***
Уэу в тихом бешенстве сдирала с дерева кору! Опять не получалось. Она отрабатывала бросок хвостом из-за спины. После провального поединка с Лин На’ви тренировалась, как только появлялось время. Тащила с собой все, что смогла найти и унести с мест крушения. А теперь кусок проклятого металла издевался на ней, не желая лететь в цель! Уэу понимала, что до противника ей еще очень далеко. К тому же Лин успела восстановиться полностью, а значит, возможность победы была вообще мизерной. — Лин! Чтоб тебя демоны утащили, — сквозь зубы выдохнула Уэу. Оставив снаряды торчать из основания ветки, женщина доплелась до ближайшего камня, и села, привалившись к нему спиной. Во всем и всегда была замешана Лин! Кто просил ее соваться между Охак Утрал и его жертвой?! Кто просил?! Уэу стащила с головы череп нантанга, развернула «мордой» к себе и прислонила ко лбу. — Почему, Къэнер? Почему я такая слабая?! Почему ты, Тау, Волвэрик?! Почему не я?! Потому что Лин не дала ей умереть. Вот почему. Встретив ее впервые Уэу ощутила… досаду. Воительница пережила слишком много и слишком многих. Она держала на руках умиравшую душу их Клана — мать Тинин’ро, Волвэрик. Уэу могла бы стать следующей Цахик. Если бы сберегла предыдущую, если бы не утратила связь, если бы не выбрала для себя изгнание. Уэу держалась, когда пропала связь, она не умерла от одного осознания, что Къэнер, ее прекрасная, отважная Къэнер, ЕЕ нантанг больше никогда не ощутит радости от слияния разумов. Уэу смирилась, когда оставшаяся без родителей девчонка Тау прибилась к ней в скитаниях. И позже воительница проклинала себя за это! Она наивно думала, что их маленькая семья сможет выжить. Но Уэу была проклята. Проклята на одиночество. Никто не должен был разделять этой судьбы! Никто не должен был быть запятнан! И ей это четко объяснили: однажды крики Тау прервались в пасти Охакъ Утрал, а ее нерадивая «старшая сестра» НИЧЕГО НЕ СМОГЛА СДЕЛАТЬ! Зато сделала Къэнер. Къэнер кинулась под стебли и была повержена одним ударом. Уэу бросилась за ней, не думая, что будет дальше. К сожалению, даже Охакъ Утрал побрезговало лишать проклятую жизни. Уэу не могла плакать — единственные пролитые слезы высохли рядом с телом Волвэрик в роще Утрал Амокрийя. Воительница тащила нантанга на себе, не обращая внимания на дождь и грязь, приговаривала, что они выживут, а потом… Поняла, что Къэнер ПЕРЕСТАЛА ДЫШАТЬ. И Уэу хотелось того же. Жаль, но нет. Она по-прежнему пятнала этот мир своим присутствием. Еще бы! Те, кто не сумел защитить ни Клан, ни Цахик или отдать за них жизнь в бою, заслужили такое существование! Уэу оказалась слабой! Ее копье, ее мечи, ее удары не могли остановить страшную металлическую тварь, выкорчевавшую Утрал Амокрийя! Наверное, там, в уничтоженной роще, Уэу и оставила свою душу. Воительнице было стыдно, горько и больно. Она оказалась БЕСПОЛЕЗНА. Уэу смирилась, она приняла свое наказание. Только все же не удержалась и взяла череп Къэнер с собой: не могла бросить, руки не поднялись. Жаль, что от Тау ничего не осталось. Месяцы скитаний. Кошмары. Ненависть, и после — полное равнодушие к своему отражению в воде. Такое отвратительное и потрясающе наглое желание жить не позволяло Уэу сдаться! Сама земная твердь была оскорблена и гнала женщину прочь, расползаясь под пятками. Уэу подумывала: « А не остановиться ли? Не подождать ли, пока земля поглотит?». Но страх гнал. Страх толкал непослушные ноги вперед. Охота на преступницу не должна была заканчиваться так скоро. Разум еще не поглотило отчаяние. Еще нет. Избавление? Уэу не считала, что достойна его. Уэу не была достойна ничего. Как и другие. О! Она видела таких же ненавистных дураков, к которым себя относила. Их тоже пинал под хвост страх. Их тоже преследовал гнев земли. Некоторым повезло уйти к Эйве раньше. По разным причинам. Их тела Уэу закапывала, испытывая муки СОВЕСТИ. Смешно! Совесть? У нее?! У бездушной?! Наверное, это были ее жалкие обрывки. Что ж, их сполна хватало для погребальных обрядов. А может, Уэу просто пыталась выменять собственное мерзкое существование, ошибочно называемое жизнью, на тела собратьев? Или наоборот стремилась вымолить себе такой же конец? Наверное, второе. Ведь у воительницы прекрасно получилось. Она достучалась! Она дождалась! Она встретила Охакъ Утрал с распростертыми объятьями. Как избавителя от бренной жизни! Страх? Никуда он не делся. Жалкое тело не желало быть уничтоженным! Но Уэу стояла. Тряслась, улыбалась, плакала и стояла. И вот стебель плетью опускался на ее глупую голову, укрытую черепом Къэнер. Все было кончено! Так думала Уэу… Пока земля не укрыла ее. Пока властный голос не повелел отступить. Пока Уэу не увидела эти проклятые зеленые глаза! Лин! Лин не дала ей уйти. Лин вытащила ее! Да кто просил вмешиваться?! Когда Уэу наконец хватило остатков смелости! Когда она решила все для себя! Когда ее молитвы были услышаны?! Опустошение сыграло с Уэу злую шутку и позволило Лин увести самоубийцу далеко от Охакъ Утрал. Слишком далеко, чтобы у Уэу хватило сил вернуться. Преисполненная злобы, мгновенно затопившей бездушное тело и разум, Уэу кинулась на свою спасительницу. Надо ли говорить, чем все закончилось? Уэу проиграла. Она ПРОИГРАЛА ПРАВО УМЕРЕТЬ! Снова! Сначала у нее не осталось семьи и Волвэрик, которая верила в нее, потом Утрал Амокрийя, потом связи с Къэнер, потом Тау и самой Къэнер. Про гордость, достоинство, совесть, жалость и прочее даже вспоминать не стоило. Уэу медленно разбирали на кусочки. Только с последними было решено потянуть. И когда все МОГЛО КОНЧИТСЯ, в насмешку над несчастной явилась Лин! Уэу пришлось принять свое наказание. Она даже не могла умереть вместе с другими. Попросить о смерти Цахик? Сына Волвэрик? Нет, Уэу не хотела, чтобы он пятнался. И не Цахик отнял ее право. Это была Лин! Только, к великому сожалению, она не хотела отдавать его обратно. Воительница не заметила, как стала учиться, как земля перестала гневаться, как Лин стала… Другом? Если друзьями можно было назвать тех, кто постоянно грызся, норовил выбить другому зубы, молчал подолгу в обществе второго и, крайне редко, но позволял себе забыться в жарких объятиях единственного, кому доверял достаточно, то да. Лин виделась шансом на искупление. Лин не боялась запятнаться, не допытывалась. Она учила, как умела. Она учила, как жить, обращая проклятие в дар, приручая его. Уэу никогда бы не призналась, но именно Лин вдохновляла ее помогать другим, например, Хийику, когда его оставлял разум и переполняло яростное безумие. Наконец-то Эйва простила Уэу и позволила исправиться. Конечно же, воительница без раздумий покинула деревню. Ее искупление было рядом с Лин. Так ПОЧЕМУ?! Почему Лин их предала?! Почему Уэу поверила в бредни о другом мире? Разве не было очевидно, что Лин — чужая? Неужели это был еще один удар давно занесенного над головой клинка? Или Уэу не так истолковала появление Лин? Следовало принять смерть еще раз, а не соблазняться шансом спасения? Увы, никто не мог дать ответа. Воительница просто позволила злобе и боли сжигать себя заживо. А теперь, когда металл отозвался, когда сама Уэу все разрушила, стало еще сложнее. Без Лин осваивать ремесло можно было долгие годы, которых, увы, не было. Наверное… они все же были друзьями. Иначе почему у Уэу болела разорванная в клочья душа, которой давно не должно было быть? Почему ей хотелось убить того демона, который украл у них Лин? У них всех! Почему? — И долго будешь мучиться? — заявила взявшаяся из ниоткуда Танхи. Уэу невольно вскочила и резким взмахом выдернула из ветки клинок. Когда поняла, кого видит перед собой, выдохнула и опустилась обратно. Пластинка глухо ударилась об землю, не поддерживаемая магией. — Врртеп! Зачем подкрадываешься? Уэу немного знала Танхи до обретения дара. Тихой девочке и гордой воительнице Клана не о чем было говорить. Впрочем, своей скрытности Танхи не растеряла и по сей день. Только теперь она использовала способность быть незаметной, чтобы подкрадываться к другим. Уэу это знатно нервировало. — Сколько можно упрямиться? — ввернула собственный вопрос Танхи и бросила подобранный кусок металла воительнице. — Не понимаю, о чем ты, — лик женщины не выражал ни малейшего беспокойства. Зато под «скорлупой» бурлела злость на полезшую не в свое дело Танхи! — Я «видела», что ты пытаешься сделать. — Так твой дар растет? Насколько далеко видит твой «зверь»? — перевела тему Уэу. — За сотню шагов. — Мой едва ли двадцать преодолеет. Молодец, — холодно похвалила девушку за успехи Уэу. — Ты можешь снова попытаться, — Танхи была на удивление напориста, в противовес своему обычному поведению. Уэу фыркнула, натягивая череп нантанга на лицо. — Лин пошлет меня. Или убьет. — Я поговорю с ней, — девушка выдернула костяной шлем из рук хозяйки. Уэу была ошеломлена таким рвением. Их дружбе было три года от роду. И даже тут все запускалось вмешательством Лин. Не слишком схожие по характеру женщины после трагедии оказались по разные стороны проклятия. Одна предпочла изгнание, другая — заточение. Но в конечном итоге и ту, и другую подобрала Лин. А после совместное усмирение буйных собратьев и обучение сплотило их. И… Уэу это понравилось. Ее подруга была лучше нее. С ней не было смысла бороться. Если Танхи доставала дротики и трубку, драться было уже не кому. Казалось, что тихая и мирная девушка не сможет повелевать зверем, чья стихия — земная твердь, но все выходило как раз наоборот: Танхи не впадала в ярость, не распалялась по мелочам, зато знала, чего хочет добиться. И ее «зверь» был доволен хозяйкой. Стоило ли удивляться обретению «зрения»? А теперь она снова удивила Уэу. — Что именно ты ей скажешь? Пригрозишь усыпить и бросить в пасть Палулукану? — А это уже мое дело. Главное, что бы ты не напортачила, — Танхи запустила череп в воздух. Уэу едва поймала свой талисман и попыталась грозным взглядом напугать затылок уходившей подруги.***
Лин хотела ненадолго сбежать от общества. Но про себя искренне оправдывала побег беспокойством о забытом и заброшенном икране. Она надеялась, что Санг не покинул округу деревни, и запаслась мясом йерика в качестве угощения. Все было бы прекрасно. Она почти достигла нужного яруса. Но… Бейфонг окликнули. — Лин! — звала, что странно, Танхи. Маг земли застыла в позе ящерицы, распластавшейся по коре: раздумывала над вариантами «игнорировать» и «спуститься ниже». Судя по всему, Танхи преследовала её по деревьям. Они давно не заговаривали. Памятная размолвка лишила двоих всякого общения. Танхи к Лин ни разу не подошла. Кивала мимоходом, вместо приветствия, и на том все заканчивалось. Ладно, еще через Фтуэ’эконга Бейфонг передала пару советов по развитию сейсмического зрения. «Не пропадать же таланту». С одной стороны, Лин было обидно потерять подающего надежды мага, с другой, она была рада, что Танхи сидит тихо и не пытается перерезать горло своему бывшему учителю или аватарам, в отличие от некоторых. Бейфонг сочла, что дешевле выслушать девушку сейчас, чем после терпеть новые паломничества, и спрыгнула на ближайшую толстую ветвь, которая несколько покачнулась под внезапно прибавившимся весом. Потревоженные птицы, ощутившие содрогание своего гнезда на дальнем конце дерева, протестующе защебетали, но убежища, спрятанного в листве, не покинули. Лин выпрямилась. Танхи не обращала внимание ни на кого и ни на что, кроме Бейфонг. Внешне девушка выглядела спокойной, но что-то в ее настрое изменилось. Что именно, Бейфонг разобрала после нескольких минут общения. Первой заговорила Танхи: — Прошу, прими Уэу обратно, Тсмуке а карр! — Или? — отгородилась руками на груди Лин. «А в задницу ее не поцеловать?!» Если это был очередной намек от Эйвы, маг земли предпочла его проигнорировать. Во-первых, Уэу УЖЕ нарушала договоренности. Неважно, кто за нее просил. Во-вторых, эта стерва точно не сидела сложа руки. А поднимать ее уровень еще выше Бейфонг не собиралась. На какие-либо аргументы со стороны девушки маг земли не рассчитывала вовсе, но ее ждал неприятный сюрприз: Танхи осторожно приближалась, не доставая впрочем трубки с дротиками или другого оружия. Видя, что она собирается подойти вплотную, Лин готовилась принять оборонительную позицию. Увы, нападать на опережение было чревато последствиями. Одно дело — выкручивать ноги Тинин’ро в глухой чаще, пинать За’о, Клан которого был за много миль отсюда, давать отпор Уэу, напавшей на гостей Эйтукана и Мо’ат, и убеждать силовыми методами Тсу’тея. Другое — посреди деревни угрожать условно мирному члену Клана. К счастью, Танхи остановилась в шаге от Лин. — Я знаю, ЧТО приближается к нам. Я чувствовала чужаков, — прошептала девушка и даже взмахнула кистью перед собой, указывая примерное направление, дабы никто кроме Лин не смог увидеть. Решимость! Кохова отчаянная решимость была в ее взгляде. — Оматикайя ждет то же, что и нас. Ты не могла не знать, Тсмуке а карр, — давила Танхи. — Ты не сказала никому? — Бейфонг понизила тон. Не было сомнений — ее собеседница пребывала в самом что ни на есть курсе дел. — Я могу «заткнуть уши», — отвела глаза девушка. Она обняла свои плечи, напрасно пытаясь укрыться от суровой действительности. Танхи претило молчать об опасности, но она держала страшный секрет ради блага подруги. И не только: — Я понимаю, почему молчишь ты. — Разве? — уязвленно прошипела Лин. «Где было понимание, когда я вам душу вывернула? Пусть не всю, но… Хватит себя жалеть, Бейфонг. Не ной, что они не впечатлились твоей грязной лживой душонкой. Бедная ты несчастная. Как же так?!» — Ты пытаешься уладить все сама, как тогда, когда хотела сбежать от нас, — без тени смятения заявила Танхи. «Уэу, Ваату ее побери, проговорилась!» — И ты будешь «глуха», пока учу тебя с Уэу, — руки Бейфонг опустились. С одной стороны, тайна в скором времени рассеялась бы сама по себе. С другой, для успешной операции в Адских Вратах Лин нужно было как можно больше одаренных. «Уэу наверняка не откажется от предложения вторгнуться к Таутутэ и пустить им кровь. Кроме того, прямое участие подруги должно заставить ее сидеть тихо». Танхи мягко поправила Бейфонг: — Только Уэу. — Просила бы за себя, — раздражение так и сквозило в голосе Лин. Она ни чуть не скрывала, что предпочтет тихую и уравновешенную натуру Танхи, боевой, но бесконечно наглой дуре. «Напористость это плюс. Но Уэу должна меня СЛЫШАТЬ и, что главное — СЛУШАТЬ». — Почту за честь, — коротко поклонилась девушка. Она не проявляла враждебности и вообще не вступала в перепалки с Лин. «До сегодняшнего дня». — Но если придется выбирать, предпочту Уэу, — грустная улыбка на лице свидетельствовала о том, как непросто далось это решение. «Уэу не заслуживает такой жертвенности ради себя. Хотя: не моя жизнь — не мне судить». — Обговорю с Эйтуканом. Найду вас завтра, — после тяжелого вздоха провозгласила Лин. Раава знает каких титанических усилий магу земли стоило не повернуться лицом к стволу и не начать «чесаться» лбом об кору. Светившееся от счастья лицо Танхи подстегнуло Бейфонг спешно добавить: — Ты, — палец ткнул грудину На’ви, — будешь усмирять свою наглую подругу, чтобы мне не пришлось каждый раз выбивать из нее дух. И тащи с собой Фтуэ’эконга. «Какая разница: двое или трое?» Не ожидая вербального отклика, Лин вернулась к своему восхождению. «Мне нужно еще немного времени. Пока еще рано говорить остальным. Нам сейчас не до драк».***
Сракат выскользнул из рук Тсу’тея и громким радостным всплеском возвестил о своем исчезновении в мутных водах озера. Охотник выругался, взялся за весло — надо было переместиться. Сегодня Тсу’тею не везло. «Эйва наказывает за сокрытие знаний?» Янэй беззвучно скользило по водной глади, подчиняясь толчкам весла, порхавшего в руках мужчины. «А может, так лучше?» Если охотник пропадал на весь день, ему не приходилось смотреть в обеспокоенные глаза Нейтири, у которой точно возникли подозрения. Хранить жизненно важные знания в тайне от своей семьи для Тсу’тея было равносильно собственноручному убийству этой самой семьи. Отвращение. Он просто купался в отвращении к самому себе. Желал, чтобы кто-нибудь столкнул его в мутную воду на корм косяку сракат. К сожалению, никто не собирался облегчать существование воина. А Тсу’тею хотелось верить, что Лин поможет, что заставит Таутутэ убраться прочь. Но опыт «общения» с Небесными людьми подсказывал противоположное. «Кровь прольется. И очень скоро». Тсу’тей передумал: в озеро он прыгнул бы только в обнимку с придурком Жейк’сулли.***
Паранойя мучала Грейс. Казалось, что все ЗНАЮТ! Знают о предательстве. И с минуты на минуту в лабораторию ворвется Атилла с верными псами, а потом можно будет выбирать между двумя печальными финалами. Первый — Куоритч, не желая тянуть Танатора за причинное место, застрелит оборзевшую в конец бабу из своего горячо любимого пистолета, лелеемого полковником, по словам солдафонов, словно родное дитя. Второй предполагаемый сценарий чуть выигрывал по продолжительности жизни Грейс: скрученные руки, поза «мордой в пол», карцер, разборки с Селфриджем, отправка на Землю, возможно, суд. После чего Огустин точно так же убьют, ибо никому в РДА не нужна через чур осведомленная, но нелояльная личность. Однако время шло, цифры на часах сменяли друг друга и… никто не пытался брать штурмом Научный Отдел. Как ни забавно, Грейс благодарила Бейфонг. «А кто еще умудрится спровоцировать сейсмические толчки, с которыми геологи носятся как угорелые? Вот только рыть носом землю у Лин получается несравнимо лучше». Тайной оставалась цель провокации: попытка запугивания людей «внезапно проснувшимися силами Пандоры», отвлечение внимания от Оматикайя и торможение бульдозеров, разведывание обстановки в стане врага или все сразу? «Если повезет — узнаю. Надеюсь, Бейфонг предупредит меня, прежде чем начнет ровнять Адские Врата с землей». Грейс поежилась от воспоминаний о том, как сама же и предлагала Лин «спалить все к чертям собачим». В результате неосторожных движений с пипетки на образец, лежавший в чашке Петри, упала лишняя пара капель реактива. От красного побега пошел дурно пахнувший, даже через фильтры респиратора, дымок — недельный эксперимент был бы загублен, не имей Огустин стратегического запаса чашек и образцов, одновременно проходивших одни и те же этапы.***
Хукато вскочил, пугая дозорных, сидевших около очага. Проводник поднял руки и отрицательно покачал головой, показывая, что все в порядке. Оматикайя не стали расспрашивать его, вернувшись к своему разговору. И тем лучше. Не стоило им знать, что он снова видел пожар, дым и грохот. Говорил ли он с Эйтуканом и с Мо’ат? Говорил. И все же они стояли на своем, оставив Сноходца в деревне. — Почему ты даешь мне смотреть? Что мне делать, Эйва? — задрав голову вверх, прошептал он на грани слышимости. Он сам был во всем виноват. Не стоило ему приходить за смертью к уцелевшим Утрал Амокрийя. Не стоило даже пытаться создать тсахейлу и заколоть себя. Он думал, что лишится жизни и избавится от земного проклятия, которым его, как и многих, наказали. Да, Хукато не за чем было жить: Ильва тянулся к нему, а На’ви не мог дать прежнего единения своему нантангу. Это было хуже смерти. Он не хотел быть неполноценным. Хона? Он ее не заслуживал. Сыновья — Тъэви и Омати? Они уже окрепли и даже переняли его дело. Он хотел вернуться к Матери. Но Эйва решила по-своему. Она забрала дар — земная твердь перестала громыхать вслед за Хукато, и дала другой — глаза проводника видели намного больше, чем ему хотелось бы. Он смог правильно истолковать знаки, когда к ним пришла Лин, он знал о пламени, которое должно было пожрать деревню Оматикайя, а сейчас он увидел лица: они выступали из каменной тверди, а потом рассыпались в пыль. Хукато не мог понять. Пока не мог. Он должен был смотреть и делать. Вот только понять, что делать и когда, было непросто. Иногда проводник думал, что лучше бы бросался камнями или сгинул бы наконец… Но, дороги назад у него не было. Мать сказала свое слово.