ice flowers

В тёплом воздухе застыл плотный запах клевера и шалфея. Голова кружилась, перед глазами всё плыло от едкого дыма, исходящего от разожжённого на углях костра. Чонин ненавидел эти выходы в лес. Всё же, цивилизация была для него более привычной. Мягкое прикосновение к пояснице немного прояснило взгляд, он обернулся. — Порядок? — прищуренные от улыбки глаза светились нежностью. Чонин кивнул. — Я знаю, как ты не любишь. Скоро мы вернёмся обратно. Дай людям хоть немного почувствовать себя ближе. — Ближе к дьяволу? — хмыкнул Чонин, и Чунмён засмеялся. Только Чонину он позволял такую дерзость, граничащую с пренебрежением. — Ближе к дьяволу, — согласился Чунмён, ткнувшись носом за ухо, куснул за мочку и скользнул губами по щеке. — Мм, такая близость мне больше по нраву, — довольно протянул Чонин, наклоняя голову к плечу, открывая доступ к плавным линиям шеи. * Вернуться домой было радостью. Чонин со стоном облегчения упал на кровать. К чёрту эти сатанинские обряды и праздники. Его «трепетная задница» обожает мягкие перины, а не твёрдую землю и небо над головой. Он на это не подписывался. — Подписался, оставшись со мной, — Чунмён ласково потрепал его волосы, чмокнул в макушку. — Я в душ. Надо смыть с себя всё это дерьмо. — Не ругайся! Чунмён ухмыльнулся, останавливаясь в дверях. — Заставь меня. * — Опять? — поморщился Чонин. Быть правой рукой (в буквальном смысле, ха) Чунмёна, значило ходить с ним везде и всюду. Чонин просто хочет побыть со своим парнем и боссом наедине. Хочет его долго и со вкусом, а не быстрыми перебежками, словно они подростки. — Прости, — Чунмён поправил галстук-удавку. — Разве ты не любишь светские рауты? — Люблю чуть больше, чем вылазки в лес. Чонин поднялся, не стесняясь своей наготы. Его тело желали многое, как жаль (им), что они больше не могли попробовать его. Тёмные метки, украшавшие плечи и грудь, пульсировали сладкой болью. Он потянулся, ловя жадный тёмный взгляд в зеркале. — Хочешь немного задержаться? — дерзко спросил он, и Чунмён, усмехнувшись, покачал головой, кинув в него рубашкой. — Одевайся. Через четыре минуты выходим. — Какой вредный, — проворчал Чонин, влезая в брюки и одевая выбранную рубашку. * Встреча проходила гладко. Напряжённый Чунмён с жёсткой улыбкой пожимал руки гостям. У Чонина от такого Чунмёна колени подгибались. И ведь не скажешь, что недавно этот парень разве что кровью чужой не обмазался, восхваляя тьму. Теперь же костюм с иголочки и властный разворот плеч. Ах, этот контраст. Чонин облизнулся, стараясь не обращать внимания на липкие взгляды. Он уже привык к этому. Даже сейчас, когда все знали, кому он принадлежит и что им за это будет – Чунмён не скупился на пытки – они пялились на него. Чонин потягивал вино, развалившись в кресле, поглаживая колено Чунмёна под столом. Тот же в ответ изредка сжимал его бедро, отрезвляя. Однажды Чонин залез к нему в штаны прямо посреди приёма. Всё, казалось, шло своим чередом, пока Чонин не заметил знакомую макушку. Он знал многих чиновников здесь, близко знал, но этот человек… Чонин стиснул зубы, когда он приблизился к столу. Чунмён напрягся сильнее, предупреждающе сжав его бедро сильнее обычного. — Пак Чанёль. Давно не виделись. — Мистер Ким, — Чанёль улыбался добродушно, не сводя глаз с Чонина. Чонин отвёл взгляд. Чонина пробовали многие. Чунмён знал это и жутко бесился, когда появлялся кто-то из прошлого, сколько бы Чонин не доказывал, кому он принадлежит сейчас. Вот только с Чанёлем у них была другая история. Чонин тогда был ещё совсем глупым мальчишкой без нужного статуса и золотой карточки в высшее общество и, как ему тогда показалось, влюбился. В такого доброго и прекрасного мецената Чанёля, что покупал его каждые выходные. — Какие-то проблемы? — Чунмён улыбнулся в ответ. В каждом его движении читалась жёсткость. Одно ненужное движение, и Чанёль может лежать мёртвым посреди зала. — Не надо, — прошептал Чонин. — Просто решил поздороваться и лично поблагодарить. — Спасибо, что почтили нас своим присутствием. Чунмён легко ставил точки в разговорах. Поднявшись, он потянул за собой Чонина, не замечая зубастой усмешки вслед. Только у двери в комнату Чунмён резко остановился. Толкнул Чонина внутрь, закрываясь изнутри. Грудь его вздымалась от переполняющего гнева. Чонин не смел поднять взгляд. — Какого чёрта он творит? Чонину бы хотелось пошутить о чёрте, но он только сжал челюсти крепче. Будь он проклят всё тем же Сатаной, если его не возбуждала эта ситуация. Чунмён и так был достаточно изощрённым в постели, но от ревности у него и вовсе сносило крышку, и он брал Чонина так, как никто никогда не брал и никогда не возьмёт. — Детка, — Чонина резко вздёрнули за подбородок. Чунмён сжал его шею, перекрывая доступ к воздуху на мгновение. — Отвечай! Закашлявшись, Чонин хрипло выдохнул. — Прости. — Я не услышал. — Простите, сэр, — Чонин вновь опустил голову, глядя на носки своих начищенных ботинок. — Детка, — голос Чунмёна звучал куда мягче. Он погладил его по щеке, заставляя взглянуть на себя. Щёки у него горели от ярости. Чернота зрачка почти затопила радужку глаз. — Ты мой. — Я твой, — согласился Чонин. — Целиком и полностью принадлежу тебе. Телом и душой. — Телом и душой, — шепотом повторил за ним Чунмён. Выдохнул, выпустив весь гнев, и улыбнулся той яркой улыбкой, в которую однажды влюбился Чонин. — Возьми меня, — также шепотом сказал Чонин, и Чунмён, конечно, не мог отказать ему в этой просьбе.