А что, по-твоему, есть любовь?

Очень душно. Просто невыносимо душно. Малии иногда кажется, что в Калифорнии никогда не перестанет быть жарко. Поэтому Хейл лежит в обтянутой лишь джинсовыми шортами задницей прямо на полу. Вечером воздух становится чуть прохладнее, и Скотт всегда открывает дверь небольшого балкончика. Он знает, что Малии так нравится. МакКолл открывает бутылку пива, достав ту прямо из маленького холодильника, который работает из последних сил. Делает быстрые и ненасытные глотки. В автомастерской и так сквозит сильно, поэтому Скотт предпочитает отлеживаться после работы на мягком диванчике с обшарпанной обивкой. Малия прикладывает донышко стеклянной бутылки ко лбу и выдыхает так, словно только что перенесла разрядку. Скотт видит, как какая-то бедная мошка уже в десятый раз ударяется о единственную горящую лампочку в комнате, которая мигает каждые пятнадцать минут. Наблюдать за этой мошкой доставляет ему какое-то непонятное удовольствие. Может, потому что наконец-то он наблюдает за чьими-то глупыми и бессмысленными попытками, а не за своими. Малия же в это время прикрывает глаза и проходится пальцами по смуглой коже подтянутого живота, вытирая проступившие капли пота, которые из-за той самой единственной лампы выглядят довольно привлекательно. МакКолл следит за руками Хейл и нервно сглатывает. Даже приподнимается немного на локтях, чтобы разглядеть девушку получше. Но потом чувствует, как гудят его ноги, как ноет спина, и, оценив ситуацию, рушится обратно на диван. Он кончиком языка слизывает капли пива с губ и потирает трехдневную щетину ладонью, продолжая пялиться на лампочку. Хейл лопатками утыкается в деревянный трещащий пол и приподнимает ноги, образуя прямой угол. Ни градусом больше или меньше. Она чувствует, что воздух наверху по-прежнему теплый, хоть уже и не такой горячий, каким был в обед. Она опускает ноги обратно, почти приехав МакКоллу по кривой челюсти, отчего тот невольно бросает: — Чёрт, Мал. Не пытается извиниться, даже не вглядывается в его такие приятные черты лица. Смотреть в его карие уставшие глаза становится с каждым днём всё невыносимее скучно. Скотт переворачивается на бок, укладывает пустую бутылку куда-то за диван, утыкаясь в подушку щекой. Кончиками пальцев тянется к майке Малии, скользит ими и задирает её чуть выше. Пальцы у него холодные, он проверял. Чёртит круги вокруг её аккуратного пупка. Сначала один маленький и другой побольше вокруг первого. Петляет, достигая рёбер, проходится по ним, словно по клавишам пианино, которое стоит у них в квартире. МакКолл играл когда-то, пока один придурок не отдавил ему пальцы капотом тачки, которая оказалась краденой. Мурашки бегут по её коже, и МакКолл это видит. А еще он видит, как Малия улыбается от его прикосновений, дрожью заливается. Ей просто приятно чувствовать холод на коже, не больше. Она просто благодарна, что он понимает её и делает, как лучше. Парень смеётся тихо и откидывается снова на диван. Лежать на щеке — неудобно. Он видит, как глупая мошка упорно (до сих пор) продолжает биться о разогревшееся стекло. Улыбается из-за этого ещё шире. — Я люблю тебя, — произносит он нежно. Так же приятно, как мёд разливается по стенкам раскрасневшегося из-за болезни горла. — Это не любовь, — скрипит она связками куда-то в потолок. Скотт привык к её странным выходкам и не менее странным словам. Он просто усмехается, и не отдав должного внимания тому, что она не ответила ему «и я тебя», спрашивает: — А что, по-твоему, есть любовь? Малия понимает, что завела не самую лучшую тему для разговора. Вечер. Они оба устали. Она могла просто промолчать. Но кто-то ведь должен открыть Скотту глаза, так? — То, что ты чувствуешь, — начала она издалека, пытаясь сформировать все мысли, роящиеся в голове в один цельный кусок, — я чувствую это тоже. Бабочки в животе, непреодолимой желание поцеловать тебя, дотронуться до тебя, чувствовать тебя — это я чувствую. Мне нравится проводить время с тобой, мне вполне нравится делить с тобой свой ужин и жить в одной квартире, просыпаться в твоих объятиях — тоже очень круто. — Но? Есть же «но», ведь так? Оно всегда есть, — уже тише произносит он. — Любовь — это что-то выше. Ты видел здешние небоскребы? Согласись, они куда выше наших пятиэтажек в Бейконе? МакКолл понимающе кивает. — Но ты же знаешь, что есть что-то еще выше? То, до чего ты не можешь дотянуться, на что не можешь взобраться и потрогать. — Звёзды, например? — уточняет Скотт. — Возможно. А может, и ещё выше, — уже загоревшись своей идеей продолжает Хейл, — то, что между нами сейчас — это небоскреб. А любовь — это ещё выше. МакКолл серьёзно задумывается и начинает вспоминать, когда же всё перешло ту черту. Когда он сделал, или кто-то другой сделал что-то, что Малия начала сравнивать чувства — с небоскрёбами, а любовь — с чем-то выше. Устремив взгляд на мигающую лампочку, он понимает, что опять забыл зайти в лавку к Рейкену. Поэтому теперь свет мигает нервно, будто в преддверии чего-то ужасного. — Ну, а что я могу сделать, чтобы мы взлетели выше небоскрёбов? — решает добить эту тему Скотт. Он знает, что это не изменит ничего. Они не расстанутся завтра, она не выгрузит все вещи из шкафа в сумку. Она не поедет к отцу в Аризону. Всё будет как прежде. Они будут смотреть вместе фильмы после работы, засыпать после того, как займутся любовью (или как её теперь называть?), принимать утром душ вместе, и вечерами Скотт будет пялиться на мигающую лампочку, а Малия отворачиваться от него, чтобы не встретить его скучающим взглядом. — Ты ничего не можешь сделать. — Как это? — Читал «Ромео и Джульетту»? — Ну да, — отвечает он, будто прочтение «Ромео и Джульетты» — это само собой разумеющееся дело. — Они там в конце оба погибли. — Это было глупо, на самом деле, — вклинивается он, а лицо Малии начинает сиять, будто целью всего этой её идеи — было услышать от МакКолла эту фразу. — Именно! Ты думаешь, что это было глупо! Поэтому то, что ты чувствуешь, — это не любовь. — По твоему, любовь — это бессмысленно приносить себя в жертву? — Смысл был. Они сделали это во имя их любви. Любовь — это не бабочки в животе, не дрожь по телу, не мурашки по коже. Ты свою жизнь не должен без меня представлять, понимаешь? МакКолл поднимается с дивана, точнее усаживается на него своей пятой точкой и начинает внимать: — Ты не должен даже мысли допускать — что мир, без меня в нём, хоть как-то может существовать. — Слишком жестоко — не находишь? — сложив руки в замок, спрашивает Скотт. — Ну ладно, — она, кажется, понимает, что они не в очередной трагедии Шекспира, — ты можешь пообещать мне, что, если я умру, ты больше никогда никого не полюбишь? Ты можешь мне такое пообещать? Я даже не уверенна, что ты можешь вслух такое произнести, — последнее предложение она уже произносит про себя, боясь реакции Скотта, — Если коротко (если ты меня любишь) — тебе нужна только я. И если меня нет, то тебе ничего больше не нужно. Парень принимается обдумывать ответ на вопрос Малии. Та в свою очередь усаживается на пол и прикладывается лопатками к дивану. Тянется на пачкой легких сигарет, лежащих всегда на тумбочке. Поджигает кончик свертка и начинает медленно втягивать в себя дым. Когда она делает очередной выдох, то понимает, что не услышит от МакКолла ответа и решает сделать это сама: — Нет. Правильный ответ на мой вопрос — это «нет». МакКолла пронзает чувство вины. Он понимает, что Малия права. Он и Эллисон нередко говорил о том, насколько сильно любит её. Но это не помешало им расстаться год назад. Арджент тоже любила утыкаться носом ему куда-то в шею и шептать, что бесконечно любит его. Теперь же она живёт где-то в одном из небольших уютных городков во Франции. Кажется, собирается замуж за какого-то известного французского дизайнера. Стайлз показывал ему приглашение на свадьбу. МакКоллу она, естественно, такое не выслала. Ему оно и не нужно. Потому что он теперь с Малией, которую любит. — Всё в порядке, — шепчет Хейл и улыбается, затылком прижимаясь к колену Скотта. Она понимает, что делает ему больно. Понимает, что это нечестно, говорить такое. Поэтому хоть раз в жизни, она решает поступить, как нужно. Поступить, как правильно. — Я тоже тебя люблю. МакКолл оставляет поцелуй на макушке девушки и отправляется в душ. Малия встает с пола и прикрывает дверь балкончика. Она чувствует, что воздух остыл, и наполняет им свои лёгкие. Выбрасывает окурок сигареты на улицу через открытую форточку. Ногой, даже не заметив, наступает на мёртвую мошку на полу. Прямо перед тем, как лампочка, не выдерживая, всё же перегорает.