— Камень здесь пропитан магией. Это место видело тех, кто жил задолго до нас. Он сам словно живой
Голос леди Морриган и ее слова кстати пронеслись в голове Вестника. И он был согласен с нею.— Это место стало для меня домом.
С улыбкой ответил он ей в тот раз. Ответил бы также и сейчас. Он оставил Каллена и Блэкволла, с которыми прибыл, еще в конюшне. Никто не сказал Вестнику слова против, когда тот вручил Ренье поводья своего коня и вышел на улицу. — Давайте разделимся и осмотримся, — лишь сказал он тогда. Он знал, что Блэкволл еще оставался неподалеку от лошадей. Скорее всего обыскивал второй этаж здания, которое когда-то было его пристанищем. Каллен наверняка уже отправился искать оставленные в крепости бумаги старого архива Лелианы. Раньше брошенные за ненужностью, теперь они были необходимы. Позже, знал Максвелл, он найдет своего друга в бывшей ставке командования или в его старом кабинете, в одной из прилегающих к крепостным стенам башен. Когда ветер только затих, Тревельян рискнул снять с головы капюшон. Прятаться от кого-либо в этом месте не имело смысла. А чтобы отразить внезапный удар, лучше не создавать препятствий для слуха. Он взошел по каменной лестнице, выходя к прежней тренировочной площадке.— Щит держи выше, — недовольный бас Железного Быка громовым раскатом раздается в голове. Кунари делает шаг назад и переступает с ноги на ногу. Максвелл ясно, будто это все происходит прямо сейчас, видит как Крем хмурится, но выполняет приказ своего капитана. Наемник поднимает одолженный гвардейский щит выше, а Бык, пожав плечами, наносит очередной удар…
И вновь тишина и пустота. И никого, кроме Максвелла, здесь нет. Он стоит здесь один, а видение, что предстало его глазам, исчезло в одной яркой вспышке, стоило только моргнуть глазам.— О, здравствуйте, Милорд, — бодро, едва застенчиво, говорит ему гномка, встречая его у входа в Скайхолдскую таверну. — Хардинг, — улыбается он в ответ, — давно вы прибыли? — Только час назад, — она осекается, — После Крествуда было тяжело, вы знаете. И он знал. На один из ближних к границе территории лагерей, напали мертвецы, которые выбрались прямо из озера. Он помнил, что его отряд оказался рядом по случайным обстоятельствам, когда услышал звуки боя. Когда он подоспел, из разведчиков в живых остались лишь трое, но двое скончались от ранений уже к следующему утру. Нитка Хардинг, из соображений безопасности, провела следующую неделю в деревне, пока не вернулась на свой пост с новой командой. Тревельян помнил об этом. И не переставал удивляться, почему женщина еще оставалась с ними…
Рыжая, веселая и добрая разведчица растворилась в дымке воспоминаний. Перед мужчиной ясно находилась массивная деревянная дверь с крепко прибитой вывеской:«Приют Вестника» Все, кто устал, входите смело, Чтоб отдохнуть душой и телом. Всегда всем рады и нальют В таверне «Вестника Приют»
Пусть он уже давно и не Инквизитор, обязательств Вестника с него так и не сняли. Пусть официально Тревельян и был объявлен мертвым — это место всегда будет готово принять его. И пусть от холода оно и не сможет избавить его, пусть погас огонь в камине уже давно — эти стены согреют его душу, а это главное. Правой и единственной рукой он берется за ручку. Чтобы открыть дверь, пришлось толкнуть ее плечом. Позже он уже увидел, что мешала ему свалившаяся сверху балка, которая теперь окончательно упала на пол. На улице был ясный день, а потому свет, который еще проникал сюда, лишал обстановку всякой мрачности. Но пыль, что летала в воздухе и мешала глубоко вздохнуть, громкий скрип досок под ногами и пустая барная стойка кричали о запущенности этого заведения. Последний посетитель ушел отсюда уже два года назад. Таверна, с досадой, неизбежно была закрыта и покинута вместе со всей крепостью. Зайдя за невысокую, оборудованную специально для гнома, стойку, Тревельян низко нагнулся. Ему пришлось вслепую протянуть свою руку, но все же он сумел, на ощупь, найти бутылку припрятанного антиванского бренди. «Редкий», — подумал Максвелл, рассматривая надпись на бумаге, что была крепко обернута и закреплена на бутылке бичевкой. Он поставил бутылку на стойку. Осталось лишь только придумать, как открыть ее одной рукой. Впрочем, у разбойника еще доставало и ловкости, и хитрости, чтобы с этим справится. Пусть ему и по требовалось потерять на это десять минут. Чуткий нос очень скоро уловил, чуждый морозу и пыли, запах сухих фруктов с едва уловимыми нотками дуба. Бокалы здесь найдены не были. Даже старой кружки не нашлось, пусть и пить из нее было бы варварством. Потому, первый глоток, без стеснения, он сделал прямо из горла.-…Вот потому, милорд, когда приезжал посыльный из Денерима, он и рассказал. Его жена, говорит, служанка при самой королеве Аноре. Кабо пересказывал Максвеллу последние слухи, которые ему довелось услышать за эту неделю. Уверенно гном раздавал, подходящим к столу, все новые кружки, пивом наполненные до краев. Несмотря на большое количество людей здесь, немногие сейчас переговаривались. А если и говорили, то как и инквизитор с барменом — приглушенным голосом. Потому что первенство сейчас было за Варриком Тетрасом, который уже захватил общее внимание, рассказывая одну из многочленных историй о своем друге, Защитнике Киркволла…
Столы были придвинуты к стенам, а половина стульев вынесены. Пересекая зал, Максвеллу пришлось обогнуть дыру, что уже была пробита прямо по середине дощатого пола. Прямо там, где Мариден, по вечерам, исполняла свои песни, а то и просто играла на лютне к удовольствию слушателей. Вестник поднялся по лестнице, ощущая фруктово-пряное послевкусие на языке. На ум приходили мысли об Антиве, которую он посещал совсем недавно. Инкогнито, разумеется. В это время года там было тепло, совсем не так, как в Ферелдене. Запахи цитрусовых деревьев наполняли воздух, смешиваясь с солоноватым ароматом морской воды. Ферелден же, имея свое собственное очарование, после Антивы пах согласно широко известной в Орлее поговорке. Максвелл усмехнулся, делая новый глоток. Сладкий вкус напомнил ему о Жозефине. Не о той, что сейчас находится за морем, решая вопросы морской торговли вместе со своими братьями. Он вспомнил время, что они проводили здесь, в величественных стенах замка. Как весело и невинно смеялась эта женщина, привыкшая быть эталоном элегантности, вежливости и дипломатии. Очередной глоток. Он прошел мимо столиков второго этажа, где вечно заседал мальчик Саттерленд со своей компанией. Они были эффективным отрядом, но вот история образования их роты казалась мужчине немного веселой. Он искренне рассмеялся. Звонко смеясь, с бутылкой бренди в руке, он пришел к двери комнаты, последняя и постоянная обитательница которой уже давно покинула ее. Вот, на приоткрытой двери еще остались засечки от, вогнанных в нее когда-то, со злости, стрел. Вот, раскиданы по комнате мягкие подушки: целые лежат вместе с уже порванными под общим покровом пыли. Меж ними, брошенными, лежат какие-то книги, изрисованные листы бумаги и разбросанные…— Надо бы все же продать их, — заявила когда-то ему эльфийка, указывая в сторону, похищенных с орлесианского склада, форменных штанов. — Ты попробуй, найди тех, кто их купит, — заявляет он, падая на мягкий и низкий диванчик. — Попрошу пошушукать друзей. Штаны всегда кто-нибудь да купит. Может, даже в вашей Разынквизиции они кому-то нужны! Девушка ходит от одного конца комнаты к другому, делясь планами и увлеченно размахивая руками. — Если найдешь такого человека, то скажи, — улыбается он, — мне как раз нужно бы продать коллекцию пустых бутылок… — Зачем ты вообще их собирал?
Грустно улыбаясь, он делает новый глоток. Сладостью перебить грусть до конца не получилось. Он правда сильно скучал по всей своей компании. Может быть отчасти он даже был благодарен Корифею за конец света. Ведь именно ужасные события положили начало лучшему времени его жизни. Времени, которое истекло и теперь выбито на его надгробном камне. Похороненный, но живой. Новый глоток был сделан уже на подступах к лестнице, ступени которой вели к третьему этажу. Не то ступеней было мало, не то эмоции и мысли захлестнули разум, но слишком быстро он оказался на верхнем этаже. Еще немного и он так выйдет на крепостную стену. Может быть даже попробует поискать Каллена. Здесь часто не было людей. Иногда, сверху, перевешиваясь через перила, здесь могли быть какие-нибудь служанки, что сбежали от своих обязанностей, чтобы недолго послушать песни Приветной. Но в темном углу этого этажа, до потолка которого можно было достать, вытянув руку вверх, можно было неизменно встретить одну личность — призрака Скайхолда. Иногда он сидел на полу, подобрав под себя ноги. Иногда, он мог лежать на сваленных в кучу мешках, в то время как широкополая шляпа сползала ему на лицо…Максвелл садится рядом, на пол, сжимая в руках бумажный кулек. — Ты никогда не забываешь, — говорит юноша вместо приветствия, — другие всегда думают о себе, о прошлом, о будущем. Они не видят меня. От них легко уйти, — грустным голосом излагает поток сознания дух. Тыльной стороной своей ладони юноша поднимает съехавший на лицо убор, вдумчивым взглядом глядя будто сквозь Максвелла. Инквизитор же, молча склонил голову, кивком призывая молодого не то человека, не то духа, продолжить. По большему счету Тревельяну не была важна сущность личности паренька. Он — это Коул — его друг, который желает помочь, желает учиться и, сам того не сознавая, нуждается в вере в его силы, поддержке и помощи. — Ты никогда не забываешь, — повторяет юноша, — ты всегда думаешь о других. Букет цветов оставить утром на столе, до того как устало начнет решать проблемы с неваррским послом, — не останавливаясь, Коул уже отводит взгляд от Вестника, смотря прямо перед собой, — уговорить Варрика продолжить повесть для Кассандры во второй раз, потому что последнюю книгу она прочла слишком быстро и теперь вздыхает, расстроенно поглаживая подписанный титульный лист самой первой части. Она думает, что никто не видит. Не знает. А Варрик тайком уже пишет продолжение, хотя совсем не хотел этого делать. Хочет обрадовать. Считает, что все еще виноват. За Корифея, за… Инквизитор молча положил принесенный кулек на колени паренька, вновь возвращая его внимание к себе. — Попробуй, — улыбается мужчина, разворачивая завернутые сладости, — это сушеные финики. Они очень популярны на моей родине. Показательно, он пробует первым сам, чтобы подстегнуть Коула к этому же действию. Тот, кивая куда-то в пустоту, принимает предложение.
— Ты не сказал тогда, что твоя мать угощала тебя в детстве, — разорвал царившую тишину приглушенный, но высокий голос. Максвелл дрогнул, оборачиваясь назад. Юноша стоял сзади. Максвелл даже не слышал и шороха - настолько тихо передвигался Коул. Все еще не до конца принимая видимое за явь, Вестник отвечает, — до того как умерла, да. Делает глоток сам, затем протягивает ополовиненную бутылку бренди юноше. Тот отказывается молча, помотав головой. Облокотившись на перила, Коул свесился вниз. — Что ты здесь делаешь? Давно ты тут? — Вестник делает шаг, подходя уже вовсе не к призраку, но к человеку, ближе. — Я думал, что ты мертв. Все думают, — в голосе ясно звучит искренняя обида, смешанная с облегчением. — Так нужно, — отвечает Тревельян. — Я скучал. До сих пор скучаю, — он снял шляпу, уже новую, и теперь обратил свой взгляд вниз, на пол, — Но ты скучаешь сильнее. Ярче. Больнее. Грустно усмехнувшись, Максвелл поравнялся с юношей. Бутылку он опустил на пол, так и оставив ее там. Теперь они оба стояли у края. — Парень, — он позвал его, заставляя Коула посмотреть ему в глаза. Он встретил ясный, но пребывающий в смятении, взгляд светлых глаз, и продолжил, — пока мы живы, мы будем и должны двигаться вперед. Мы еще здесь, а значит, если закончилась одна история, то начало второй скоро придет следом. Даже если уже не нашей. Потрепав Коула по подстриженным светлым волосам, он обнял того за плечи рукой и повел к выходу. На свежий воздух, дальше от пыли уже оконченной истории и сумерков прошлого. Пора было возвращаться к озаренному солнцем настоящему.