Игра в молчанку

      В гараже где-то на окраине Сеула царит тишина, тёмная и отравляющая, от которой мурашки бегут по коже, хотя, кажется, ничего особенного не происходит. Только из последних сил работающая лампочка продолжает мигать над головой, издавая треск и напоминая, что мы всё ещё тут, на Земле, а значит нас окружают люди, самые настоящие; забавно было осознавать, что чудовища здесь вовсе не они.       Я вряд ли сосчитаю, сколько прошло времени с нашего приезда сюда: десять минут? двадцать? тридцать? два часа? Я вряд ли припомню, когда мне в последний раз было так тошно от самой себя. Я главная причина всего происходящего. Я главная причина сумасшествия СуЁн. Я главная причина смерти ХоСока.       — И почему же вы не прирезали меня тогда, учитель? — усмехаюсь. Эти истории, рассказанные Пак, всё расставили по своим местам так просто и быстро, что я почувствовала себя дурой на секунду. Находиться бок о бок со всеми этими людьми несколько лет, отравлять их жизни, а потом удивлённо хлопать глазками и гадать, почему же жертвой стала я. — Это было бы заслуженно, нет разве?       — Было бы, — совершенно спокойно соглашается СонСик. — Но ты выглядела такой жалкой, когда от одного взгляда на меня грохнулась в обморок, что добивать тебя ножом казалось слишком простым. Ты бы, Пак ЧеЁн, всё равно ничегошеньки не усвоила. Считаю, — прищуривается он, улыбаясь по-старчески мило и вынуждая меня поразиться такому профессиональному двуличию, — это даже к лучшему, что умрёшь ты чуть позже. ДжиСу хотя бы получила твои извинения, — ловлю боковым зрением испуганное лицо Лисы, по-прежнему сидящей у ящиков. Не представляю, насколько тяжело и страшно ей, настоящей жертве обстоятельств. Она всё ещё волнуется за меня, постоянно проверяет мою реакцию на каждое слово преступников, но я уже давно не испытываю ни намёка на отчаяние или панику. Всё происходящее кажется мне абсолютно заслуженным и честным. Я пожинаю то, что посеяла когда-то. Данному принципу меня учили с детства, и это исключительно моя вина, что я не следовала ему, будучи уверенной в своей неприкасаемости. Только вот незадача — эту самую неприкасаемость с собой в могилу не заберёшь.       — Легко во всём винить детей, верно? — отзывается ТэХён вроде бы тихо, а вроде бы до того громко, что взрывной волной его голос отдаётся в наших головах. — Силёнок на мать ЧеЁн не хватило, решили отыграться на дочери?       — Заткнись, щенок, — шипит Чхве, занося руку назад, но почему-то тут же останавливаясь. Дышит тяжело и прожигает взглядом рядом стоящего Кима, а я поверить не могу, что он, похоже, до сих пор на моей стороне. — Тебе-то, влюблённый дурак, откуда знать, что я чувствовал, а? — вдруг насмехается тот. — Такие богатенькие мальчишки и девчонки, как ты, Ким ТэХён, или как ты, ЧеЁн, с давних времён портите жизнь хорошим людям, например, ДжиСу, потому что в жизни всё уже попробовали, а хочется чего-то остренького. А потом из вас вырастают всякие горе-адвокаты Пак ЧеХа, защищающие не тех, кого нужно, и вы, чёрт возьми, всё ещё продолжаете портить жизни людям! Разве мир не станет хоть немного чище, если в нём не появятся очередные детали бюрократической машины на высоких постах, желающих задавить невинных внизу?       — Мы не становимся такими по собственной воли. Мы лишь продукты своего времени и полученного воспитания. И мы стараемся исправляться. Мы падаем, встаём, учимся ходить заново, становимся новыми людьми и, в конце концов, понимаем, что сделали не так и приносим свои извинения. Но почему мы, почему ЧеЁн должна искупать грехи, совершённые её семьёй? Это честно? — выпаливает Ким на одном дыхании.       — Моя мама совершала ошибки, — слово беру я. — Я признаю! Признаю, что она… она ненастоящий адвокат. Она не помогала тем, кому это было действительно нужно. Она старалась утопить свою боль от потери, — как же сложно говорить об этом, признавать, — от потери мужа в деньгах, в боли других людей. Я была брошена ей. Брошена на долгое время. Мы жили под одной крышей, но каждая сама по себе. В это время я просто забыла, что значит любовь, человечность. Забыла так же, как и она. И мы обе оступались. Серьёзно, очень серьёзно, и уверена, она помнит каждую искалеченную своими необдуманными действиями судьбу как и я. Мы можем только извиняться, потому что время не повернуть вспять. Но если вы исполните задуманное. Если вы убьёте меня, оправдав это местью, чем будете лучше нас? А если ещё пострадает и Лиса, — я указываю на подругу, большими глазами цвета кофейной гущи, смотрящую на меня, а затем на учителя физкультуры. — Чем она это заслужила? Лиса — самый светлый человек, которого я встречала, — улыбаюсь ей ободряюще, давая знать — всё в порядке, мы выберемся. — Она не участвовала ни в каких травлях. Она только перешла к нам. Лиса точно не заслужила вашего гнева.       — До чего же красиво сказано. Жалко только, что долго, — Чхве СонСик показательно зевает, а я словно теряю что-то. Надежду на понимание? Веру в то, что мои друзья останутся целы? Не знаю. Просто внутри с треском надламывается, разваливается на мельчайшие частички душа, и чувство опустошения разливается по венам, как красное вино из разбитой бутылки растекается по полу, оставляя заметные багровые следы после себя. — Не переживай, ЧеЁн, Лалиса Манобан не пострадает, — мужчина подходит к иностранке чуть ближе и легонько щёлкает по носу.       — Не трогайте её, — предупреждающе скалюсь, чувствуя тэхёнову руку на запястье. Он вновь пытается тормозить меня, не совершать оплошностей, которые могут стать роковыми. Но я в любую секунду готова кинуться к Цветочнику и вцепиться ему в глотку, лишь бы не позволить навредить однокласснице.       Пересекаюсь взглядом с СуЁн. Лампочка снова мигает.       Брюнетка совершает рывок по направлению к СонСику, и ни мы, ни он не успеваем отследить тот момент, когда из-за его спины, из кобуры, видимо, всё это время скрывавшейся позади Чхве, девушка вытаскивает пистолет и направляется на нас.       — Пак СуЁн!       — СуЁн!       — Пак! — три наших крика смешиваются воедино, и Лиса начинает плакать, в панике забиваться подальше к стене, всё ещё смотря на нас с ТэХёном с безграничным переживанием.       Одна секунда. И преступник Чхве уже на нашей стороне. Он не против нас, а бок о бок. Стоит под дулом пистолета собственной ученицы рядом со мной, и больше не сквозят его речи и действия тем пафосом, который был в нём до сего момента. Всё наверняка планировалось иначе. Это он должен был торжественно вытащить оружие и совершить выстрел. Это он должен был контролировать, а не находиться под контролем.       — СуЁн, не глупи, — ТэХён прикрывает меня, но я не собираюсь прятаться за живым щитом, тем более, перед Пак. Раз ДжуХён сказала, что у меня достаточно гордости и смелости, значит, я действительно выглядела таковой в её глазах. У СуЁн личные счёты со мной, так пусть наконец выскажет всё лично мне, не пытаясь вонзить нож в спину.       — Опусти пистолет, — СонСик стоит на месте, кажется, чуть поодаль от меня. Прячется, трус. — Дорогая, давай-ка без глупостей. Оружие детям не игрушка.       — Закройтесь, учитель, — громко и вальяжно произносит та, обхватывая ствол крепче. — Я в детстве на стрельбу ходила, умею играть с ним получше вас. А ты, ЧеЁн, ничего не скажешь?       Пожимаю плечами. Она ждёт извинений? Жалости? А может, признания, что она лучше меня?       — И что же ты хочешь услышать?       — Почему ты никогда не защищала Джой так, как Манобан? — Лалиса закусывает губу, как только слышит своё имя, а я вновь чувствую нарастающую тревогу, заставляющую зубы стучать. Ответ у меня готов, но СуЁн к нему — вряд ли. Страх за то, что пуля в любой момент может рассечь воздух и оказаться у меня между глаз, либо в груди, стоит комом в горле. Сейчас в затылок дышит настоящая смерть, но я уже точно не упаду в обморок от страха и не потеряю голос от потрясения. Надоели эти кошки-мышки. А что делают с надоевшей игрой? Верно, её заканчивают.       — Потому что я пользовалась Джой…       — Что ты творишь? — шепчет Ким, а Лиса прикладывает палец к губам. Только учитель молчит и довольно облизывается. Ну конечно, что может быть лучше, чем выполненная за тебя грязная работа?       — Пользовалась? — у СуЁн трясутся руки, и я замечаю, как постепенно её мишенью становится моё сердце.       — Да, пользовалась. Пользовалась тем, что она директорская дочь. Иметь такую в статусе подруги ведь очень приятный бонус, — улыбаюсь, вынуждая Пак положить палец на курок. Ну уж нет, дослушай до конца, дорогая. — А она в свою очередь пользовалась мной. Сбегала из дома и жила у меня, когда это было нужно. Свой статус подкрепляла словами «Я подруга Пак ЧеЁн, забыл?» Это я помогла прожить ей всю старшую школу в одной из главных ролей, а не массовки. Я, Дженни, Джой, СыльГи — мы помогали друг другу чувствовать себя нужными, но это не дружба и никогда не была, поэтому и со своими проблемами каждая справлялась сама. Нам просто было удобно.       — Мне не было! Мне не было удобно!       — А ты и не Джой, — сужаю глаза, делая шаг вперёд. — Ты, Пак СуЁн, не путай. Тебе не было удобно, что Джой подавляла тебя. Тебе не было удобно, что не ты главная личность. Тебе не было удобно, что, по сути, тебя вообще никогда не существовало.       — Закрой рот! Это твоя вина, что я стала такой!       — Да будет тебе, СуЁн, — я снисходительно улыбаюсь глупой Пак. — Признай себе наконец-то, что ты всего лишь результат детской травмы Джой. Ты результат болезни, а не моих действий. Если виновата я, то почему же, интересно, после меня страдали СыльГи и ЙеРим? Почему ты своими руками столкнула с лестницы свою лучшую подружку Дженни? Может, потому что тебе и правда нравится уничтожать всех, кто перешёл тебе дорогу? До отца, который неоднократно проявлял физическое насилие, ты фиг дотянешься, его так просто не уничтожить. А школьников, почему бы и нет? Тем более, когда учитель прикрывает, — перевожу взгляд на мужчину, получая в ответ уничижительный взгляд. — Учитель Чхве, вы трус. Я только сейчас поняла. Минут пять назад считала себя действительно виновной перед вами, а сейчас осознала, что вам просто удобно прикрываться моим прошлым. Вам обоим.       — Ты запустила это всё, ЧеЁн, — отвечает СонСик.       — А где были вы, когда моя мать засаживала вашу сестру?       — Что? — на морщинистом лице мелькает недопонимание. Попался.       — Посадить человека на год. Не несколько месяцев и год условного срока. А весь год. Это крайняя мера, которая возможна лишь при условии… — я смотрю ему в глаза и не могу поверить. — При условии, что её никто не защищал.       — Это ложь, — цедит Чхве сквозь зубы.       — Нет, нет, нет, я же знаю, как это всё работает, — я мотаю головой, сама для себя собирая всё в единый пазл. — Я знаю, как работает суд. Мать ДжиСу не могли посадить, если бы у неё был адвокат, хоть немного заинтересованный в её деле. Я не говорю даже о профессионале за миллионы вон, я говорю просто о человеке, который бы работал специально на вас. Лишь при условии, что не было никого, кто мог попытаться защитить вашу сестру или обжаловать приговор и побороться за её свободу, она могла попасть в тюрьму.       — Ты ничего не понимаешь, — учитель двинулся на меня. — Мы не могли и слова сказать против твоей суки мамаши!       — Не могли или не пытались?! — я повышаю голос, сжимая кулаки. — Я права! Я знаю эту вашу реакцию! Я права в том, что вы позволили государственному адвокату защищать госпожу Ким! А когда ей вынесли приговор, вы и мизинцем не двинули, чтобы вытащить её!       — У нас не было денег!       — Апелляционная жалоба бесплатна! Какая бы власть не была у моей матери, одной вашей жалобы хватило бы для пересмотра дела и смягчения приговора! Вы что, только со временем поняли, что наделали?       — Я наделал?! — взревел СонСик.       — Если бы у вас в досье была приписка о связи с заключённой, вас бы не приняли в «Сангун» так просто. Вы скрывали то, что связаны с госпожой Ким, — конечно, вот и ответ. — Вы не помогали ей, потому что хотели оборвать все связи. А узнав, чья я дочь, решили переложить свою вину на меня. Ты, — я оборачиваюсь к СуЁн, — погубила стольких, но обвинила меня, потому что никогда не сможешь назвать себя монстром. Вы, — я вновь обращаю взгляд на тяжело дышащего учителя, — решили, что если сейчас отомстите за приговор моей матери, снимите с себя вину за то, что оставили сестру тогда, — я перевожу взгляд с одного лица на другое. Пак трясёт. — Вы думаете, что моя кровь поправит ваши ошибки, но вы виноваты. Виноваты не меньше меня.       — Закрой рот, — шепчет СуЁн, а я хочу вынести приговор нам троим вместо преступников, желающих этого так сильно.       — Монстр не я. А мы!       — Нет! — взвизгивает брюнетка, и я слышу выстрел. Толчок в бок, падаю на пыльный холодный пол, но справа жжёт. Плечо? Живот? Грудь? Больно. Всё плывёт перед глазами. Слышу бег. Учитель пытается сбежать? Снова выстрел. Куда? В кого? Хриплый крик. Подстрелили Чхве СонСика.       — ЧеЁн, смотри на меня, прошу, — тёплые руки обхватывают лицо, и я вижу ТэХёна, такого родного.       — Мне так жаль, — я чувствую слёзы, но не от боли. — Я ужасна.       — Всем лежать! — полиция. Вижу только тяжёлые высокие ботинки перед лицом, много всего, помещение заполнено действиями, словами, криками и шумами. Но пока я вижу глаза Кима, всё в порядке, мне спокойно.       — Не-е-ет, — в его глазах я вижу блеск слёз. — Мы попали туда, куда не должны были. Но в этом нет твоей вины. Ты давным-давно всё искупила. Прости, что не смог прикрыть.       — Ну ты и дурак, — слабость всё сильнее. И боль тоже. — Если бы ты меня не оттолкнул, я бы с тобой сейчас так не болтала.       — ЧеЁн, — узнаю Лису, но уже толком ничего не вижу. — ЧеЁн, тебе помогут! Только не умирай!       — Куда-то справа… попали…       — Врачи уже идут сюда! — я лежу у ТэХёна на коленях, а Лиса держит меня за руку. Шум в ушах усиливается, и я чувствую, что начинаю засыпать. Никаких сожалений, никакой боли. «Их арестовали». Уже не понимаю, чей голос. Вообще ничего не понимаю.       Вспышка.       Вижу перед собой ХоСока. Я скучала.       — Ты выиграла, — он улыбается привычно широко и по-мальчишески несерьёзно.       Только открываю рот, как вдруг снова вспышка. Пиканье аппарата. Больничного. Боль в области плеча. Я жива. ТэХён и Лиса тоже. Получается, я и правда выиграла?