Любовь, секс, хардкор. Из Дома, в котором

[AU, другой Круг, навеянный болталкой в ВК аске по Дому]       Потолочный свет выключили полчаса назад. Не хило поддатый и взвинченный Помпей возвращается к Псам. Его мысли хоть и плавают слизкими облачками в гудящей черепной коробке, но зато следуют в адекватном порядке одна за другой.       Сегодняшний день похож на все предыдущие. Чёрный — дерзкий засранец! Слишком идеальный, чтобы западать на баб с их куриными мозгами, и слишком, мать его, правильный, для того чтоб признаться самому себе в нетрадиционной ориентации. Один лишь высверк обжигающе ледяных глаз, усмешка фонящая раздражением... И Псих с Лопотуном сегодня весь день хромали, а одним столовским подносом в Доме стало меньше.       Из под ног выпрыгивает жирный котище, почти неразличимый в темноте. "Блять! Пошёл на! Тебя только не хватало..." Пинок ногой — ведь почти зацепил?! Отвратительно истеричный взмявк и грозное гудение. Конечно, испугал, ага...       Перекрёсток. Обязательно какая-нибудь мелкая погань будет тут тусить... В любое время суток. Всегда. Слышатся тихие стоны, слишком сладкие, для хоть мало-мальских сомнений в их происхождении. Суки! Плед Кошатницы на диване вздыбился огромным нарывом. В полумраке, клетки на нём высвечиваются светлыми квадратиками, словно сетчатая матрица. Стоны переходят в утробное урчание. Такие чувственные переливы шёпота: "Да, да, да... быстрее! Хочу тебя! Ещё, да. Блин, да я готова залететь, только бы это не кончалось..." Бляяять, суки. Какие же суки!! От Черного не добьёшься даже улыбки, хоть бейся головой об стену. Ни одной сраной полу-эмоции, кроме... Да пошли вы все! Плед неистово колышится. Блять, как кролик ебётся!.. Так бесюче быстро, вот только всё никак не кончит. Конечно, Рыжий, кто же ещё? Эта сучка шепчет, её голос разливается карамельной патокой, бурунами накатывает и толкает в грудь. "Что мне сделать для тебя? Всё что ты хочешь... Хочешь, я стану волной? Плыви..." Помпея штормит. Голос Кошатницы шипит и шелестяще отступает, снова настигает и обволакивает собой. "Да, да, люби меня. Только меня. Сейчас. Моё лучистое солнышко."       Яркой вспышкой — лицо Чёрного. Окаянные зрачки — тупые иглы, в обрамлении хмурого, осеннего неба, впиваются и начинает ломить виски. Почему так несправедливо? Хочется взвыть, как дикий пёс. "Ещё, ещё, люби, да, ещё!" Блять, когда она заткнётся? А этот мудила всё молчит и ебёт, молчит и долбит. И не кончает, не заканчивается, продолжает! Он что, заведённый зомби? "Огонь! Солныш - ко... Не - бой - ся - затме - ние - да - ле - ко... Иди - ко - мне - бли - же..." Голос шлюхи прерывается от дикого сотрясения, но продолжает бить по вискам. Чёрный никогда так не скажет. Никогда. И ему так никто не скажет.       Перекрёсточный диван дико скрипит, скрежет звучит всё чаще, ритмичней и прилипчивей. Рвёт барабанные перепонки в клочья. Сучка воет в голосину. Этот звук шилом прошивает все диванные скрипы и соединяет боль в единое целое где-то внутри Помпея. Может быть это сон? Или?... Помпей тянется к собственному уху, чтобы убедиться, что это не...       Где-то на первом этаже с грохотом стукнула дверь. С лестницы пахнуло сыростью и плесенью. И вдруг, в один миг, все силы и эмоции Помпея слизнуло и разнесло прочь по коридорам. Совершенно ватный от непонятной усталости, без единой мысли в голове, Помпей плетётся в Шестую. Забывшись, проходит закрытую дверь в спальню насквозь. Чёрный спит на его кровати. Тихое хрупанье по стеклу окна, как когтём. Голая ветка дуба.