ice flowers

Свечение, исходящее от аквариума, согревает. Чанёль прикладывает ладонь к стеклу и опускает голову. Слёзы текут по щекам. — Прости меня, Чунмён. В пещере, где им предстоит провести остаток жизни, сухо и тепло, но Чанёль все рано мерзнет. Огонь, некогда согревающий изнутри, погас, едва Чунмён осел на его глазах и больше не очнулся. Если бы он знал, он бы близко никогда не подошёл к Чунмёну. * Чунмён, венец творения божьего, выглядел так хрупко в своей белой рубахе, не прикрывающей тонких запястьев, и смотрел открыто и доверчиво, бросая взглядов на прохожих. Чанёль стал на крышу рядом с ним, бесшумно хлопая крыльями, и Чунмён испуганно обернулся, но, увидев его, ласково улыбнулся. — Привет, Чанёль-а. — Ты знаешь меня? — удивился Чанёль, не рискуя подходить ближе. Чунмён сидел на краю и беззаботно болтал ногами, нахмурился, кивая. — Конечно, знаю. Дух огня. Чанёль фыркнул. Чунмён звучал так высокопарно - сразу видно несведущего, - ведь всю жизнь провел в море и выходил редко. — Побудь со мной, — попросил Чунмён, и Чанёль, не раздумывая, согласился. Сел рядом и глянул вниз. Высота не пугала его, но пугала Чунмёна. Он крепко схватился за ладонь Чанёля, и тот сжал её в ответ, большим пальцем прослеживая бьющийся пульс. — Всё в порядке? Что испугало тебя? Чунмён помотал головой, словно отгоняя наваждение, и посмотрел на Чанёля с улыбкой. — Ничего. Просто показалось. * Чанёль должен был знать. Должен был, чёрт побери, защитить Чунмёна. Он смотрит на безмятежное лицо любимого и улыбается. Опускает руку в воду и скользит ладонью по родным чертам. На мгновение ему кажется, что Чунмён реагирует на его прикосновения, но это лишь игра света и теплая мечта, не оставляющая его разум ни на секунду. * — Осознаешь ли ты, что огонь и вода - противоборствующие силы? — Чунмён со смехом увернулся от объятий Чанёля и скрылся за зелёной стеной лабиринта. Чанёль покачал головой, улыбаясь. Чунмён радовался любой возможности познать сушу, и на этот раз его взор пал на парк аттракционов, в центре которого расположился небольшой лабиринт, связанный ветками скорее для удовлетворения детских игр, чем для взрослых потребностей. Но Чунмён и был ребенком, не сведущим в повседневной жизни и простом для людей языке. — Чунмён-а, хватит, идём. Ты же хотел мороженое. Чанёль не успел закончить предложение, как из кустов появилась любопытная мордашка, облизывающаяся при словах о любимом десерте. — Ладно, бука, — проворчал Чунмён, позволил взять себя за руку и увести к торговым палаткам, где сразу просиял, едва получив рожок. Чанёль усмехнулся, нежно потрепав его по волосам. — Ребёнок. Чунмён показал ему цветной язык. Они гуляли до темноты, и при огнях вечера Чунмён впервые смущённо признался, что никогда не целовался, а после бросил взгляд на полную луну, которая, похожая на сыр, зависла над морской гладью. — Мне уже пора, — с грустью сказал он и прощально сжал ладонь Чанёля, но тот дёрнул его на себя, ловя в объятия. — Хочу подарить тебе первый поцелуй, — прошептал Чанёль, глядя в растерянные глаза напротив, и осторожно коснулся чужих губ своими. Чунмён шумно выдохнул, сжимая рубашку на его спине. Чанёль не знал, сколько времени прошло, это было и не важно, но вскоре Чунмён с неохотой отстранился. — Мне правда пора, — от Чунмёна исходил серебристый отсвет, и смотреть на него становилось тяжелее. Его ноги окутывала слабая дымка, но не успел он сделать и шага, как, еле слышно вскрикнув, осел прямо на песок. В ту секунду сердце Чанёля остановилось. * — Прости меня, — слёзы продолжают капать из его глаз, и Чанёль утирает их рукавом. — Прости. Если бы он знал о проклятии, он бы никогда и близко не подошёл к Чунмёну. 'Осознаешь ли ты, что огонь и вода - противоборствующие силы?' Им нельзя было влюбляться. И Чунмён знал об этом.