Два мира: соприкосновение

      Сердце грохотал в груди, уши заложило от взрыва и стонов. От боли, льющейся рекой и впивающейся в кожу. Куски мозаики сложились в картину, ужасающе-отвратительную, от которой душа сковалась льдом. Его закрыли в этой психушке, чтобы посмотреть, что он сделает дальше. Они не смогли выследить Днестрова из-за защиты дара, поэтому приказали оставить его одного. Позволили бегать, чтобы он привёл их к себе в сон — укрытие разума. И все эти стоны, все предсмертные вскрики, весь ужас и эта кровь — на его руках. Осколки перед глазами задрожали и покачнулись, однако всё дело было не в потусторонних тварях. Роман желал закричать, но с губ сорвался хрип, дыхание перехватило и горло сдавило тисками.       Рыжеволосый уставился на парня и в ярко-насыщенных голубых глазах отразились белёсые огоньки молний. По телу Романа прошла судорога, он выгнулся дугой и рухнул на койку, как подкошенный. Идя к рыжиму, Днестров был перехвачен и дёрнут за волосы, голова запрокинулась.       Это не он. Это не он. Не он обрушил здание больницы, не он обрёк всех на смерть. Но смерть здесь.       Днестровский дёрнулся сильнее, рискуя остаться без волос, на глазах даже выступили слёзы. В своем сне этот парень не был человеком, а скорее, неким пограничным существом между реальностью и фантазией. В его существе просматривался непостижимый мир тайн и загадок, который он сумел проникнуть, открывая для себя все новые горизонты и возможности. Он обладал силой создавать и разрушать, исполнял желания и мечты, постигал грань между добром и злом. Его воля была неуязвима, его разум знал ответы на все вопросы, а его сердце пульсировало ритмом вселенной.       — Ты полон сюрпризов и я бы не разочаровался, если бы это было не так, — хрипло произнёс рыжий, и боль отрезвила и привела в чувство. Он провёл ладонью по щеке Днестровского, — По нашим законам человека, пережившего соединение миров, ждёт смерть.       Холодно, жёстко и равнодушно — вот как взирали эти голубые глаза. Яркое кольцо пламени вокруг зрачка, румянец на лице, как будто горевшем. Рукой ударил наотмашь и в глазах у Романа побелело. Чужой мир оставался чужим, и поэтому парень верил — он выйдет отсюда. Но чем же ему видевшие миры не угодили?

Тем, что их приходилось уничтожать…

       Проснувшись в холодном поту, Роман испуганно начал озираться по сторонам. Фух, действительно сон. Дыхание прерывалось, а грудная клетка всё время меняла ритм своего сокращения. Парень выровнял дыхание и, сглотнув слюну, сел на кровати, смотря в пол. Ну вот опять этот парень. Когда-то этот рыжий ему ночами снился, а утром оказывалось, что в эти ночи происходили вооружённые столкновения, террористические акты, сражения. Днестровский оглянулся. Сосед спал на своей кровати у окна в коридор, а за ним стоял и смотрел на Романа некто в чёрном удлиненном пальто, белая рубаха блистала новизной.       Днестровский замер. Тень улыбнулась и помазала ему ладонью. Причем сделала это медленно, по-дружески, не так как это делали приятели. Но как он смог увидеть, что тень за стеклом улыбалась. Ведь стекло очень толстое и волнистое. Но для этого нужен был доверительный характер. Днестровский верил в это. Страшные сны начали преследовать его ещё несколько недель назад. Сначала это были просто бессмысленные кошмары, которые он мог отмахнуться как ничтожное явление подсознания. Но с течением времени они стали все более реальными и мрачными, проникая в самые таинственные уголки его сознания. Однажды ночью, когда он лежал в своей кровати, стараясь заснуть после долгого дня обдумывания ошибок прошлого, снова обратился визг его подсознания. Дверь между сном и реальностью медленно открылась, и он оказался в своем личном вечернем кошмаре. Вокруг была картина ужаса: мрачные коридоры, покрытые мхом, мерцающие тени, которые двигались в мире собственных законов, и отверстия в полу, по которым виднелся бесконечный черед смертельно опасных ловушек. Он пытался бежать, но его ноги казались связанными свинцом. Каждый его шаг превращался в борьбу за выживание. В его снах появлялись тёмные фигуры, силуэты зла, которые преследовали его непрерывно. Он не видел их лиц, но ощущал их дыхание смерти, настораживающее присутствие, которое проникало в каждую его клеточку. Сны были настолько живыми, что он в полной мере переживал все страхи и ужасы, которые они несли. Каждое утро он просыпался потный и истощённый. Проклятие снов продолжалось, ни на мгновение не давая отдохнуть его душе. Он пытался разгадать значение этих кошмаров, проклинал свое подсознание за такие зловещие фантазии. В надежде найти какой-то выход, он начал записывать свои сны в дневнике, изо дня в день, в надежде раскрыть их тайну. Но чем больше он узнавал о мрачной стороне своего подсознания, тем сильнее становилось его воздействие. Сны становились всё более интригующими, и манящее притяжение кошмаров не давало ему покоя. Он ощущал себя пленником собственного разума, от которого он не мог сбежать. Сны стали непоправимой частью его реальности, которую он вынужден был принять или отказаться от самого себя. В конце концов, он осознал, что эти страшные сны были зеркалом его подсознания — его собственными опасениями, страхами и секретными желаниями, которые преследовали его повсюду. Они были отражением его непрощенных ошибок и тёмного греха, с которым он отказывался смириться. Таким образом, каждую ночь его сновидения превращались в бой за душу — борьбу с его собственными демонами, которую ему приходилось вести до самой зари. Он понял, что не может бежать от своих страхов, а должен принять их и найти способ искупить свои грехи. Боль пронзала каждую клеточку тела, льющись рекой и впиваясь в кожу. Куски мозаики собирались в ужасающе-отвратительную картину, мрачную и пугающую, от которой душа сковывалась ледовыми оковами. Его закрыли в этой психиатрической больнице, чтобы наблюдать, что он сделает дальше. Господи, как они ошибались. Они не сумели разгадать Днестрова, заслоненного защитой его дара, поэтому приказали оставить его одного. Роману позволили бегать, подумав, что он приведет их к себе во сне, своему укрытию разума. И вся эта адская симфония стонов, последних вскриков, ужаса и проливаемой крови – все было на его руках. Осколки перед глазами дернулись и покачнулись, однако враги были лишь лишним шумом на фоне. Роман тосковал по крику, который не мог вырваться из его горла. Хрипы и сдавленное дыхание лишь увеличивали его муки. В итоге, эти страшные сны стали его вдохновением. Он превратил их в источник энергии и силы, чтобы преодолеть свои сомнения и страхи в реальной жизни. Его страшные сны преследовали его, озаряли его жизнь необычной интенсивностью.