Лестница к небу

Ратис, казалось, разучился по-настоящему удивляться — если и не навсегда, то очень надолго. Разучился радоваться, испытывать торжество — Ревас, сгоревший в огне своего предательства, словно бы выжег ещё и немалый участок Ратисовой души. Жди теперь, пока наново нарастёт трава! Немало минет времени, прежде чем это станет возможным. Отыскав под статуей святого Фелмса тайник Лларесы, Ратис был так же бессмысленно, гулко пуст, как и накануне. Ошибки быть не могло: счистив со свёртка защитные слои, он извлёк на свет ту самую книгу. Её страницы, исчерченные причудливым набором символов, могли бы вызвать морскую болезнь: Ратис узнавал и буквы даэдрика, и западный алфавит, и математическую нотацию, и многое другое — но все эти знаки, перемешанные в кашу, оставались совершенно непроницаемыми. Если за ними и проступала какая-то система, то Ратис её не видел, к добру или к худу. В его руках кодовая книга была бесполезной стопкой бумаги: как и рассказывала Вереск, та оказалась закодирована. Ратис не представлял, что делать со своей находкой, и потому снова завернул её в холстину и спрятал среди вещей, что забрал из сундука Мехры Нилено. Уже тогда он понимал, что в Бодруме не задержится, и не только из-за предостережений стражи: нечего ему было здесь искать, кроме соли, которой можно присыпать раны... но этого добра Ратису и без того хватало. Из храма, впрочем, он не ушёл так просто. Общаться со служителями, которые все как один его сторонились и отводили глаза — то опасливо, то осуждающе, — было непросто, но Ратис всё же узнал: Лларесу уже кремировали. Ей, не имеющей родни — по крайней мере той, о которой знали в Бодруме, — очень повезло стать частью местного кардруна, да ещё и так быстро. Обычно таких, как она, долго и тщательно проверяли, — мало радости в том, чтоб по незнанию допустить в сонм храмовых предков какого-нибудь негодяя! — но Лларесе сыграло на руку то, что её любили и жрецы, и служители-миряне. Какие бы прегрешения, терзавшие совесть Лларесы Ромари — Канет, — ни числились за ней в прошлом, однако в посмертии она получила почётный покой. Ратис чувствовал, что там, у статуи, он уже попрощался с погибшей возлюбленной, но всё равно сходил к храмовым резервуарам с пеплом: некоторые ритуалы следует соблюдать, даже когда в душе гулко и пусто — а иначе чувство незавершённости догонит тебя в дороге, и справиться с ним будет намного сложнее. Горечь осела у Ратиса на губах. Что стало с Ревасом, он не хотел узнавать. Вряд ли преступника ждёт благородное погребение: тело скорее всего сожгут, а пепел — развеют по ветру. В иные, кимерически дикие времена останки могли бы и осквернить, однако АльмСиВи учат милости к павшим — даже когда эта милость совсем не заслужена. Глядя на место последнего упокоения Лларесы, — Лларесы, которая ещё несколько дней назад звонко смеялась, приобнажая мелкие, немного неровные зубы… дарила тягучие поцелуи, пахнущие надеждой и коммуничным вином… влажно стонала, когда любовники в четыре руки и два рта ласкали её, почти забывая о собственном удовольствии… Нет, смерть Лларесы по-прежнему казалась неправильной, чудовищно несправедливой, но Ратис, кажется, всё-таки примирился с реальностью произошедшего. Он не плакал, не сотрясал воздух горестными речами, но мысленно снова прощался с возлюбленной, пусть даже и знал, что никогда её не забудет… и Реваса тоже, хотя, наверное, был бы и рад о нём не вспоминать. Произошедшее отпечаталось на душе намного сильнее, чем та история с кеной Одавелем, хотя и не оставила такого же заметного со стороны шрама… Но Ратис его перекрыл, ведь так? Перекроет и в этот раз. После Ратис направился к алтарям-триолитам и снова преклонил колени, пытаясь не столько воззвать к АльмСиВи, сколько очистить мысли от шелухи и опавших листьев, чтобы дать рост новому, живому, не порченному… Не то чтобы у него получилось достичь просветления, но мысли в порядок Ратис худо-бедно привёл, да и примерный план действий прикинул. Первым делом нужно было найти Кериана и Лларена — хотя бы ради того, чтобы поблагодарить за помощь, поделиться новостями, показать эту злополучную кодовую книгу… Понять, что делать дальше — теперь, когда Вереск скорее всего мертва, а для них троих сам по себе трофей, столь желанный для Реваса и его соперников, не представляет ценности. Возможно, лучше было бы сжечь его? Вереск говорила, что Лампы предпочли бы уничтожить кодовую книгу, но не допустить, чтобы она осела не в тех руках. Без рыжей бестии или её бодрумского координатора, который после всего случившегося вряд ли попытается выйти на связь, — слишком мало оснований довериться, слишком пристально внимание стражи… — доставить книгу “в те руки” Ратис не мог: просто не знал, куда. Но уничтожить её? От одной только мысли желчь подкатывала к горлу: стоит так поступить, и жертва Лларесы… может, и не обесценится, но пропитается трупным ядом. Зачем, рискуя собой, Канет вывезла книгу из Тель Аруна? Зачем осела в Бодруме, пытаясь выйти на координатора Ламп? Зачем умерла, но ценой своей жизни уберегла эту проклятую кодовую книгу? Неужели лишь ради того, чтобы Ратис её, выкупленную кровью, взял и уничтожил? Если бы Ллареса сделала это ещё в Тель Аруне, то стала бы свободной, смогла бы начать новую жизнь… была бы жива — до сих пор. И как можно силы в себе найти, чтобы вот просто так взять и всё это перечеркнуть? Ратис не верил, что у него получится. Он не знал, сколько времени просидел перед триолитом: опомнился только тогда, когда затекли ноги. Нужно было вставать, идти искать Кериана и Лларена… Думать о том, что Ратис попросту присосался к новым товарищам, сбрасывая на них решение своих проблем, было унизительно, и всё же он должен был с ними посоветоваться. Как минимум, эти двое, рисковавшие ради него жизнью и свободой, заслуживали того, чтобы узнать правду. А вот что делать дальше... Ратис не думал, что втроём они не разберутся — не отличаясь редкостной благочестивостью своей матушки, старший сын Даресов всё-таки верил, что боги его, всегда старавшегося поступать по совести, не отторгнут так просто от благодати. Он почти не удивился, когда, выйдя из храма, встретил Лларена Тирано — такого же обритого, как и сам Ратис. Видимо, не его одного ощущение нечистоты так сильно измучило; странно, что в банях они тогда не пересеклись... – Блядь, я, кажется, исчерпал свою неудачу на месяц вперёд, если так быстро тебя нашёл, – с нескрываемым облегчением выпалил Лларен, кинувшись навстречу. – Здравствуй, – отозвался Ратис; такое приветствие его слегка ошарашило. – Слушай, я знаю, о многом нам нужно потолковать, но так уж тут вышло… Кер, он… заболел, кажется. Можешь его посмотреть поскорее? Ты же вроде сечёшь в этом деле? – Веди, – кивнул Ратис, поправляя лямку плотно набитой сумки, и уже на ходу спросил: – Что с ним? – Жар небольшой, и… Ты сам посмотри, хорошо? Я тебе правильно всё равно не объясню. – Куда мы идём? – В “Золотые листья”, – Лларен, решительный, пёр вперёд, точно ломовой гуар, не замедляя шагу и не оглядываясь. – Та ещё дыра, но хозяйка хотя бы не склочная. Стража нас хорошо пощипала… Выкрутились, куда же без этого — но жировать ещё долго не сможем. – Что с Вереск, не слышно? – Нет, – Лларен мотнул головой, – сгинула. Как в воду канула, мда. Взбаламутила всё, и… Эхх, бабы! – он сплюнул под ноги, и Ратис не стал ничего больше спрашивать; остаток пути они преодолели в молчании. Лларен привёл товарища на постоялый двор — те самые “Золотые листья”. В сравнении с запятнанным убийством “Императором квама” или выгоревшим “Танцующим хоркером” выглядело это новое место довольно уныло, но в глубине души Ратис был удивлён, что их вообще на порог пустили — учитывая, насколько удачливыми постояльцами все трое себя показали. В комнате, куда его проводил Лларен, не было даже мебели; интерьер составляли лишь сваленные в кучи вещи да пара соломенных тюфяков, и на одном из них, распластанном в дальнем углу, и сидел, обхватив руками колени, Кериан Индри. Он даже не встрепенулся, когда с премерзостным скрипом дверь распахнулась; на его склонённой выбритой голове выделялся неровный, полученный вряд ли больше года назад шрам — за вьющимися волосами его в обычное время не было видно. – Хэй, Индорил, – несмело окликнул Лларен. – Нашёл я его: у храма был, как мы и рассчитывали. Ты не… Не вешай ты носа, лады? Всё будет в лучшем виде! Кериан почти не отреагировал на его слова: чуть приподнял голову, буркнул что-то приветственного-неразборчивое и снова обнял колени. Было заметно, что он весь трясся, и Ратис — то ли чутьём, то ли за счёт немалого опыта в отцовской лечебнице — сразу почувствовал: трясся Кериан не от горячки, но от глубокого, нутряного страха. Он убедился в истинности своей догадки, когда приятель дал себя осмотреть. Картина была безрадостная: левый, единственный зрячий глаз воспалился, подёрнулся мутной плёнкой; он едва реагировал на свет и наверняка почти ничего не видел. Гнойные подтёки, местами подсохшие, местами — свежие, влажные, дорожками слёз избороздили щёку; зачарованный протез, подменяющий правый глаз, тускло, стеклянно поблескивал. Кериан был до полусмерти напуган и держался — молчал — из последних сил. Сжатые в нитку губы побелели, и кровь отхлынула от лица; пальцы судорожно сжимались и разжимались, а тело била крупная дрожь. Видеть его — решительного, бесстрашного, великодушно взявшего на себя убийство Реваса — в таком состоянии было тяжко, и Ратис сполна прочувствовал смятение и тревогу Лларена, не знающего, что предпринять. В трудный час эти двое пришли на помощь — и так помогли, как Ратис ни за что не смел бы просить! Поэтому он попытался дать Кериану как можно больше — и как целитель, и как товарищ. – Инфекция, – вынес он свой вердикт, отстраняясь. – Наверное, занесли вчера во время погони. Мало приятного, но оно не так серьёзно, как кажется. Я понимаю, темнота пугает, – добавил Ратис, легонько сжав Кериану пальцы. – Но не думаю, что твоему зрению что-то угрожает. – Ты не удивлён, – хрипло откликнулся тот и тут же спросил, указывая на протез: – Давно заметил? – У моего отца клиника при Арене. Я видел многое, но редко — настолько качественную работу. – Матушка не поскупилась… – хмыкнул Кериан и, пожевав губами, с наигранным равнодушием поинтересовался: – Что дальше? – Я могу начать лечение: есть при себе несколько подходящих зелий. Потом заглянул бы к алхимику, докупить необходимое — варить некогда. Нужно будет промыть, наложить повязку — и следить, регулярно менять. Неприятно, но необходимо. Возражений не было ни у кого. Лларен раздобыл лоханку кипячёной воды и охотно взялся помогать, когда Ратис промывал и обрабатывал пострадавший глаз; получилось заодно залечить и мелкие ранки на лице, уговорить вынуть протез и вычистить пустую глазницу… Дав Кериану лечебное зелье широкого спектра и влив в него сверху ещё и успокоительное, Ратис дождался, пока пациент заснёт, и повернулся к Лларену. – Давай ты метнёшься куда надо, – предложил тот опасливым полушёпотом, – цапнешь всё нужное, а как вернёшься, обсудим дела. Мы на паром уже не опаздываем, а Кер… Сам понимаешь. Ратис кивнул, соглашаясь, и без лишних споров принял от Лларена деньги. То, что о кодовой книге пока не пришлось рассказывать, принесло подобие облегчения, однако Ратис прекрасно понимал, что вечно оттягивать разговор ему не удастся. Так или иначе, а он, отбросив лишние мысли, прошёлся по лавкам и, закупившись всем необходимым, вернулся в “Листья”. Кодовая книга, за которую ещё вчера убивали и калечили, преспокойно дожидалась его на полу, в груде других пожитков. Лларен времени даром тоже не терял: раздобыл и еду, и третий тюфяк. Ратис кивнул благодарственно, отдал ему лишние деньги и занялся Керианом. Тот уже держался — и выглядел — получше: сон и лечение явно пошли на пользу. После они поели — то ли поздний обед, то ли ранний ужин; рисовые лепёшки с никсятиной, печёные бататы… — и, вознаграждённые приятной сытостью, начали наконец обмениваться новостями. Сюрпризов было немного: стражники обращались со всеми тремя примерно одинаково — мариновали в грязи, атаковали вопросами, вежливо угрожали… Встречались, впрочем, и различия — такого рода, что Ратис не знал, куда деться от смеси стыда и злости на самого себя: в очередной раз он искренне пожалел, что втянул приятелей в эту историю. – Вроде бы редоранцы, а кровь хлестать горазды почище Хлаалу, – ворчал, припоминая допросы, Лларен. – Чтобы слезли с нас наконец, пришлось через головы стражи тянуться к городскому совету. Отжали у нас будущий доход с нескольких… предприятий — в казну да на пожертвования Храму. Ратрион, будь его воля, нас бы с неделю коптил, так что мы ещё легко отделались. Хотя Керу всё же пришлось потрясти родословной... Ратис редко давал волю любопытству, но тут не удержался и, ухватившись за обмолвку, спросил у Кериана: – Советник Индри и правда твой родственник? Удивления или недовольства тот не выказал — закаменел лицом, выпрямился на своём тюфяке так, словно проглотил палку, и, чуть растягивая слова, откликнулся: – Я ему нелюбимый внучатый племянник, пятно на чести семьи… – он фыркнул; недвижимое лицо с перевязанным левым глазом и невидящим правым выглядело жутко, почти даэдрически. – Знатен я только на словах: младший сын младшего сына младшего сына, да ещё и не в ладах с серджо советником — мы скверно расстались. С остальной роднёй отношения не лучше… От отца мне досталось только имя, и я не люблю использовать его так — обманывая, а не вводя в заблуждение многозначительными намёками, — но сейчас это показалось мне меньшим злом. Потряс родословной, всё так… Я уже делал похожее в Скайриме, но тут, в Морровинде — совсем другое дело. Пожалуй, в Бодруме мне не стоит задерживаться, пока серджо Индри не захотел со мной пообщаться. Беседа после этого почти сразу сошла на нет: Кериан, сославшись на усталость, заявил, что хочет немного подремать — и товарищи недолго думая к нему присоединились. События последних дней и правда их очень вымотали — благословенно непроницаемый сон пришёл к Ратису почти сразу. О кодовой книге он снова не смог сказать. Попросыпались они ближе к ночи: в порядок себя привели и снова перекусили: Лларен раздобыл казанок с рисом и горшок овощной похлёбки, от которых очень скоро ничего не осталось — даже Кериану временная слепота совсем не мешала ловко орудовать ложкой. Время было позднее, делать ничего толком не хотелось, но спать — и подавно. “Утром, – пообещал себе Ратис. – Я расскажу обо всём утром, на свежую голову. Не сейчас…” Он ухаживал за своим мечом, который — какое всё-таки счастье! — не успел забрать у Реваса жизнь, когда Кериан вдруг полушутливо пожаловался: – Днём я и представить себе не мог, насколько это всё будет скучно. К такому себя я не подготовил... Ратис обрадовался: подобное отношение было намного лучше нерассуждающего страха и предвещало куда более скорое исцеление. – Шило в заднице жить тебе не даёт, а, Индорил? Отдыхай, пока можешь. Как прочухаешься, я тебя живо припрягу, не беспокойся. – Жду с нетерпением. Всяко лучше, чем Кантаты Вивека в голове по двадцатому кругу прокручивать. – Могу почитать вслух, – не думая предложил Ратис: от этой перепалки потянуло чем-то настолько знакомо-домашним, что он не удержался. – Кантаты Вивека что ли? – недоумённо переспросил Лларен. – Если хочешь, могу и Кантаты — многие знаю на память. Но я имел в виду “Короля Эдварда”... Это бретонская приключенческая новелла. Лларен, кажется, так и не понял, как реагировать, а вот Кериан чуть оживился — наверное, и правда заскучал. – О, я и не слышал о такой… В последний раз мне читали вслух, когда мне было лет пять. – Книгу мне подарили младшие, когда я уехал из Вивека. У меня два брата и сестрица: мы часто читаем вместе. – Четверо детей? И ты старший? Редкое везение для данмерской семьи. – АльмСиВи щедро благословили моих родителей, – согласился Ратис, – но большая семья — большие хлопоты. С ними иногда беспокойно, но я бы вас с радостью познакомил, если будете в Вивеке. Моим вы понравитесь. Ратис не ожидал, что его предложение окажет такой эффект: если Кериан выглядел чуть по-детски растерянным, то Лларена и вовсе словно с головой в ледяную воду макнули — но оба они не сказали ни слова в ответ. Чтобы сгладить неловкость, Ратис и правда полез за книгой — пухлым томиком из двенадцати повестей, переплетённым на заказ. Не в первый раз доводилось открывать его в Бодруме, однако сейчас... Книгу Ратис открыл на исписанном пожеланиями форзаце. Странно было на душе: не то чтобы тягостно, но как-то лениво, вязко… Ратис проследил пальцами цветок золотого канета, который зарисовал ему Лланас — рядом с напутствием от Тарани, которая заявляла, что старший брат обязательно должен расслабиться в компании хорошенькой женщины, — и улыбнулся странному совпадению. Канет, значит? Расслабиться у него не то чтобы получилось, однако женщину он узнал совершенно невероятную. Стоило ли оно того? Безусловно, стоило. – Давным-давно, на заре мира, – начал Ратис, скользя глазами по ставшим родными строкам, – до того, как пришли редгарды, и была основана славная империя великого Септима, но после того, как гоблины сменили гномов в Хаммерфелле, сын, Эдвард, родился у короля Коркира Первого Даггерфолльского и его королевы, Алиеры Вэйрестской... На следующее утро, сняв Кериану повязку и убедившись, что глаз потихоньку начинает приходить в норму, Ратис выполнил данное себе самому обещание и показал товарищам кодовую книгу: и сам не знал, каких предложений ждал, но Лларен сумел его ошарашить. – Вереск говорила, что приехала из Нарсиса, – сказал тот задумчиво. – Может, туда и махнём? В землях Редоран нам всё равно пока ловить нечего. “Отправимся в Нарсис и будем приставать к прохожим, расспрашивая, не являются ли они членами запрещённой аболиционистской организации…” – подумал Ратис. Вслух он, конечно, ничего не сказал, а вот Кериан тут же встрепенулся: – Нарсис? Ты уверен, что хочешь сунуться в Нарсис? – ...У меня нелады как-то были с Камонной Тонг, – поймав вопросительный взгляд Ратиса, откликнулся Лларен. Вздохнув, он поскрёб подбородок, и пояснил: – Вернее даже, у моих покойных подельников были с ней нелады, а я успел почти вовремя свалить из Крагенмура… Не думаю, что меня, настолько мелкую сошку, кто-то будет искать — или вообще опознает, даже если я сам упаду им на головы. Но из-за этого страха я и сбежал из Морровинда... А когда вернулся, то в земли Хлаалу — и земли Камонны — мы старались не заглядывать. – И ты правда хочешь поехать туда сейчас? Я не… и, думаю, Ратис тоже не захочет, чтобы ты решился на такое против своей воли. – При Редоран нам всё равно сейчас не развернуться — добрый капитан Ратрион не позволит расслабиться. А Нарсис — город возможностей! Может, и с грёбаной книгой нам повезёт… Не боись, Кер. На крайняк я спрячусь за вами обоими как за живым щитом, и вместе мы свалим из Нарсиса так же лихо, как и завалились. Ты знаешь, я не любитель впустую рисковать жопой, но неужели ты сам не хочешь разобраться с этой историей? У меня от неё всё так и зудит, словно мне голову в муравейник засунули. Я, может, узнать хочу, ради чего мне в дерьме пришлось поплескаться! – С такой аргументацией не поспоришь, – кивнул, усмехнувшись, Кериан. Впервые после освобождения из-под стражи их маршрут приобрёл конкретные очертания. Так и получилось, что третьего дня, когда болезнь окончательно отступила и Кериан пришёл в себя, они покинули Бодрум, быстро и деловито собрав пожитки. Ни Ратиса, ни его товарищей ничего с этим городом больше не связывало — кроме разве что тягостных воспоминаний. Их путь, извиваясь шумливой горной рекой, лежал в Нарсис — и в края, о каких они пока не могли и помыслить.