Вот и ты...

      Она была из тех людей, у кого в первую очередь мерзнут пальцы. И плечи. Поэтому она нередко накидывала на плечи платок – так делают женщины в возрасте, потому что чем старше становишься, тем сильнее мерзнешь. Как будто смерть дышит тебе в спину все сильнее с каждым прожитым днем.       Сейчас плечи согревала толстовка. Пальцы – стаканчик карамельного латте, купленного в кофейне рядом. Горячий, сладкий, расползающийся бархатом на языке – она ничего не могла поделать со своей любовью к кофе. И к карамели.       И к ней.       Карамель придавала горечи кофе очарование. Она придавала очарование всей ее жизни.       «Я откладываю деньги» - написала она зимой.       «Я купила билет» - написала она неделю назад.       «Встречай меня на вокзале в 13:10. Если купишь мне кофе – я тебя расцелую» - написала она прошлой ночью.       Время было 12:43. Она смотрела на часы каждую гребаную минуту. Стрелки как будто смеялись над ней, отказываясь двигаться быстрее. На небе собирались серые тучи, как будто желая все испортить. Тяжелые, словно губка, которую едва вытащили из воды – они готовы были пролиться дождем в любую секунду.       Для середины июня погода была слишком противной. Как осенью. Когда прошло бабье лето, вдарили дожди, сырость и лужи. Вот и сейчас – лужи, промокшие насквозь кеды, толстовка и заледеневшие пальцы, давно напрочь сбитые о струны гитары. От холода или от волнения они заледенели – кто их поймет. Кофе уже слишком остыл, чтобы спасти их от холода. И на вкус стал противнее некуда.       Тяжело вздохнув, она бросает на наручные часы еще один взгляд, полный надежды, - 12:50 показывают они, - и встает, направляясь к окошечку кофейни. По дороге отправляет стаканчик с противным остывшим напитком в урну. И покупает еще один кофе, который тут же пьет, стоя прямо у окошка. Взгляд прикован к тяжелой двери по ту сторону дороги – двери вокзала, из которой вот-вот должна выйти она.       То сообщение ведь ей не приснилось? Если она сейчас проснется – это будет вообще не смешно. Ну совсем.       Часы на руке насмешливо тикали, двигаясь со скоростью девяностолетней старушки с тростью, пальцы крепко сжимали стаканчик с кофе – но даже горячие стенки стакана не согревали пальцы. Только обжигали замерзшую чувствительную кожу, вызывая желание и этот стаканчик отправить в урну, вслед за остывшим предшественником.       Зато на вкус, как напиток из райского сада.       Когда старушка-стрелка наконец доползла до 13:03, она наконец допила свой кофе и подошла к окошку кофейни за третьим – уже не для себя. Молодой рыжий парень с усыпанным веснушками носом тепло улыбнулся ей, как родной, сделал еще одно кофе и сказал «До встречи», явно намекая на то, что за последний час она была здесь больше раз, чем кто-либо до нее.       13:10. Часы начинают идти быстрее, словно назло. Двери не двигаются. Ладошки, сжимающие горячий стаканчик, начинают потеть. Теперь им тепло. И по спине мурашки. Коленки трясутся так, словно она снова на сцене, снова ведет это чертово «Шоу талантов» в детском лагере.       Из-за тяжелых дверей начинают выходить люди. Сразу гурьбой, с сумками, с детьми, толпой. Она стоит и высматривает темноволосую макушку, проклиная забытые дома очки, привстает на носочки, кусает губы и, наконец, видит. Видит знакомую по фотографиям и рисункам фигуру, видит бежевый пуловер с рукавом три четверти, видит небольшой черный рюкзачок и дорожную сумку – черную, с ярко-красной полосой и несколькими брелками. Фигура оглядывается по сторонам, останавливает взгляд на ней и, кажется, улыбается – трудно утверждать издалека.       Скрывается в переходе.       Глянув на стаканчик кофе в своей руке, она направляется к переходу с другой стороны, чувствуя, как походка немного пружинит от нетерпения, искусанные губы немного саднят, пальцы подрагиваются, а маленький, сделанный своими руками подарочек как будто бы обжигает спину, покоясь в рюкзаке.       Она выходит из перехода. Даже красивее, чем на фото, чем во всех мечтах и снах. Невысокая, но явно чуть выше нее, элегантная. Притягивающая взгляды. Словно другая. Не отсюда. Она чуть улыбается – и вблизи ее улыбкой можно растопить снега Арктики. Глаза сверкают ярче любых драгоценных камней.       А сердце пропускает несколько ударов и сбивается с ритма. С дыханием творится что-то странное. Кончики пальцев чешутся от желания коснуться и убедиться – не сон, не бред. Вот она – абсолютно реальная, стоит, улыбается, чего-то ждет. Как будто дает рассмотреть себя – а заодно рассматривает сама. Становится неловко за кеды, толстовку, рыжий пучок на голове, за потертые джинсы, старенький рюкзак. Хочется закрыться руками и сбежать домой – переодеться.       Но она продолжает улыбаться, кажется, ничуть не разочарованная. Подходит. Смотрит чуть сверху – вблизи разница в росте заметнее, чем издалека. И весело подмигивает, тут же сбивая на нет всю нервозность, все страхи, все сомнения, все, что царапало грудную клетку, мешая дышать.       - Вот и я, - мягким голосом говорит она, протягивая руку и переплетая их пальцы.       - Вот и ты, - ответная облегченная улыбка, протянутый стаканчик кофе и долгие объятия. Запах поезда, мягких духов, пыли, совсем немного чернил. И бумаги. И кофе – обычного черного и карамельного латте. Одним пахло из стакана, другим – от нее самой.