Кроличья нора

Счет времени был потерян бесповоротно. Судя по дурной легкости во всем теле, Кортни могла предположить только то, что просуществовала на одной воде больше пары дней. Запуская пальцы в спутавшиеся сальные волосы, татуированная убеждалась лишь в том, что никогда прежде так долго не оставалась без доступа к ванной. Глухая посттравматическая пустота не отступала достаточно долго, чтобы Кортни поверила, что она всегда такой и была, заторможенной, лишенной долгосрочной памяти, эмпатии и способности к целеполаганию. А когда все же отступила — образовавшаяся дыра заполнилась нарастающей яростью и страхом. Это было неожиданно и едва ли нормально, но татуированная не жаловалась. Состояние загнанного зверя все же больше подходило ситуации, чем ожидаемая необходимость переживать горе утраты. Ясности ума ненависть никогда еще никому не прибавляла, зато прибавила решимости действовать. И чтобы увеличить свои шансы на выживание, сделать Кортни могла только одно. Оторвав мрачный взгляд исподлобья от камеры в углу, татуированная тяжело поднялась с матраса и на подрагивающих ватных ногах неуверенно направилась к двери. Скрип петель поднял в девушке очередную волну раздражения. Слишком слабая эмоция для такого положения дел, вероятно, была рождена отсутствием сигарет. Впереди, за заграждениями, в стенах темнели пятна шляпок гвоздей, набросанные словно в случайном порядке. Кортни понятия не имела, были ли они там раньше, или же были вогнаны, пока та спала. Думать об их предназначении шатенка в любом случае не собиралась. Один из фонарей, свет которого скользил точно по алюминиевому ободку посудины на полу, вдруг мигнул и погас, словно укрывая от взгляда кусок испорченного мяса. Девушка ухмыльнулась и, присев, осторожно выцепила из темноты тарелку, чтобы вернуться с ней под бессмысленный стеклянный глаз камеры. В конце концов, это могло быть садистским испытанием, тестом, после которого ей дадут большую свободу перемещения. И вместе с ней — возможность выбраться. К горлу подкатил тяжелый ком — Кортни тошнило и от голода, и от самой себя. Осторожно поставив миску рядом с продавленным матрасом, татуированная шагнула к камере и требовательно помахала руками, привлекая внимание. Это действие мгновенно отозвалось головокружением и ноющей болью в каждой мышце. А потом отозвался и Лукас. Экран телевизора вспыхнул, и Кортни привычно вздрогнула, поспешно возвращаясь на матрас.  — Соскучилась по компании? — едко осведомился мужчина, бегло осматривая обстановку на мониторе. Не найдя ничего, достойного особого внимания, он отвел глаза и вернулся к бумагам на столе. Изображение не позволяло разглядеть, но татуированная была почти уверена, что это был чертеж или что-то вроде того. Точнее девушка и знать не желала. — Польщен, конечно, но у меня тут как бы и другие дела есть… — вполголоса заметил мужчина, хмурясь и напряженно постукивая карандашом по краю стола. Увидь его только таким — сошел бы за нормального. Кортни молча взяла миску, постаравшись демонстративно громко лязгнуть ее днищем по полу, чтобы привлечь внимание. Не давая себе передумать, татуированная впилась отросшими ногтями в край подсохшего и подпорченного мяса. Волокна забились под ногтевую пластину, подарив Кортни очередной приступ болезненного отвращения, но кусок отошел легко. Краем глаза девушка отметила, как человек на экране встрепенулся и подался вперед, чтобы не пропустить ни секунды. И краем сознания — что от близости пищи у нее самой выступила слюна. Зажмурившись и задержав дыхание, татуированная сунула оторванный кусок непрожаренного мяса в рот. Сумела даже сделать несколько жевательных движений, а что-то — и вовсе непроизвольно проглотить. Инстинкт самосохранения, подогретый отчаянием и иррациональной злостью, сражался с выдержанным тысячелетиями табу на каннибализм. Телу оказалось плевать на доводы о том, что выживание популяции теперь лежит на чужих плечах, а на планете предостаточно лысых обезьян. На глазах Кортни непроизвольно выступили слезы, и она, стиснув зубы, поспешно зажала рот рукой. Ноздри щекотнул запах гнили, и это стало песчинкой, ломающей верблюду хребет. Закашлявшись, девушка поспешно выплюнула пережеванную человечину обратно и брезгливо оттолкнула от себя тарелку. Во рту все еще стоял металлический привкус с гнильцой. Прожеванный кусок медленно скользил по алюминиевому бортику ко дну — будто слизень. Татуированная сунула ладони под матрас и несколько раз провела растопыренными пальцами по ветхой ткани, чтобы вытереть их.  — Всего-то, — хмыкнул мужчина и с явным разочарованием вернулся к прерванному было занятию. Брезгливо прополоскав рот из пожарного крана, Кортни обессилено рухнула на матрас, ощутив, как неожиданно болезненно выступившие тазобедренные кости встретились с твердой поверхностью. Очутиться в логове психопата было определенно действенной диетой. Татуированная поджала губы и свернулась в позу эмбриона, вытирая лицо о собственный рукав.  — А я, — скривившись от звучания собственного голоса, Кортни прокашлялась, — знаю, как все было. Человек на экране недоуменно поднял бровь. Девушка отметила, что он даже потянулся было к клавиатуре, чтобы выключить микрофон раздражителю и спокойно завершить все свои «другие дела», чем бы они ни были. Но любопытство взяло верх.  — Просвети же меня, — вымученно и саркастично протянул Лукас и набрал воздуха, чтобы сдуть с листа резиновую пыль ластика.  — Я читала о похожих случаях, — Кортни бесстыдно врала. Ничего похожего в учебной литературе зафиксировано еще не было. Это, скорее, обреталось где-нибудь на страницах у Кинга или Лавкрафта. — Ферма в ебенях, старомодные родители, — начала татуированная, тщетно высматривая на тощем лице на экране хоть какой-нибудь отклик, — возможно, еще и бухают, как черти… — Невольно вырвавшаяся опасная фраза заставила девушку втянуть голову в плечи. — И крепко-крепко держатся за статус родителей абсолютно нормального ребенка. «Психиатр» — как имя демона, все такое, — человек на экране метнул на монитор короткий раздраженный взгляд, но Кортни никак не могла расценивать это, как свою победу. Скорее, мужчина все еще подумывал вырубить ей микрофон, но не был задет за живое. Если оно в нем вообще было. — А сверстники — тупое и агрессивное стадо, а школьная программа — пиздец какая скучная, ну и… Не знаю, мучил животных? — предположила Кортни. Сознание беспощадно путалось, и удерживать прыгающие мысли становилось почти невозможно.  — К чему ты ведешь вообще? — на лице Лукаса отчетливо читалась насмешка, и головой он мотал так, будто отрицал каждое сказанное девушкой слово. Странным образом он походил одновременно на крысу и на удава.  — К тому, — девушка закашлялась и сглотнула, подавившись собственной слюной. Организм все еще не мог прийти в себя. — Что специальное учебное заведение, корректирующая терапия, может, корректирующие препараты — и ты бы сейчас читал лекции по физике потоку мокнущих на комок нейронов в башке студенток. Или сидел бы в отделе разработок. Не знаю, — Кортни не знала и того, пытается она втереться в доверие или выторговывает себе быструю смерть от рук взбешенного психопата. — Фишка в том, что именно мамочка с папочкой проебали твое будущее, забавно, а?  — Не рассматриваешь такой вариант, — начал мужчина, будто всерьез намеренный вести дискуссию с пленницей. Вышло это у него неубедительно. — Что меня все и так устраивает, нет? А стоило бы, — с притворным сочувствием сообщил Лукас. Татуированная набрала было воздуха для ответа, но человек на экране вдруг дернулся и, обернувшись, вскочил, закрывая собой монитор. Невольно сжавшись от резкого движения, даже когда агрессор никак не смог бы ее достать, Кортни заметила полосу света, пролегшую на стене позади Лукаса.  — Я тебе, блять, говорил сюда не соваться! — сорвавшимся голосом крикнул мужчина, старательно заслоняя монитор от невидимого шатенке гостя.  — Ты тут передергиваешь, что ли? — в приглушенном женском голосе, незнакомом Кортни, ясно слышалась уверенность и насмешка. Татуированная бы все отдала ради того, чтобы оказаться на ее месте и говорить с позиции силы. — Папа тебя звал… Эй! — В полосе света показался тонкий гибкий силуэт. — А там у тебя… Лукас метнулся к двери, чтобы с грохотом захлопнуть ее ногой.  — А тут у меня «Не твое собачье дело, Зои», — прошипел мужчина, наклоняясь над монитором, видимо, будучи слишком взбешенным, чтобы сесть. — Полный дом тупых сук… Телевизор щелкнул и погас. В тишине Кортни предстояло непростое сражение с навязчивой мазохистской мыслью, что она только что попробовала человека.