чтобы посмотреть на ребенка. Тот крепко обнимал себя руками, сдерживая сердитые слезы, нижняя губа надулась, а подбородок дрожал. Санс постучал когтем по скамейке. — Король дает нам третий вариант… чтобы Босс убил меня и жил дальше… это милосердно. Фриск резко вздохнул, по его щеке скатилась одинокая слезинка, он открыл рот и заговорил дрожащим голосом. — Я… Папирус говорил мне… что придет сегодня. Санс перестал праздно постукивать когтем по дереву. Ребенок продолжил: — …Он сказал, что… знает, что Король Азгор сегодня собирался сюда… Санс вскочил со скамейки, каждую его кость скрутил приступ неконтролируемой паники. — Они оба… и они собираются… нет, он не может, он… — Я попросил Папируса остаться дома. Все беспокойство Санса как будто сдуло порывом подземного сквозняка. Он в оцепенении сел обратно на лавку. — Как… но?.. Как ты… как ты заставил его отступить? — …Я попросил его не сражаться с моим отцом.***
— Так значит… наследник трона. Ты ведь не думаешь провернуть Клингонское продвижение по службе? Хех… Фриск хранил неловкое молчание. Возможно, он не понял отсылки Санса, что было и к лучшему. Они сидели в приватной комнате за столом, заставленным закусками, которые для них собрала Маффет. Было уже поздно, в конечном итоге все закончилось тем, что человек купил лишнее время с Сансом. Разнообразие огуречных сэндвичей и тортиков к чаю выглядело просто великолепно, и Санс не давал себе задуматься о том, сколько Фриск уже потратил на него. От этой мысли его мутило. Прожевав бутерброд, человек ответил. — Я не… наследник трона. Королю Азгору просто нравится, когда я рядом. — Парню, которого ты называешь отцом, просто нравится, когда ты рядом, да? Вот жесть. — Санс, если твой брат рассчитывал на то, что вы оба умрете, тогда почему он говорит, что боится того, что ты будешь, как твой отец? Санс уронил тортик, который держал, в кружку с чаем. Он сидел, наблюдая, как начинают растворяться крошки в напитке, а потом безучастно перемешал его пальцем. — Я… это разные вещи. У отца была опасная работа. Ты не должен связывать мерзкие вещи с… Я кое-чему научился у него, пока он был еще жив, так что понимаю, почему Папирус думает, что я мог бы пойти по его стопам, если бы у меня только был шанс, до того, как… — Твой отец был путешественником во времени? Санс снова уронил кусочек, который только что выловил из чая, в кружку. — Кто?.. Фриск опустил взгляд и переплел пальцы рук, лежащих на коленях. — …Альфис мне сказала. — Вот ведь балаболка. — Ага… — ребенок отвел взгляд и взял следующий бутерброд, но не откусил. — Так, но, эм… она, эм, сказала, что ты можешь пользоваться временной магией. Ну, и мне стало интересно, вдруг это могло быть как-то связано с… — Ах… да, — Санс перестал вылавливать промокшую закуску из чая и отодвинул кружку. — Раньше у меня была такая возможность. Короткие пути — ты просто можешь прокатиться по ЗВК, выбрав любое место, где когда-нибудь был или будешь. Это почти временная магия, разве что немного читерская, в плане, что тебе не приходится ждать в каком-то месте неделями или сколько бы там ни было, до того момента, пока ты физически не оказался бы там. Фриск посмотрел на Санса долгим взглядом. — …ЗВК? Несмотря на то, что человек выглядел запутавшимся, а может быть именно поэтому, Санс поймал себя на том, что приятно взволнован перспективой объяснений. Он годами ни с кем не говорил на эти темы. — Замкнутая времениподобная кривая — это значит, что ты не можешь сделать ничего, кроме того, что и так должно случиться, или того, что уже произошло. Это как… контрольная схема пространства-времени, которая не даст тебе убить своего собственного деда и не родиться. Вот почему короткие пути не делают ничего, кроме того, что «переносят» тебя в место, отличное от того, где ты стоял секунду назад. Путешествие во времени для лентяев… стопудово мой тип. Может быть, он чувствовал себя свободнее, разговаривая об этом с Фриск, который уже многое знал, а может, все настолько четко напоминало конец света, что Санс совершенно позабыл об осмотрительности. Но каким-то образом было приятно говорить о чем-то из области, которая казалась полностью бесперспективной. Говорить о Гастере. — Папин тип… стоит назвать его Дойчевским путешествием во времени. Тебе нужна Решимость, чтобы сотворить что-то типа временной магии, способной менять результаты прошлого, и лаборатория для извлечения этого материала. Папа говорил, что временная магия не стоит того, чтобы возиться с ней. Говорил, что всегда так заманчиво воспользоваться ей ради собственных потребностей, но что это никогда на самом деле не срабатывает, — Санс перевел дыхание, а потом закончил. — И плюс ко всему она супер нестабильна. — Твой отец был тем, кто обнаружил, что время застряло в петле? — Ты и правда добился доверия Альфис, да? Не могу представить, чтобы такая информация выплыла на поверхность, намеренно или нет. Хех. — Альф?.. О. Да, она… рассказала многое о временных петлях… Фриск со стуком поставил свою чашку чая, и Санс заметил раскаяние на его лице. — Угнетает, да? Не знаю даже, по вкусу ли мне то, что она рассказала тебе подобные вещи… застрять здесь, в Подземелье, уже достаточно погано и без понимания, что это будет происходить снова и снова. — Это не… так уж плохо, хотя… плохо?.. Все… происходит почти как в первый раз, ведь никто ничего не помнит. Все, что остается от предыдущей временной линии — только дежа вю. — Хех. Ага. Похоже на то. Неизвестно, когда мы дойдем до конца, сколько времени нам отмерено, но думаю, что этого мы тоже не заметим. — Так ты… так Альфис так и не разобралась… кто зациклил время после смерти твоего отца. Санс слепо моргнул. — О. Ой, нет, путешественники во времени не могут замкнуть время. — …Что? Но разве ты не говорил, что сейчас время зациклено? — Ну… — Санс постучал пальцами по колену, обдумывая ответ. — Я к тому, что лучшая теория Альфис на данный момент сводится к тому, что повторы вызваны искажением времени барьером. А это значило бы, что «цикл» — это просто форма пространства-времени. Парадокса нет, потому что нет активного фактора, изменяющего вещи, которые должны случиться, и любые различия, вызванные дежа вю-переносом, просто станут тем, что существует всегда. С путешествием во времени была бы другая история. Если у нас появится впечатление, что раньше все было по-другому, тогда это будет значить… что кто-то дурачится, клепая парадоксы. А это уж серьезное дерьмо. — …В чем разница? Санс открыл рот, а потом закрыл. — Как бы мне… ну, у меня есть одна… одна теория о моем… о моем отце… Санс поерзал. Он никогда ни с кем этим не делился. — Он всегда оберегал меня, не хотел, чтобы я куда-то уходил или делал что-то опасное… и его определение опасности было немного, эм, раздражающим для непоседливого шкета, вроде меня. 1 ХП, знаешь, это… это настоящее чудо, что я прожил так долго. Выражение лица Фриск смягчилось. — Да… тебе правда повезло. Санс мрачно рассмеялся. — Хех… или… нет. Лицо ребенка опустело. — Чудо, или… или я не первый «я», которого вырастил мой отец. Один маленький несчастный случай… царапина, неудачное падение, нападки хулиганов, которые зашли слишком далеко… удивительно, что со мной ни разу не случалось ничего подобного. Если только случалось, и мой отец просто… — Что ты имеешь в виду, говоря… не первый я? — прошептал Фриск. — Ну, это то, что я заслужил. Наверное. Пространство-время не любитель парадоксов. Так что ты можешь путешествовать по ЗКВ и развлекаться тем, что делаешь одни и те же вещи снова и снова, вроде как, не делая абсолютно ничего способного изменить что-либо и сохраняя пространство-время в неизменном виде… либо ты можешь воспользоваться решимостью, чтобы вырваться из матрицы бытия и двигаться небольшими скачками, чтобы полностью избежать парадоксов. Ключевое слово в путешествии во времени, это «путешествие», да? Санс поднял печенье и театральным жестом повел им перед носом Фриск. — Это ты, как путешественник во времени. Глаза ребенка проследили за печеньем и тем, как скелет окунул его в стакан с водой, пока оно не размягчилось. Он указал на крошки, начинающие медленно осыпаться с него. — Есть то, что ты делишь с собой, где бы ни был: воспоминания о себе, вещи, которые сделал. Это все оставляет следы. Но предположим, ты решил, что тебе не нравится, как все идет… допустим, твой безголовый ребенок убил себя, запнувшись об камень. Санс вынул печенье из воды и задержал над столом. — Ты можешь обернуть себя во времени до этого камня и остановить все, что ты только что видел, но ты не можешь сделать этого в своей временной линии, не вызвав парадокс. Так что тебе нужно делать это в аналогичной временной линии. В основном это будет просто прыжок в боковую линию и движение назад. Он отвел печенье в сторону, а потом назад так, чтобы оно оказалось над чашкой Фриск. — И в твоем собственноручно созданном втором шансе ты передвинешь камень или запрешь ребенка дома, сделав эту временную линию более приятным местом для своего проживания. Печенье, окунувшись в чашку, начало рассыпаться быстрее. Санс указал на месиво крошек. — Это дежа вю, вызванное путешествием во времени. Твои воспоминания и действия распространятся на всех в новой временной линии. Разве что, не все всегда совпадет, потому что ты помнишь то, что никто не делал. Ты помнишь, как твой ребенок помер по вине того тупого камня, но ты так же помнишь, что он не умер, потому что ты, используя лазеры, взорвал каждый, даже самый безобидный камушек в Подземелье. Поэтому, когда ты проносишь свое жуткое ненастоящее воспоминание о смерти с собой, то другие как будто почти вспоминают… то, что никогда не случалось с ними. Вот почему путешествие во времени такая нестабильная штука. С каждым разом ты все больше деформируешь каждое новое место. Санс достал печенье и откусил. Фриск разглядывал стакан с водой. — А что… случается с временной линией, которую ты… которую ты… — Которую ты покинул? — Санс махнул рукой на чай. — Продолжает пыхтеть помаленьку, как будто ты ее и не оставлял. Но, наверное, с некоторым следами твоего пребывания. Фриск так и остался сидеть с открытым ртом. — Хоть раз папа был прав, да? Не хочу связываться с путешествиями во времени. Эти экзистенциальные моральные терзания могут свести с ума. Фриск выронил кружку, и она разбилась об пол. — Ты соврал мне. — Я… что? Я точно уверен, что не… — В прошлый раз ты говорил… ты никогда не говорил мне этого. Но я… я никогда не разговаривал с тобой о временных петлях без того, чтобы не говорить тебе, что я… ты что… ты что, б-блять, пилюлю мне подслащаешь? Санс вздрогнул. Он никогда раньше не слышал, чтобы ребенок ругался, и по какой-то причине из всего услышанного это поразило его больше всего, и он еще раз подумал, что бордель не был хорошей средой для человека. — Я… я точно уверен, что никогда не говорил с тобой о временных циклах, малой, — он замолчал, когда его посетила мысль. — Разве что, ты не хочешь сказать, что ты… ≪≪≪≪≪≪ — …Черт! Я не хотел… поверить не могу, ведь я просто… Санс вздрогнул. Он никогда раньше не слышал, чтобы ребенок ругался, и по какой-то причине из всего услышанного это поразило его больше всего, и он еще раз подумал, что бордель не был хорошей средой для человека. Фриск уткнулся лицом в ладони. — Зачем я это сделал… теперь он там совсем один! Санс опешил и тупо моргнул. Обычно ребенок всегда вел себя немного странно, но сегодня его поведение граничило с абсурдом. — Кто остался один? Ребенок выглянул в промежутки между пальцами, его глаза опухли, по щекам катились слезы, и он выглядел по-настоящему несчастным. — Н… никто, кого бы ты… зн-нал… Его рыдания были слишком тяжелым зрелищем. К черту недоверие и все различия, неважно, за какой гнев или печаль цеплялся Санс, это просто ребенок. Скелет встал, пошаркал к дивану, сел рядом с человеком и обнял его за плечи. — Эй, тише, сахарок. Думай о себе, ладно. Никто больше ничего у тебя не просит. — Санс, мне так… ж-жаль… — Шшш. Все хорошо, Все нормально. Я здесь.