***
«…если хочешь, можем созвониться попозже.» Марс сделал последний глоток из жестяной банки и кинул её в мусорку около лавочки, где она прогрохотала, стукнувшись о четыре таких же. Экран телефона был ослепляюще ярким в темноте пустой детской площадки, где он сидел. Сообщение было отправлено в 19:02. Сейчас часы показывали половину десятого. Он убрал мобильный обратно в карман, ощутив укол злости на самого себя. Охуенное начало дружбы на расстоянии. Мне просто нужно было отвлечься, раздалось в голове следом в оправдание. День с самого утра обещал стать ужасным, так что это он и сделал, выбрав самый знакомый способ и посетив киоск Мурата, где не был с самого апреля. Мужчина, казалось, был даже немного рад его видеть. Когда он пробивал парню связку из шести банок пива, в его глазах, таких же чёрных, но более открытых, промелькнуло волнение, но он ничего не сказал и молча передал ему выпивку. Никто не заботится слишком сильно. Только чуть-чуть. Марс чувствовал, как внутри стремительно накалялась, бурлила, кусалась злоба, и не сводил глаз с запотевших банок. Ему нужно было расслабиться, иначе голова грозила взорваться от бившихся о стенки черепа мыслей и воспоминаний. Мало было того, что друг, которого он знал каких-то четыре с половиной месяца, уехал в другой город, оставив его стоять в слезах на остановке, как глупого ребёнка. Мало того, что из-за этого он вспомнил про своего отца, мысли о котором за последние несколько лет научился подавлять, как только они всплывали в недрах памяти. Мало и того, что ночью он пришёл к нему во сне впервые за долгое время, такой же ласковый и добрый, каким когда-то был при жизни. Марс в испуге распахнул глаза, когда над ним уже была занесена грубая, шершавая ладонь, и больше не смог заснуть, пролежав в бледной темноте комнаты несколько часов, вороша обрывки прошлого в голове. Всего этого было мало, видимо, решила его мать, обронив вкрадчивую просьбу оставить немного бутербродов и для братьев тоже, как только Марс показался на кухне. Он собирался взять один, но в итоге отдёрнул руку от тарелки, словно по ней ползали черви. Ты и твои драгоценные, блять, близнецы. Остаток дня потерялся в сером дыме Винстона и горьковатом вкусе Балтики. Марс обошёл свой район несколько раз, надеясь, что это поможет ему немного успокоиться. Насмотревшись на мирно гулявшие семьи, где отцы иногда улыбались, а дети иногда держали их за руки, он, однако, почувствовал прилив ещё более глубокого презрения. И зависти. Ты завидуешь детсадовцам. Около часа назад площадка наконец полностью освободилась, а Марс всё продолжал сидеть, ковыряя землю носком кроссовка и чередуя курение с кусанием и без того болевших, красных кутикул. Рядом не было никого, кто бы мог его остановить. Пожурить, отговорить, отвести домой. Он мог делать с собой, что пожелает, и никому до этого не было дела. Ещё вчера этим человеком в какой-то мере был Селя, который бы взволнованно, сочувственно посмотрел на него и мягким голосом попросил бы перестать. «Марс, не надо, это же больно. Я по себе знаю», как-то в июне действительно сказал он, когда они сидели у него в комнате и смотрели какую-то глупую комедию про вампиров. Кровать Сели была довольно маленькой, и их локти и ляжки были плотно прижаты друг к другу. Марс, ощущая мягкое тепло его тела и наблюдая за игрой закатного света на улыбающемся лице, понял, что чувствует к нему не просто дружескую привязанность. Осознание не было страшным и не вызвало ни тревоги, ни отвращения, ни непонимания. Марс принял свои чувства с лёгкостью и готовностью, потому что то, что он чувствовал каждый день до встречи с ним, было намного хуже. Да, раньше у него был Селя. Он, сам того не зная, заставлял Марса сдерживаться, вести себя спокойнее, рассудительнее и достойнее. Теперь он — набор букв на поцарапанном экране. «Привет, Вселен. Всё нормально. Давай завтра созвонимся. Скучаю.» В 22:01 Марс нажал «отправить» и стеклянным взглядом перечитал текст сообщения, после чего открыл новую банку уже тёплого пива. Вроде нормально написал. Хуже не будет.***
Дни пролетали перед глазами с головокружительной скоростью, едва ли оставляя о себе воспоминания. Селе казалось, что на улице всё ещё было начало сентября, даже когда в октябре с деревьев опали все листья, а в ноябре выпал первый снег. Учебная рутина и страх отстать от однокурсников поглотили его жизнь, заставляя каждую свободную минуту жертвовать выполнению заданий. По ночам, когда его утомлённая голова наконец касалась подушки, Селя иногда начинал сомневаться в том, что ему действительно нужен диплом лингвиста. Через минуту слабости, однако, он неизменно отворачивался к стене и забывался поверхностным сном, чтобы утром начать всё сначала. Я именно там, где хотел оказаться последние пять лет. Я не имею права ныть. По утрам, просыпаясь немногим позже тусклого рассвета, Селя неизменно видел долговязого Женю, который заваривал себе большую чашку кофе и капал им на общий стол. Женя учился на втором курсе юридического факультета и удивительно гармонично совмещал в себе прилежность в учёбе и любовь к поздним гулянкам. Ко Вселену он относился как к непутёвому младшему брату, не прекращая попыток вытащить его с собой в центр Москвы и заставить немного расслабиться. Женя родился и вырос в Петербурге, ходил с высоко поднятой головой и носил чёрные водолазки с воротом до самого горла. — Так сейчас модно, — всегда беспечным, уверенным голосом объяснил он Вселену в начале знакомства. — И засосы хорошо прячет, — бросил он вдобавок, довольно заметив, как взгляд соседа смущённо упал на пол. Когда Женя впервые зашёл в комнату накануне первого дня занятий, с элегантным чёрным чемоданом и бежевым приталенным тренчем, небрежно переброшенным через плечо, Селя сразу почувствовал себя неуместным, а перед глазами пронеслась вереница дней, наполненных напряжённой тишиной и раздражёнными взглядами. Он ошибся так же сильно, как тогда в парке, наблюдая за хромающим от него прочь Марсом. Женя был полной его противоположностью (единственное, в чём они были похожи — это пристрастие к алкоголю), но таким же хорошим другом. Вселену было приятно его общество, интересны спонтанные длинные разговоры об изучаемых дисциплинах, полезны подсказки, как облегчить себе жизнь в общежитии. Хотя бы с соседом повезло. К середине сумрачного, сырого ноября Селя стал чувствовать себя роботом. Его железные, обветренные руки писали сочинения на пять страниц не менее трёх раз в неделю, гудящая голова безуспешно старалась удержать в себе огромный список дедлайнов, расписания электричек и пар, имена преподавателей и бесконечные термины, а сердце-шестерёнка хаотично билось в груди в попытке привыкнуть к новому ритму жизни. Это было не совсем то, что он представлял, когда, будучи выпускником, мечтал о студенчестве. Но потом, почему он ожидал от себя того, чего никогда не делал? Неужели ты ожидал от себя вечеринки, гулянки до утра и кучу новых друзей? Ты делаешь только то, что тебе знакомо. Больше всего, однако, Селю волновала ситуация с Марсом. Ещё летом всё было просто. Летом, идя на встречу с другом, его живот практически сводило от радостного ожидания, а улыбка упорно возвращалась на лицо от одного осознания, что у него есть друг. Сейчас всё было сложнее. Сейчас, думая про Марса в свободный промежуток времени между душем и кроватью, Селя чувствовал неясную стянутость в груди. Они продолжали общаться в сообщениях и звонках, делились немногочисленными новостями, обсуждали книги и глупо шутили, но всё казалось другим. Он изменился и знал, что Марс изменился тоже. Между ними поднялась непонятная стена из сумбурных чувств, о которых другой и не подозревал, считая себя последним глупцом. Мне просто нужно увидеть его вживую, и всё станет как прежде.***
Марс всё время хотел спать. Не потому что не высыпался, а потому что во сне шансы увидеть что-то получше слякоти улиц, тёмного неба над головой или пустых лиц покупателей были немного выше. Во сне был шанс увидеть Селю. По ночам Селя тепло улыбался ему, гладил холодной рукой по щеке, обнимал за талию, лёжа рядом на узкой кровати, и говорил низким, уверенным голосом, что Марс нужен ему, что Марсу ничего не показалось, от чего сердце трепетало подобно бабочке в банке, а щёки горели в немом предвкушении. Во сне Селю тянуло к нему с такой же силой, что его — к нему. Во сне он был рядом. В реальности они бегло обсуждали новости недели и свои планы на следующую, после чего экраны телефонов гасли, и шесть сотен километров вновь влезали между ними. Марс устал просыпаться именно в ту секунду, когда Селя был к нему так невообразимо близко. Мне нужно увидеть его вживую, потому что больше я этого не вынесу. Осень пронеслась перед глазами ещё быстрее, чем лето. Четырнадцать дней каждого месяца он проводил в продуктовом неподалёку от дома, где двенадцать часов подряд разгружал нескончаемые коробки товара, отвечал на глупые вопросы покупателей, пробивал одинаковые наборы из хлеба, молока и водки, а в перерывах неподвижно сидел на лестнице сзади, стряхивая пепел сигареты себе на штаны и бездумно глядя на мусорные баки напротив. Другие четырнадцать дней забирала себе мать. Он готовил братьям обеды, водил их на детскую площадку, кружки и изредка — в поликлинику. Отдавал ей почти половину зарплаты на нужды близнецов и ездил по городу по её мелким делам. Именно то, что я люблю делать в свои выходные. Конечно, она не заставляла его. За неё это делал заложенный в голос мягкий укор, от которого Марс невольно сжимал зубы покрепче. Неужели ты не поможешь матери, после всего, что я сделала для тебя? Что делала, пока твой отец был жив? Нихуя ты не делала, мама. Но пытаться тебе это объяснить ещё бесполезнее, чем были попытки успокоить отца, как-то в ноябре подумал Марс, сидя под кухонной лампочкой и чистя картошку. Взгляд немного задержался на тупом лезвии ножика, гадая, с какой попытки кожа бы под ним рассеклась, и он усмехнулся. Последние семь-восемь лет его жизни выдались очень странными.***
— Как дела у Марса? Селя повернулся к Жене, удивившись, что кто-то произнёс его имя вслух. Последние месяцы он жил лишь в его голове. — Нормально. Он работает на полную ставку ещё с лета, — Селя вернулся к экрану компьютера, где было открыто с десяток статей на тему фонетического алфавита. Женя сидел у себя на кровати, лениво листая справочник по праву. Селя как-то рассказал другу про своего…. второго друга, о чём сейчас пожалел. — Скучаешь по нему, наверное, — подначил он, следя за лицом соседа. Женя изумлялся тому, насколько очевидны были чувства Сели к этому парню ему и насколько неразличимы — для него самого. В регионах любят всё усложнять, особенно подобные дела. Селя, как и ожидалось, резко усмехнулся и покачал головой. — Ну, он мой друг. Может, немного и скучаю. Что такого? — Селя уткнулся в клавиатуру, очень внимательно набирая очередной запрос. — Ничего, ничего такого. Скоро увидитесь, не волнуйся. Две недели до каникул осталось. — Женя встал и отряхнул клетчатые брюки безупречного кроя, после чего хлопнул Селю по плечу, отчего тот вздрогнул. Через час ему нужно быть в очередном баре. Ради приличия он снова спросил, не хочет ли сосед присоединиться к нему, уже зная ответ. — Может, в другой раз, — Селя виновато поджал губы. — Ты сказал это уже в пятнадцатый раз за эти два с половиной месяца. Я считаю. — Женя не злился на друга. Он прекрасно понимал, что они разные и каждому своё. Он разозлится, однако, если после Нового Года увидит соседа без единого засоса на шее. — Ладно, не жди меня, приду под утро. Ну, ты знаешь. — Давай, — задумчиво отозвался Селя, когда хлопнула дверь. Он отвернулся от стола, сбитый с толку словами Жени. Почему это он решил, что Селе нужно потерпеть? Он не ошибся — Вселен действительно хотел, чтобы поскорее наступило двадцать восьмое декабря, день последнего зачёта, после которого можно будет уехать домой. В город, где Марс был из плоти и крови, а не хрипловатым голосом в динамике. Да, он был прав, но нельзя же так нагло лезть в чужие дела! Взял и взбаламутил меня, этот Женя. Селя нашёл глазами книжку со сказками, которую он так и не удосужился начать читать. Она лежала на подоконнике, покрытая пылью. Он взял её в руки и аккуратно открыл на последней странице с содержанием. На заднем форзаце было что-то написано. Что-то, чего он раньше не видел. «Селя, я искренне надеюсь, что Москва станет для тебя вторым домом. Ты заслуживаешь всего, о чём мечтаешь. Я очень рад за тебя. Твой друг Марс.» Вселен перечитал строчки несколько раз, чувствуя, как внутри всё больше разрастается тоска, смешанная с желанием. Желанием наконец-то разобраться в том, что витало между ними, незримое, но очень ощутимое. А сейчас я просто куплю билет на поезд.