Кроличья нора

В прошлом Кортни бы не решилась ступить в ванну в чужом доме без крайней на то необходимости. На сей раз необходимость была. А еще была новообретенная уверенность в том, что теперь девушка могла бы выпить из одного стакана с туберкулезником или поучаствовать в групповухе больных чумой — и даже не чихнуть после этого… Любой грибок, таящийся вокруг слива грязной ванны, должен был в ужасе отползать от того, что поселилось в теле татуированной. Женщина отжала потяжелевшие от воды волосы и осторожно переступила бортик ванной. Пальцы ног невольно поджались от прикосновения босых ступней к холодному кафелю. Едва ли Лукасу часто приходилось обустраивать гостей: ни тапочек, ни хотя бы полотенца в выданном Кортни свертке не предполагалось. Комфорт для обитателей фермы явно не был в списке приоритетов. Часть дома, что довелось увидеть Кортни, ясно давала понять, что привычные представления о жизни стоило оставить снаружи, потому что в этом месте каждый день был посвящен скорее вопросу выживания — с минимальным комфортом. Невольно поежившись от отвращения, татуированная торопливо натянула чужое белье и, стремясь забыть об этом как можно скорее, влезла в узкую темную водолазку. Кортни с тоской взглянула на собственную одежду, зловонным комочком брошенную под раковиной. Восстановлению это тряпье, очевидно, не подлежало. Ровно как привычная ей жизнь. Женщина догадывалась, что пожалеет о своем решении, но, приблизившись к зеркалу, все же брезгливо подцепила испорченную футболку и с усилием провела ей по зеркалу, снимая слой белого налета. Обнаружилось, что лицо может выглядеть осунувшимся и опухшим одновременно, а мешки под глазами во время последней сессии не были пределом возможностей ее тела. Более нездоровой Кортни не выглядела даже тогда, когда жутчайшее похмелье совпало с кишечным гриппом... Женщина быстро пригладила мокрые волосы, стараясь не опускать взгляд ниже лба, поморщилась и поспешно отвернулась. Где-то за дверью беспечно насвистывал незатейливый мотивчик Лукас, меряющий шагами коридор. Татуированная неловко влезла в мгновенно облепившие ноги джинсы и возблагодарила всех богов за найденные в их кармане свежие носки. Блаженная улыбка, играющая на губах с первого прикосновения к коже теплой, пусть и рыжеватой, воды, искривилась в досадную усмешку, когда дверь дрогнула от нетерпеливого удара. Поспешно зашнуровав тяжелые ботинки, оказавшиеся последним якорем прошлой жизни, девушка отперла дверь и выскользнула в коридор. Лукас придирчиво оглядел вышедшую и, удовлетворенно кивнув, молча развернулся. Необъяснимое напряжение читалось даже по одной только узкой сгорбленной спине.  — Ничего от скуки не заминировал? — хмыкнула Кортни, следуя за мужчиной. Татуированная не без удивления отметила, что ферма больше не казалась враждебной. Несмотря на то, что прежде Кортни на ней не бывала, теперь она казалась домом, родовым гнездом, бесконечно давно покинутым и обретенным вновь. И здесь с ней не могло произойти ничего плохого. А вот Лукас выглядел ненормально уязвимым в собственном же доме.  — Постарайся за столом особенно не трепаться, — сквозь зубы бросил психопат, привычным движением накидывая капюшон, — и все пройдет нормально. И бога ради, не закатывай рукава…  — Как скажешь, — кивнула татуированная, опасливо одергивая водолазку. От высокого ворота неуловимо тянуло чужим парфюмом и табаком. На мгновение Кортни блаженно зажмурилась, с тоской вспоминая последнюю выкуренную сигарету. С законной владелицей одежды, определенно, стоило познакомиться поближе — хотя бы из корыстных побуждений. Ноздри защекотал аромат мяса и нехитрых пряностей, и татуированная невольно сглотнула, чувствуя, как настрадавшийся желудок свело болезненным спазмом. Чем бы ни было то, что ждало ее на тарелке, это было пищей, органикой, которой можно набить утробу. И Кортни почти не испытывала стыда за то, каким простым животным оказалась. У скудно сервированного стола суетилась полноватая женщина средних лет. Ее губы непрестанно шевелились в беззвучном бормотании. Женщина вздрогнула и, обернувшись на звук шагов, замерла, настороженно изучая переминающуюся с ноги на ногу девушку. Вопросительный взгляд на секунду метнулся к Лукасу, и одутловатое лицо расплылось в искренней улыбке: Кортни была узнана и принята. Небрежно закинув грязное кухонное полотенце на плечо, женщина с неожиданной прытью бросилась к гостье с распростертыми для объятия руками.  — Ох, брось, ма, — страдальчески закатив глаза, поморщился психопат.  — Я Кортни, — неловко представилась татуированная, едва не отпрыгнув от неожиданного проявления хваленого южного радушия. Это было бы просто невыносимо странно, если бы совершенно незнакомая женщина не казалась кем-то вроде дальней родственницы, доброй тетушки, о которой Кортни когда-то неблагодарно забыла. Понятие семейных связей на ферме размывалось и путалось.  — Маргарита, — выпустив девушку из крепкой хватки и отступив, представилась женщина и тыльной стороной ладони стерла испарину со лба. Припухшее лицо все еще хранило бледную тень былой красоты. Когда-то, должно быть, Маргарита была просто ослепительно хороша собой, а теперь же выглядела так, будто либо беспробудно пила последний десяток лет, либо перенесла тяжелую болезнь. — И где же ты ее от нас прятал? — упершись рукой в бок и переведя взгляд на сына, шутливо поинтересовалась женщина. Лукас, очевидно, утратил способность понимать риторические вопросы:  — На зоне испытаний, — дернув плечом, неохотно пробормотал мужчина.  — Ох уж эти твои… — неопределенно махнув рукой, вздохнула Маргарита, разворачиваясь, чтобы вернуться к прерванным делам. Готовка, сервировка или черт знает что еще было бы в разы продуктивней, если бы хозяйка была чуть менее суетливой. — Папа скоро подойдет, — через плечо бросила женщина и скрылась за дверцей открытого старого холодильника.