Новый файл

Двое оборачиваются. Ройс поворачивает голову машинально, скользит глазами рассеянно по матовому стеклу. Люди его не интересуют, кем бы они ни были, и потому Сибил приходится любопытствовать за двоих: она останавливает на вошедших взгляд и расплывается в приветственной улыбке. Наверное, можно сказать, что парень ей знаком. Сибил известно, кто перед ней, известно всё, что болтают об Эшере люди, хоть этого в любом случае недостаточно – пусть она и знает, какой он предпочитает кофе, и с кем он целовался на прошлогоднем корпоративе, но лично им сталкиваться ещё не доводилось. Сейчас, после нескольких часов наедине с Ройсом она готова жадно набрасываться на любого живого человека, которому повезёт оказаться в поле её зрения. Эшер вполне похож на нормального живого человека. Сибил легко клюёт на наживку. Часть с взаимными представлениями Грант опускает. Просто кивает приветственно и тут же включается в разговор – всё это время Ройс и не думал замолкать, игнорируя внешние раздражители. С Ройсом всё-таки сложно. К нему невозможно привыкнуть, его невозможно читать – если каждый человек – это книга, то Ройс – беспорядочный ворох идеально выверенных чертежей; чистой воды хаос, составленный из осколков педантичного порядка. Таких называют либо сумасшедшими, либо гениями, и, если честно, Сибил до сих пор до конца не поняла, с кем имеет дело. Эшер на его фоне будто глоток чистого воздуха. Вот он улыбается дежурно, бегло ощупывая их обоих глазами. Секундно – её, и куда дольше – Ройса. Сибил чувствует скрытое удовлетворение, наблюдая за тем, как чужой анализ разбивается о эту неприступную стену; Эшер попадает в тот же капкан, что и когда-то она сама, но успевает вырваться из него с честью. Уходящее разочарование сменяется свежим интересом, и Эшер переводит взгляд, довольно внезапно, настолько, что своё торжествующее любопытство Сибил спрятать не успевает. Эшер вызывает доверие. И делает это – она спорить готова – осознанно. С полным пониманием дела он сбрасывает с себя пластиковую журналистскую улыбку, и Сибил после секундной паузы отвечает тем же. Немного менее изящно, наверное – наедине с Ройсом не было нужды носить социально-приемлемые маски, и эта, нацепленная впопыхах, скорее по привычке, слетает слишком быстро. До личной встречи Сибил знала, какие статьи Эшер пишет, с кем общается, и в каких заведениях коротает свободные вечера. Теперь Сибил знает, что Эшер талантливо располагает к себе. Он усмехается дружелюбно, кривовато, позволяя почувствовать, что и он сейчас немного не в своей тарелке. В отношении Эшера это кажется подходящим описанием: всё, что она сейчас видит, тот именно позволяет ей прочесть. Выходит, правы были и те, кто говорил, что он замкнут, и те, кто звал его душой компании. Находить недостающий кусочек мозаики всегда приятно. Эшер сейчас занимается тем же: жадно дополняет свои мысленные записи. Сибил вычитывает это довольно быстро; может быть, это единственная вещь, которую тот совершает неосознанно, бесконтрольно – слегка наклоняет голову, безуспешно пряча любопытство во взгляде. Каждый такой наклон – и Сибил практически слышит, как шуршат в чужом сознании листы уже исписанной бумаги, как стучат, внося пометки, торопливые клавиши. Ройс заканчивает, наконец, говорить, прервавшись на полуслове, и разглядывает Эшера с искренним непониманием. Стоило ему вынырнуть из собственных мыслей в реальный мир, как мир сразу ошарашивает чем-то незнакомым, сидящим на краю столешницы, усмехающимся беззлобно. Ройс вздыхает и трёт пальцами переносицу. Эшер наклоняет голову. Весь следующий час Сибил развлекает себя тем, что пытается угадать, какие именно детали Эшер заносит во внутренний каталог. С Грантом получается хуже всего – уже спустя несколько попыток приходится признать: Эшер знает его куда лучше, чем она сама. Может быть, даже лучше, чем Ройс, хотя с последним невозможно делать какие-то предположения, касающиеся живых людей. Ройс знает только свою работу. Знает, из чего слеплен этот город: все его винтики и клеточки. Знает, как по желанию толпы строятся площади и мосты – но совсем не представляет, как работает сама толпа. Этого от него, впрочем, и не требуется. Для понимания всех этих непредсказуемых людей Камерате и нужна сама Сибил. Старая схема внезапно обрастает новыми подробностями, принимая законченный вид. Кусочки паззла снова сходятся в цельную картинку; Сибил чувствует острое желание немедленно поделиться своим открытием. – Это может быть слегка не к месту, но мне кажется, мы превратились в плоскость. Из линии в плоскость. Подобные сравнения ей обычно не свойственны. Грант заинтересованно косится на неё через стол, даже Ройс, кажется, отвлекается от своих молчаливых рассуждений. Сибил делает вступительный вдох и тут же путается в мыслях. – Когда нас было трое, всё было просто. Ройс представлял всё техническое, внутреннее. Я, очевидно, внешнее. Социальное. Грант… был промежуточным главенствующим звеном. Достаточно сильным, чтобы удерживать нас вместе. – И я в эту схему пока не вписываюсь? – Эшер явно дописывает это распределение в свой человеческий каталог, переспрашивает с любопытством. Кажется, подобный расклад ему нравится; нравится собственная исключительность. – Грант не выбрал бы тебя, если бы ты не вписывался, – Сибил пожимает плечами, оглядывается, ища подтверждения. Грант выглядит довольным. Насколько она научилась его понимать, конечно. – Об этом я и говорю. Ты как бы… – …добавляешь в систему новую координатную ось. – Ройс подсказывает сухо, словно раздражён незнанием очевидных понятий. Он замолкает на мгновение, будто выныривая из собственных мыслей; каждый его жест вызывает у Эшера заинтересованный взгляд – и всё это Сибил знакомо. Если уж действия Ройса не удаётся предугадывать, то по крайней мере можно отмечать всё постфактум в попытке выстроить цельную систему. Возвращаясь в общую реальность, Ройс смягчается, кивает с некоторым сожалением, – Пожалуйста, продолжай. Я, кажется, тебя перебил. – Да. Координатную ось. И если вписать в картинку тебя… – взгляд на Эшера, попытка подобрать слова, – Грант перестаёт быть одним только связующим звеном. Ройс с Грантом знают, как устроен город. Я знаю, как устроены люди. Ты, я полагаю, тоже. Но так же как и я, Грант… – Сибил подбирает слова, пытаясь поймать описание, которое крутится на языке, – направлен наружу? Вовне? Я не слишком заговариваюсь? – А мы с Ройсом, значит, по твоей терминологии «направлены вовнутрь»? – Эшер задумчиво разглядывает панель маркерной доски, смакуя, по всей видимости эту мысль. В голубом голографическом свете видно, как он щурится, обдумывая что-то. – Социум, но вовнутрь. Да, это имеет смысл. – Я боялась, ты со мной не согласишься, – Сибил улыбается самодовольно. Эшер зеркалит ей эту улыбку. – В такой новой схеме больше нет главного звена. Всё равновесно. В этом, я думаю, и была цель? Сложно представить, как Гранту удалось их всех собрать, подогнав друг к другу настолько идеально. В очередной раз кажется, что таланты Гранта находятся где-то за пределами человеческих возможностей. Не только найти во всем Клаудбанке трёх единомышленников, которые разделят твои довольно спорные идеи; а найти именно тех, чьи кусочки, собравшись вместе, сложатся в стройную взаимодополняющую систему. Сибил оглядывается на Эшера: они знакомы час с небольшим, но его присутствие не вызывает дискомфорта. Она уже готова ему доверять. Какова вероятность, что всё это лишь благодаря его природному обаянию? Эшер ловит её взгляд, чуть заметно качает головой в сторону Гранта и кивает, умудряясь удивительным образом совмещать в одном выражении лица всю свою серьёзность, уважительное восхищение чужим гением и спокойную доброжелательную усмешку. Он читает её саму, легко улавливая направление мысли, и, вероятно, думает сейчас об этом же, соглашаясь с чужими неозвученными даже выводами. Люди вокруг неё внезапно предстают цельным дышащим организмом. И почему-то только сейчас приходит мимолётная уверенность в том, что из этой их затеи что-нибудь получится. Сибил улыбается в кулак. Камерата непривычно оживает.