Долгий путь (к тебе) домой.

Когда Люк впервые за долгое время ощутил Силу после того разрыва, она отозвалась болью и горечью. Сила пульсировала, извивалась и билась в агонии под руками, отдаваясь нестерпимой болью в сердце. Словно этот комок, который, казалось, давно превратился в камень, пытались живьем выдрать из груди острые цепкие когти. Люк согнулся пополам, упираясь лбом в холодную поверхность камня на скале. Как же хорошо было без этой проклятой Силы! Он уже знал, что Хан мертв. Погиб, стараясь спасти своего безнадежного сына и пал от его руки. Скайуокер ненавидел себя за это. Это он виноват! Он не справился с силой мальчишки и не смог его убить. Если бы у него было чуть больше сил…. Но сделанного не воротишь. И Люк это знал как никто другой. Боль, что затмевала разум и разрывала тело постепенно улеглась. Мужчина глубоко вздохнул, снова ощущая это давно забытое чувство легкости от прикосновения к Силе. Только теперь это чувство не приносило никакого удовлетворения. Лишь боль и горечь. Люк не винил Хана. Семья, Лея, были для него превыше всего. И если его сестра любила Соло и хотела с ним быть, то Люк не будет мешать. Тогда это казалось правильным, верным решением…. Поступком джедая. Вот только Люк уже давно не джедай. Он стоит в кабине Сокола, смотря на кресло главного и пилота, машинально ухватившись за его спинку. И так хочется, чтобы Хан, его Хан, снова заливисто смеялся, и лучики морщинок собирались бы вокруг его глаз, делая его еще привлекательнее. Так хотелось, что он снова, как много лет назад, обернулся назад…. — Держись, Малыш! …. Залихватски подмигнул и откинулся в кресло, выжимая рычаг гипердрайва до упора. А Люк бы улыбался в ответ, сверкая синими глазами, слыша оглушительный стук своего сердца, рев Чуи и ощущая пальцами мягкость волос контрабандиста. Кабина была пуста. Сердце Сокола умерло. Как и сердце самого Люка. Наверное, именно тогда в его голове и появилась эта мысль — уйти в Силу. Но нет, не сейчас. Пока эта мысль только появилась, еще слишком общая и размытая, порожденная тоской и горем. Но совсем скоро она оформится и Люк знает, что надо сделать. Последний ход в этой затянувшейся игре. Сделать последний шаг, снова стать легендой, искрой, что спасет Восстание и его сестру. И отомстит за Хана. Месть — это низкое желание и чувство, которое недостойно джедая. И девчонка, Рей, понимает это. Но…. Люк уже давно не джедай. И он дьявольски соскучился по Соло, по его рукам, смеху, шуткам и губам, что когда-то жадно целовали его. И как последний дурак (джедай) он когда-то отказался от всего. Ради всеобщего блага, которого нет и не будет. Лея изменилась колоссально и не изменилась совершенно. Вот такой парадокс. И Люк видел, что его сестре тоже не хватает того, кого они оба так сильно любили. Но… Лее, его воинственной и упертой сестренке, хватило сил и мужества жить дальше, растить новое поколение повстанцев, оберегать их как собственное дитя. А ему, Люку, не хватило ни того, ни другого. Пока мужчина шел на встречу Кайло, он отстраненно думал, что Лея разгадала его секрет и его намерение. И отпустила с легким сердцем. Ведь они близнецы и его любимая сестренка понимает его как никто другой. Люку всегда казалось, а сейчас это ощущение обострилось в разы, что Лея всегда знала о нем и Хане. Чувствовала, что Люк отступил, просто убрался с пути единственного родного человека. Наверное по этому, зная (чувствуя) его намерения, она ничего не сказала. И почему ему не хватило мужества опустить тогда зеленый клинок вниз? Что ему тогда помешало? Совесть? Вряд ли. Жалость к мальчику и самому себе? Мало вероятно. Скорее нежелание видеть боль в глазах любимых людей. Но все оказалось лишь отсрочкой. Видимо, ошибки и склонность к Темной стороне — это семейная черта всех Скайуокеров. А так же раскаяние на пороге смерти. Сидя в белом табарде на скальном выступе Люк чувствовал, что свой путь он прошел. Осознал свои ошибки, простил тех, кого прощать не надо, попрощался с теми, кто всегда будет с ним. Люк никогда не был джедаем. В нем был Свет — служение миру и Тьма — любовь к единственному мужчине. Именно поэтому Люк Скайуокер стал легендой, которую знает каждое живое существо далекой — далекой Галактики. Вздохнув в последний раз соленый морской воздух, Люк Скайуокер растворился в Силе.

***

Еще не проснувшись толком, Люк ощутил, что лежит на чем-то довольно твердом. В нос пробился знакомый запах машинной смазки, местами горелой проводки и крепкого кафа. Его кто-то легко тряс за плечо. — Эй, соня, хватит дрыхнуть, мы скоро выходим из гипера…. Этот голос…. Но…. Как?.. Люк открыл глаза, встречаясь взглядом с улыбающимся контрабандистом. — Долго пришлось тебя будить! — мужчина рассмеялся так весело и задорно, что Люк против воли улыбнулся в ответ. Хан выглядел лет на тридцать, в самом расцвете сил и энергии. Впрочем, последнего у него всегда было с избытком. — Давай, Малыш, вставай. Кресло второго пилота пока свободно, так что тебе придется мне помочь, — Соло привычным жестом взлохматил его волосы и оставив быстрый поцелуй на губах вышел из отсека. Скайуокер крепко зажмурился, чувствуя, как бешено бьется сердце где-то в горле. Аж тошно. Руки стали липкими и холодными. Он не мог в это поверить. Хан живой, молодой, теплый и такой родной был рядом. А он…. Люк резко открыл глаза и уставился на свои руки. Ровная золотистая кожа, на ладонях небольшие мозоли от светового меча, а на левом запястье простой черный шнурок с именем Хана. Точно такой же, только с именем Люка был у капитана Сокола. Люк помнил, как когда-то давно, в другой жизни, отдал этот шнурок. А потом сглатывал горький ком на свадьбе его любимой сестры и этого мужчины. Но сейчас… У него … получилось? Это и есть Сила? То, что приходит после смерти? — Люк! Голос Хана из кабины пилота пролетел по коридорам. Люк вскочил с сидения Сокола, на котором дремал и понесся по знакомым коридорам. Он немного затормозил у кабины, смотря на свое отражение в стелепластиковой поверхности — смуглая кожа, золотистые волосы, сверкающие синие глаза и … едва заметный серо-голубой ореол вокруг. Он входит в кабину, Хан сидит на месте пилота, крепко ухватив рычаг гипердрайва. Он оборачивается через плечо, залихватски улыбаясь Люку. — Держись, Малыш, мы на месте! И Скайуокер машинально цепляется за спинку его кресла, ощущая пальцами тепло тела Хана. Он не замечает, как по его щеке скатывается призрачно-серая слеза. — Наконец-то я дома.