Я вас любил...

      Александр Сергеевич и Михаил Юрьевич были давно знакомы. Лермонтов восхищался прекрасными стихами Пушкина, а тот, как более старший и опытный писатель, любил давать Мишеньке советы. Да, он называл молодого гусара Мишенькой... Было в этом парнишке что-то такое, что нравилось Александру. Нет, не подумайте! Нравилось, как другу или товарищу, ничего более... До последнего времени.       Александр всё чаще замечал, что засматривается на Лермонтова. Это было странно. Ведь так нельзя, это неправильно!       Но бунтарское эго Гордости России говорило совсем другое. Он жил по принципу: "Правила созданы, чтобы их нарушать". Александр это и делал.       Что же на счёт Мишеньки? А Мишенька просто старался не замечать этого, выкинуть из головы. Юному гусару нравилось проводить время с известным поэтом, но ничего более. Ранить Пушкина он тоже не хотел, поэтому просто не замечал, хотя, вернее сказать, делал вид, что не замечал.       Но становилось всё хуже и хуже... Александр окончательно понял, что влюбился, и холодность Миши его пугала. Но он понимал, что между ними и быть ничего не может, но в глубине души всё ещё таилась надежда, что всё будет хорошо, просто отлично.       "Может позвать Мишеньку прогуляться? Ох, не знаю... А если он откажет? А если он перестанет со мной общаться? Нет, лучше не надо..." - с этими мыслями Пушкин уснул.

***

      Утро. Лермонтов проснулся и обнаружил у себя на столе письмо, отправленное Александром.       В письме был вот этот стих:

"Я вас любил: любовь ещё, быть может, В душе моей угасла не совсем; Но пусть она вас больше не тревожит; Я не хочу печалить вас ничем. Я вас любил безмолвно, безнадёжно, То робостью, то ревностью томим; Я вас любил так искренно, так нежно, Как дай вам бог любимым быть другим"

.       Михаил Юрьевич не понимал, почему Александр решил отправить признание именно сегодня, ведь это был самый обычный день. Нет.       От знакомых он узнал, что Пушкина отправили в ссылку. Мишенька понял, зачем ему отправили письмо... Горькая слеза скатилась по щеке поэта. А ведь они даже не успели попрощаться... Видимо, на то воля судьбы.