Нелюбовь

— Прости, Паш, но между нами ничего не может быть. Ты действительно изменился, и ты мне нравился, но я люблю другого мужчину. Я надеюсь, что это не сильно ранило тебя. — Нет, что ты. Я понимаю, что недостоин тебя, Сонь, и давай тогда просто периодически есть вишневый пломбир вместе, как прежде. Согласна? — Согласна, Павел Аркадьевич. Как официально. Павел Аркадьевич. Неужели все снова вернулось туда же, откуда и началось? Почему же Павлу вдруг стало так больно где-то в области сердца? Он никогда не влюблялся в девушек раньше. Была горничная Даша, но была ли это любовь? Как с дружбой, так и с любовью — если кончилась, значит её и не было. Но София —совершенно иное. Пожалуй, она первая девушка, ради которой Павлик действительно был готов меняться, ради которой он хотел пойти на все. А ведь эта история началась, когда они просто зацепились языками в баре, когда заглушали своё горе алкоголем. Софию никак не удивило, что Павел пришёл выпить. Удивило Павла, что такая вся правильная и сдержанная Соня сидит со стаканом виски и с очень грустным лицом. Тогда-то они по-настоящему и начали сближаться. Взгляд за взглядом, встреча за встречей, день за днём и вот, наконец-то Павел смог найти сложный, длинный, тяжелый, но какой-то подход к Софии. Но все ли оказалось так просто... Соня стала, возможно, смыслом всей его разгульной, такой бесполезной, но все же имеющей хоть какой-то смысл, как раз-таки в лице Сони, жизни. Но девушка не могла легко пережить предательство близкого человека. Она все ещё питала скрытые чувства к Михаилу Джековичу. Ей было больно, было обидно, тяжело и очень печально, она не могла простить ему измены и долго страдала от этого, но разлюбить так и не смогла. Внутри неё была дикая борьба здравого смысла и потаённой любви, и никому неизвестно, чем же эта борьба кончилась. Никому, кроме неё и Павла. Он был не дурак, все знал и прекрасно понимал, но все же что-то в нем надломилось в тот момент. Что-то очень важное, хрупкое, человечное. Нет, даже не надломилось. Сломалось... Павел уже и не помнил, как он очутился у двери номера Софии Яновны. На неё опять навалилась целая гора бумаг и отчётов, поэтому-то ей и пришлось в который раз оставаться на ночь в отеле. Она уже заснула, наверное, ей снился уже десятый сон, пока не раздался надрывный стук в дверь, будто кто-то искренне хотел ее выбить. Конечно же, это был Павлик. Не одна бутылка алкоголя заставила его прийти сюда в эту самую минуту. Ему хотелось получить то, чего ещё не было между ними. Правильно тогда говорила Настя:«Павлу Аркадьевичу только одно от вас и нужно, а потом бы он вас все равно бросил». Она солгала. Он бы ее ни за что не бросил, он любил Софию, менялся ради неё и был готов жить долго и, пожалуй, счастливо с ней. Но если бы не тот кинжал в спину от Софии, Павла бы здесь сейчас не было. Мимо проходящие оставшиеся гости смотрели на него с укором, с опаской, мало ли что может сделать пьяный, да ещё и обиженный человек. Вот и София так подумала, когда наконец-то открыла эту несчастную дверь. Перед ней стоял Паша, пьяный, но крепко держащийся на ногах. Перед ней был некогда дорогой человек, друг, начальник, но уже не любимый, она понимала, что чувства были мимолётны и ложны. Перед ним же стояла любовь всей жизни, девушка, ради которой он готов на все, с заспанными глазами и в легком халатике, а её светлые локоны разметались по плечам. Такой она ему очень нравилась, такой он и любил её: — Павел Аркадьевич, вы что-то ещё хотели? — Да, хотел. Тебя, — с этими словами Паша буквально упал в номер к Софие и впился в неё губами. Она удержала его, чтобы тот не рухнул на пол, попутно разрывая короткий, противоестественный поцелуй: — Павел Аркадьевич, да вы же абсолютно пьяны! — Ну и что теперь! Ты понимаешь, что ты единственная, кого я по-настоящему люблю, единственная, ради которой пошёл на все, изменился! А ты, все ещё не можешь забыть своего Джековича, который тебе изменил и делает это до сих пор, даже не пытаясь раскаиваться в своих поступках, — в сердцах ответил Павел, язык заплетался, но его мысли все были на поверхности, все, что он хотел высказать, — высказал. Что-то вдруг внезапно оборвалось у Софии. Слова Павлика были для неё как удар током. До этого она никогда не задумывалась, даже не так, никогда не могла произнести вслух то, что сказал серб. Миша ей изменил. Конечно же, она осознавала это, понимала, но только сейчас, услышав это из уст другого человека, она окончательно вникла в суть произошедшего. Кажется, у неё опять навернулось пару слезинок на глазах. Нельзя показывать свою слабость перед Павлом снова, нельзя! Какая-то неведомая сила заставляет ее защищаться нападением, она не поняла, что двигало ею, когда рука сама поднялась и резко упала на щеку серба. София было хотела извиниться, но почему-то не стала, ей почему-то показалось, что так и должно было быть. Но так не показалось Павлу. Он шёл сюда с одной мыслью — сделать то, чего не было между ними, чего он так жаждал, но не давал себе повода погружаться в подобного рода мысли. София только смотрела на него, смотрела, как меняются эмоции на его лице. Сначала недоумение, возможно, страх, потом непонимание, затем следовала злость и наконец ярость, безумие, неистовство. На лице Софии все было абсолютно наоборот — злость, непонимание, волнение и страх. Именно страх, дикий и непреодолимый. Она поняла, что задела его за живое, и сейчас будет нечто более ужасное, чем она могла представить.