Рональд!

— Рональд Билиус Уизли!!! — крик матери заставил его сжаться под столом и всеми силами пожелать слиться с полом, но Рон был достаточно умен, чтобы знать, что подобные чудеса случаются только после семнадцати лет. Ему осталось еще двенадцать.

       Это был первый раз, когда Молли назвала его полным именем и первый раз, когда он вывел мать из себя. В тот день Рон буквально возненавидел свое имя, настолько отвратительно оно звучало с негодующими интонациями. Конечно, в том, что тарелка с пудингом перевернулась виноваты Фред и Джордж, но маме то этого не объяснишь. Она ведь абсолютно уверена, что это его, Рона, рук дело.

       Кажется, еще раньше те же Фред и Джордж стали называть Рона Рональдом, но это имело скорее издевательский подтекст и коверкалось всеми возможными и невозможными способами, включая «Ронни», «Рудолльф» и «Ронань» и прочий подобный бред. А все потому, что Джинни плохо выговаривала его имя. Рон бесился, бегал за близнецами, кричал и иногда плакал, забившись куда-нибудь, где, как он думал, его никто не найдет. Но его и не искали.

       На первом курсе Рональдом его называла Гермиона Грейнджер, зазнайка и главная умница факультета (если и не всей школы). О, как же она его раздражала! Так и хотелось крикнуть ей: «Прекращай уже, выскочка!». Но он только фыркал и закатывал глаза, успокаивая свое недовольство сменой темы разговора. Потом он даже радуется, когда проснувшись в медицинском крыле у мисс Помфри, слышит полное облегчения «Рональд». 
Это была Гермиона, вбежавшая в лазарет после занятий, она-то раньше выписалась. И Рон был рад услышать ее голос.

       На втором курсе он один раз был Рональдом для Златопуста Локонса, который постоянно путал его имя, чем сказочно раздражал мальчика. Хотелось наслать на него «Слизней»,
но останавливал только тот факт, что он был профессором, а палочка неисправна. Ах, да, еще и тот вопилер от мамы...это даже вспоминать стыдно. Гермиона же, прочно закрепившись в их с Гарри компании, стала звать его Роном.

       На третьем курсе не происходило ничего, что заставило бы Гермиону слишком сильно волноваться из-за него. Да, ему и не надо было.

Когда на четвёртом курсе обьявили о проведении Турнира Трех Волшебников, Рон очень часто мог слышать свое имя. Причем с возмущением. И это выводило его из себя.
 — Рональд, он твой друг! Как ты можешь на него обижаться? Ты же знаешь, что Гарри никогда бы не пошел на это!— Гермиона отчитывала его, но совсем не как мама. Она приводила доводы и хорошие аргументы, но Рон все равно злился. Особенно на Гермиону, которая выгораживала Гарри.

 — Ты дурак, Рональд Уизли, мог бы и и сам пригласить меня!— обида и огорчение в ее голосе. У рыжего перехватило дыхание так же, как перехватил ее Виктор Крам у лестницы. И если сначала он был удивлён, то потом все сменилось ревностью. Рон никогда не думал, что она может быть так красива. Да он вообще о ней, как о девушке не думал раньше! А теперь вот ходить и извиняться придётся.

       На пятом курсе он слышал свое имя в спокойном и даже насмешливом тоне новой преподавательницы ЗОТИ. Эта женщина, Долорес Амбридж, раздражала не только его, но и всех, кто когда-либо видел ее. Кроме Слизеренцев и Филча (старик даже стал ухаживать за собой по этому поводу). Они-то ее конечно любили, как и она их. Рона все не покидало чувство абсурдности происходящего.

 На шестом году Гермиона била его учебником, потому что волновалась за Гарри, который опоздал на пир. И если взять в учёт то, что раньше такого не происходило, Рон считал это новой ступенькой в их отношениях. Телесный контакт! А ещё шестой курс — это Лаванда Браун с ее фальцетным «Бон-бон!» и каждодневно нарастающая злость в голосе Гермионы. Рон тоже злился, потому что Кормак о ней спрашивал. Гермиона подливала масла в огонь, постоянно косо поглядывая на спину рыжего прожигающим взглядом. Рон его чувствовал так, словно в конкретной точке на его спине, а то и на затылке, использовался Круциатус. А потом случилась вся эта непонятная история с лазаретом и отравлением, и было совсем непонятно почему у Лаванды взгляд, будто она хочет убить его. А Гермиона смотрит на неё с превосходством, а на Рона больше не обижается. Было непонятно, но приятно вернуть вновь подругу.

       Следующий год был сложнее, и от того не менее приятнее. Во-первых, он приревновал Гермиону к Гарри. К Гарри! Он даже не подумал о том, что другу нравится Джинни,и так позорно ушёл, заставив Грейнджер волноваться. А когда крестраж показал ему целующихся друзей, Рон так разозлился. А потом все исчезло, словно не было всей этой злости и чёрной ненависти. Пуф! Исчезло, как сон. Рон почувствовал облегчение, и только тогда решил, что надо вернуться в лагерь. Потому что он соскучился по ней по ним.
А там...
 — Рональд Уизли, ты такая задница!
— а потом обняла его. Это было волшебно. Несравнимо ни с одним любовным зельем и только тогда он наконец понял, что ,черт возьми, он не отпустит ее больше.

 Во-вторых, маглы говорят, что все дороги ведут в Рим. Но у магов все дороги ведут в Хогвартс. Точнее в Тайную комнату, где их чуть не убили. И тогда же Рон и Гермиона целуются. Грязные, с бешеным страхом в глазах, они целовались среди полуразрушившейся Тайной комнаты. Для Рона это не был первый поцелуй, но это был тот самый поцелуй. С Гермионой. Тогда он подумал: «Если выживем - женюсь». А потом битва за Хогвартс и постоянный страх упустить Ее. И после, бешено вглядываться в лица прохожих, чтобы только найти среди стоящих или сидящих. Но не в коем случае не смотреть вниз, потому что там мертвые... Он видит ее у колонны. Грязную, помятую, уставшую...и выдыхает. Мир спадает с его плеч, и он идёт к ней. Она улыбается, он ей, а затем Рон и Гермиона, без слов садятся на лестнице. Ее голова так удобно устаивается на его плече. От волос пахнет пепелищем, страхом и совсем немного смертью. Но теперь все позади. Он не отпустит больше...

 Последнее «Рональд» было во время церемонии. Он нервничал и, то и дело, поправлял лацканы костюма, а она шикала: «Рональд, уймись», и Рона топило в нежности, с которой она называла его имя. Гермиона была нарочито спокойна. Ее выдавали лишь побелевшие костяшки пальцев пока она сжимала букет. Рон был рад, что не один нервничает. Справа Джинни то и дело недовольно сопела, поправляя несуществующие складочки на костюме Гарри, а тот только улыбался. Это и было то, к чему они шли всю жизнь. Счастье. И Рон собирался пронести его через всю свою жизнь, вместе с новоявленной Миссис Рональд Уизли...