А так ли уж плохи тайны?

      Секреты в семье Хейлов – не новинка. Их скрытие – редкость. Их обсуждение – запрет.       Дерека не раз посещали сожаления о своей сущности. Каждый раз, когда он улавливал Chanel №5 из комнаты Питера. Каждый раз, как слышал совсем тихие смешки дяди при взгляде на него и Кору. Дьявол знает – бывший альфа спит со своей сестрой. Дерек знает – Питер спит с банши. Да и Кора не сомневается, что секс с братцем для Питера не тайна, вот только ей искренне, до глубины души плевать. Питер может кидать двусмысленные взгляды в их сторону сколько хочет. Может усмехаться и неуместно шутить. Ей не плевать лишь на беззащитную хрупкую старшеклассницу, приходящую сюда чаще двух раз в неделю и оставляющую дверь открытой для монстра всякий раз, как ее мать решит покинуть дом. Ей до сжирающей сердце пустоты в груди больно. Она благодарна, что брат обращает внимание лишь на Питера, а сам дядюшка сосредоточен на инцесте в их семье.       Волчица помнит, как малышка сломалась, как вся мокрая из-за дождя пришла в лофт. От нее разило алкоголем, но недостаточно сильно, чтобы она не отдавала отчета себе в своих действиях. Кора не раз задавалась вопросом, что было бы, открой она Мартин дверь, а не Питер. Банши бы также набросилась на нее со страстными поцелуями, на ходу расстегивая своими тонкими и холодными пальчиками пуговицы прозрачной блузки и оставляя алую помаду на лице Хейл, она бы тоже кинула Кору на диван и села сверху, оставляя багровые засосы без спроса; или же спросила, где старший Хейл? Волчица стояла на лестнице, наблюдая, как дядя имеет единственную любовь в ее жизни на потертом диване/дырявом кресле/трухлявом столе/сломанном подоконнике.       Это было так безрассудно: броситься с поцелуями на Дерека. Она хотела, чтобы ее привели в чувства, хотела, чтобы тот назвал ее сумасшедшей, дал звонкую пощечину, дабы опомнилась. Хотела быть укутанной в плед и опоенной виски, пусть и ненадолго, – чертова регенерация – думала, что поплачет ему в плечо. Она не хотела, чтобы тот слетел с катушек и сломал постель, чтобы еще больше обвалил на стенах штукатурку. Она не хотела лежать у него на груди и выслушивать, как Дерек боялся своих чувств к ней.       Айзеку, единственному, кому надо бы врезать по морде, хорошо. Он гладит голую спину Малии и заставляет ее смеяться. Он так рад получить девушку своей мечты. Ему, в общем-то, плевать, что он разбил сердце своей бывшей девушки, которая не улыбалась с месяц, не меньше, которая пьет чистый виски и спит с Хейлом. Ему плевать, что Тейт сломлена из-за охотницы, и он не скажет своей малышке, своему лучику счастья, что Арджент не уехала в Париж, а лежит в реанимации из-за попытки суицида. И уж ему точно плевать на Стилински, плачущего в подушку каждую ночь после их первой и единственной ночи. Лейхи говорил идиоту – это на одну ночь, но Стайлз тогда ему в губы шептал: «Плевать». Плевать так плевать.       И лишь МакКолл с лисицей выбиваются из этой похоти, грязи, лжи, из этой жизни. Почти. Но никто не узнает, что альфа, вбивая тело японки в кровать, думает о саркастичном подростке. Что он мечтает губами пройтись по каждой его родинке и руками удерживать за непослушные волосы на затылке, когда паренек будет делать ему минет. А пока он никому не скажет, что упрашивает Киру надевать рубашки в клетку и рисует ей родинки на шее. «Тебе они так идут» - повторяет он и видит наивную счастливую улыбку. А он сам не замечает, как лисица любит ходить с Тейт выбирать нижнее белье, как любит касаться ее бархатистой кожи и как ее сердце замирает при взгляде на руки Лейхи, лежащие на попе койота, трогающие то, что недозволенно ей. Возможно, МакКолл в такие моменты слишком озабочен сыном шерифа, наблюдающим за беспечной улыбкой беты и натягивающем собственную, израненную.       Скотту и в голову не могло придти, что его простое волнение о юной охотнице, пахнущей запеченными в карамели яблоками, сломало всю гладко выстроенную цепочку притворства, лицемерия, лжи. Койот была вне себя от ярости: если бы МакКолл не остановил ту вовремя – тело Айзека лежало бы в сухой листве и служило бы отличной пищей червям и падальщикам. Но к счастью (а к счастью ли? Альфа самолично мечтал вырвать сердце самовлюбленного ублюдка), обошлось лишь парочкой открытых переломов и разорванной грудной клеткой.       Айзек на коленях умолял рыжеволосую бестию вернуться к нему. Упрашивал о втором шансе. Мартин славно отблагодарила Кору, что та была в этот момент с ними и подарила блондину хук с правой. У Хейл еще долго будут присутствовать засосы по всему телу и болеть грудь и задница. А Лидия была бы счастлива не скоро избавиться от девочки-урагана, да вот Питер – жуткий собственник. Мартин – его персональная игрушка. И никто не смеет с ней больше играть. Даже племянница.       Банши открыла свой люминесцентно-красный ротик, чтобы выставить Хейла из своего дома; на ее румяной щеке тут же появились следы от когтей и багровые пятна крови в перемешку с жгучими слезами. А Питер до синяков на хрупких запястьях удерживал ее руки сзади, с особой жесткостью вдалбливая ее в стену и приговаривая, словно ненормальный: «Ты – только моя шлюха!».       Неизвестно, существует ли Вселенная, где волчица потерпела бы такое отношение к близкому ей человеку. Кора на следующий день нападает на дядю.       Стилински – тряпка. Айзек это знает, это знает и Скотт, который терпит Звездные войны, только бы за самого Стайлза отказать Лейхи, когда тот придет в этот раз к мальчику в клетчатых рубашках. Стайлз – тряпка, потому что целует бету, пока тот и рта не раскрыл. Он ругается с МакКоллом, кажется, навсегда, ведь тот наговаривает на любовь всей его жизни. Скотт слезы сглатывает, выслушивая лучшего друга, какой альфа плохой, раз не заботится о счастье сына шерифа. А у Айзека лицо такое самодовольное, что хочется разорвать того в клочья.       Арджент с трудом прощает личного койота. Малия клянется, что такое не повторится, клянется в любви до гроба и сама на себя наговаривает, какая она дура. Она пальцы запускает в смольные локоны охотницы и целует потресканные губы.       Лисица больше не может сдерживать этой агонии внутри. Ее крик вырывается вместе с зарядами под 500 тысяч ампер. Ровно столько рубцов на ее сердце. Она собственный дом молниями разносит на кусочки, и пламя поглощает ее, вот только это не сравнится с ежедневными пытками видеть Тейт с другими.       Скотту плевать на умерших Киру и Кору. Он даже усмехается схожести их имен. «Разбитое сердце это больно, я знаю, но не иди у него на поводу, милый», – умоляет его мать, и он клятвенно обещает ей этого не делать. Поэтому он совершает убийство Лейхи так, чтобы не было похоже на оборотня. МакКолл не помнит точно, где достал топор. Он лишь помнит пораньше вернувшегося сына шерифа, кинувшегося на колени в лужу багровой крови к еще неостывшим кусочкам тела беты. Помнит, как его горло разрывал крик, а слезы душили. Скотт помнит, как Стилински посмотрел на него. Помнит обещания мести в спину, когда он уходил, оставляя кровавые следы на паркете.       Хейл думала, что попала в сказку, ведь Эллисон, ее любимая девочка, простила ее. Простила за содеянное, хотя койот точно знала, что сама бы не смогла. Она не думала, что так называемым «особым ингредиентом» в шоколадном торте, с любовью испеченным Эллисон, будет волчий аконит, от которого она будет задыхаться и кровью харкать на пол. А последним, что она увидит, будет милая девочка, пахнущая запеченными в карамели яблоками, приговаривающая, что все будет хорошо, что они будут вместе навеки, так мягко гладящая Малию по голове, игнорирующая, что все лицо койота покрыто смесью темно-алой крови, холодного пота и розовой пены изо рта.       Элли бережно укладывает Тейт в постель, смывает с той кровь и одевает в белоснежное платье. Сама надевает такое, ложится рядом, целует свою девочку и выпивает яд из зеленой склянки. Ей обещали, что все закончится быстро.       Питер и маленькая банши покинули город еще на рассвете.       Неизвестно, существует ли Вселенная, где Дерек потерпел бы смерть сестры. Он убил Питера за убийство Лоры. И во второй раз, он уверен, это будет приятней.       К нему в машину садится альфа, говорит, что Стайлз сошел с ума: пытается убить его за убийство Лейхи, хотя тот бету и пальцем не тронул. Скотту стало плевать на мораль, Дереку тоже. Хейл не верит ни единому слову МакКолла, но истинный альфа – отличный козырь.       Стайлз – тряпка, однако идиотом не был никогда. Он знает точно: человеку оборотня не одолеть, а истинного альфу (а истинный ли он после убийства?) и подавно. Лейхи дорожил им, Стайлз верит. Ведь кучеряш только ему показал, куда спрятал шкатулку с запертым Ногицунэ. Стилински открывает дверь злому духу.       Глаза омеги светятся сапфировым, а сердце колотится, подобно барабанам, призывающим к войне, когда они молнией проносятся мимо таблички «Вы покидаете Бейкон Хиллс».