— Всё будет нормально. Дедушка сам нас позвал, он очень нам рад, — успокаивала детей Рыжинка, пока их кэб с водителем приближался к когда-то арестованному, а теперь вернувшемуся к «жизни» мрачному особняку. Голос женщины звучал непривычно тепло и убаюкивающе от того, что она сама не ожидала такого возвращения отца на свободу и успокаивала в первую очередь себя, а не детей; их переживания, по её мнению, были совсем уж беспочвенны.
— Почему он вышел из тюрьмы? — спросила Светлоспинка, поправив завиток на кудрях.
Рыжинка сглотнула. Хотелось бы и ей знать ответ. И вот в чём сложность материнства — своим отпрыскам необходимо отвечать на любые вопросы, и им абсолютно наплевать, что не всегда у тебя это получается, ведь ты должен знать всё и выдавать информацию в ту же секунду. Но не могла же она прямо вот так выложить все карты на стол и поведать в деталях о сложных схемах и связях Звездоцапа, благодаря которым он то и дело оказывался на свободе. Им слишком рано об этом знать; впрочем, им лучше вообще никогда не знать. Пускай в их голове он остаётся смутным образом сурового старого дяденьки с сильными руками и шрамами. Не такими, конечно, обычно представляются дедушки, но что поделаешь, если родню не выбирают.
— Мама? Ты же говорила, он больше не вернётся, — настаивает Светлоспинка.
— Я думаю, он сам вам расскажет, — наконец выдаёт Рыжинка. Понимает при этом, что никто никому ничего не расскажет и дома к ней опять пристанут с расспросами, но лучше уж так; отсрочить ответ.
Когтегрив, в свою очередь, боялся меньше, чем сестра, однако тоже был взволнован предстоящей встречей. Ему не терпелось поговорить с дедушкой и в целом увидеть его вживую. В последний раз он делал это, кажется, лет в десять. Ему казалось, что многое в Звездоцапе изменилось за эти годы; правда, юный Когтегрив еще не был в курсе того, что бандиты не меняются.
Вообще, Рыжинка, конечно же, не хотела ехать сюда ни в коем случае и тем более везти детей; она даже не открыла приглашение от отца. Однако ушлые детишки каким-то образом всё узнали и буквально умоляли туда отправиться. Но вот Светлоспинка, кажется, уже успела пожалеть, и в машине её энтузиазм убавлялся с каждой сотней метров, приближавших их к особняку. Она выглядела сама не своя, а её руки тряслись. Пару раз по пути она успела упомянуть Огнехвоста, мол, он бы точно не захотел сюда поехать и как согласилась бы с ним в этом плане. Рыжинке не оставалось ничего больше, как вздыхать в ответ.
— Миссис Роуван, мы на месте, — известил водитель.
— Сколько машин стоит у дома? — холодно спросила женщина.
— Около семи, миссис.
— Что? Я имею ввиду, сколько машин стоит у дома, не обклеиных лентой с надписью «арестованное имущество», — она закатывает глаза.
— Три, миссис.
Понятно, — значит, все уже на месте, и они чуть опоздали. Рыжинка даёт детям беззвучную команду и они по очереди выходят из кэба. Она подмечает, что с времён её юности это место ничуть не изменилось, разве что прибавило себе немного пугающей атмосферы из-за обилия лент с той самой надписью почти на всём, что там находилось, отдиранием которых успешно занимались наёмные рабочие, садовники и иной персонал. Ясное дело, пугающей, ведь за просто так дома и имущество не арестовывают, и тем более не возвращают их обратно во владение. Усмехается про себя, что отец не мог сначала подождать, привести особняк в надлежащий вид и только потом звать гостей, поправляет подол черного кожаного плаща и как можно медленнее идёт сначала к высокому забору, чтобы пройти фейс-контроль, а потом только по аккуратно вымощенной дорожке прямиком ко входу в дом. Светлоспинка и Когтегрив идут впереди неё почти в таком же темпе, оглядываясь по сторонам; им явно понравилось убранство внутреннего дворика и масштабы особняка.
— Ты росла здесь? — спросила Светлоспинка.
— Нет, — отвечает Рыжинка, мысленно прибавляя «к счастью», — Я же рассказывала, что росла в Венесуэле. Сначала мы жили там, а этот особняк был куплен относительно недавно, кажется, где-то после твоего рождения. Я почти не проводила в нём время.
Этот дом был одним из многочисленных владений Звездоцапа и единственным жилым помещением, что у него сейчас осталось. Тот самый дом детства Рыжинки в Венесуэле был продан, как и пентхаус её юности в Нью-Йорке, в котором родилась Светлоспинка, а вилла в Каталонии и поместье в закрытом районе были окончательно изъяты после последнего ареста. Тем не менее, особняк все ещё выглядел недурно и за годы ареста, кажется, даже не запылился; его портили лишь позорные уродливые ленты. Даже лужайка и кусты по периметру были подстрижены по линеечке, но это, кажется, дело рук садовников и явно ситуация до их прихода была запущенной. Тёмных тонов, сделанный из камня, строгий и с множеством крыш, выглядел слегка старомодно, но зато сразу давал понять, кто именно там живёт и отпугивал непрошенных гостей и зевак за километр даже в те времена, когда он пустовал; это было к лучшему.
К сожалению, несмотря на медленную поступь, расстояние от ворот до главного входа было преодолено предательски быстро. Сейчас Рыжинка с детьми ожидали швейцара, который откроет им, и они пройдут внутрь. Внутренности сжались, едва женщина переступила порог и огляделась, пытаясь взглядом поймать хоть кого-то знакомого, кроме снующей туда-сюда прислуги.
— Куда нам нужно идти? — она придала своему голосу леденящее спокойствие.
— Я провожу вас, не стоит волноваться, — произнёс швейцар, учтиво забирая из рук Рыжинки её сумку и делая тоже самое с сумкой Светлоспинки, которая как-то неловко последовала примеру матери.
Старый мужчинка провёл мать с детьми в столовую и поспешил удалиться, не проронив более ни слова. Впрочем, чужие комментарии ей и не были нужны. Рыжинка тут же наткнулась на сидящего во главе длинного стола Звездоцапа, который оторвался от своей трапезы и выразительно взглянул на дочь.
— Опаздывать нехорошо, — отчеканил он, протирая рот салфеткой.
— Скажи спасибо, что мы вообще приехали, — несмотря на внутреннюю установку «не давать детям знать об их напряженных отношениях», женщина не смогла сдержаться и не съязвить. Она пригласила детей сесть на любое свободное место и села рядом с ними, но по другую сторону. К счастью, они выбрали места подальше от исполина.
Тут же буквально из неоткуда появился ещё один помощник с кухни, который подал им их блюда на серебряном подносе и налил вина в бокалы. Рыжинка терпеть не могла именно этот сорт вина — он был противно-кислым на вкус и с ужасным послевкусием, а после него её обычно всю ночь мутило. Старый от чего-то решил таким образом над ней поиздеваться, видимо.
— Ну так что, как добрались? Или ты всё-таки почтила нас своим драгоценным присутствием лишь для того, чтобы сесть и молчать, Рыжинка? — прорезался в тишине бас Звездоцапа.
— Хорошо, — проронила женщина, стараясь не реагировать на выпад, — Всё хорошо. Сколько вообще лет этому вину? — она приподняла бокал.
Звездоцап на секунду смутился, поняв, что дочь раскусила его глумление, но тут же собранно ответил:
— Вино ведь тем лучше, чем старше. Разве не так?
Рыжинка лишь усмехнулась и сделала глоток, в душе надеясь, что её дети не понимают сути их разговора. Она продолжила есть, но тут почувствовала на себе пристальный взгляд. Нехороший взгляд, и явно не принадлежащий отцу — он бы такой ерундой не занимался. Она подняла голову и наткнулась на Коршуна, пристально высматривающего её своими льдинисто-голубыми. Вот это сюрприз, конечно, — интересно, когда это она успела ему вдруг насолить, если они раньше почти не общались, да и сейчас не поддерживают контакт? С чего это он вообще стал так на неё пялить? Рыжинка с немым вопросом посмотрела на него в ответ, искренне недоумевая; должно быть, это недоумение в дальнейшем обернётся ей ошибкой. Не выдержав более этой злобы во взгляде, она переключила своё внимание на Мотылинку. Звёздное племя, она кое-как вспомнила её имя — вот настолько редко единокровная сестра мелькала в её поле зрения и в разговорах. Или, может, Рыжинкино отдаление от Звездоцапа сработало таким образом, что она её почти не помнила? И что вообще эта тихоня-врачевательница забыла в этом неуютном особняке? Должен был быть серьёзный повод, чтобы даже
она заявилась сюда, а был ли повод и насколько серьёзный Рыжинка так и не узнала, поскольку до сих пор не удостоила то письмо с приглашением своим вниманием. Письмо… Старик совсем разошёлся, или забыл, в каком веке живёт.
— Дедушка, почему тебя выпустили из тюрьмы?
Звонкий голос Светлоспинки внезапно прорезался в тишине, заставив женщину чуть не поперхнуться — то ли от неожиданности, то ли от сути вопроса. Чёрт возьми, где именно Рыжинка свернула не туда в воспитании единственной дочери, раз она, взрослая, почти что прошедшая пубертат девушка всё еще поражает такими детскими или даже абсурдными вопросами? Светлоспинка сверкнула своими карими глазами и тряхнула блондинистой головой; очень напомнила своей внешностью Мотылинку в юности.
Должно быть, такой вопрос ввёл в ступор и самог
о Звездоцапа. Всё-таки, толика моральности в нём присутствовала, и он не мог вот так рассказать ей, кем на самом деле является и какая на самом деле процветающая коррупция в их стране.
— Понимаешь, милая, — неестественным для себя голосом начал он, — Меня… посадили по ошибке. Но ошибку быстро устранили. Надеюсь, этот ответ тебя удовлетворит.
— Так бывает? — тут же отреагировала она, чуть смутившись от взгляда бандита.
— Да. Так бывает, — ответил он, сохраняя максимальное спокойствие.
Светлоспинка осторожно провела вилкой по пустому пространству в своей тарелке, вызвав тихий неприятный скрежет. Наверное, она обдумывала, правду ли ей сказали.
— Про тебя говорят так много плохих вещей, и мама всегда избегала разговоров о тебе. Но я рада встрече.
Однажды эта Светлоспинкина прямолинейность и детская честность добьют Рыжинку.
— Замечательно, что ты рада, — тем не менее, лицо исполина выражало целое великое ничего, и после сказанного он мельком переглянулся с дочерью. Да, прямолинейность и честность дочери действительно добьют Рыжинку — и убийцей будет её собственный отец. Забавно, конечно, слышать нравоучения о том, как правильно воспитывать детей, чтобы они «не задавали дебильных вопросов» от человека, у которого методы воспитания были либо никакими, либо чуть лучше, чем в воспитательных колониях — но что поделать.
— Доча, дедушке сложно об этом говорить, потому что это дело связано с нечестностью и ошибкой, ты сама слышала. Пожалуйста, не расспрашивай его о таком, — она едва ли не рассмеялась вслух от нелепости собственных слов и обилия вранья в них.
— А «Сумрачный Лес» теперь полностью перейдёт тебе? — ну вот, ещё один отозвался с неудобным вопросом. Когтегрив с интересом взглянул на Звездоцапа.
Коршун заметно напрягся после услышанного.
— Об этом я как раз и хотел поговорить со всеми вами, но чуть позже. Пожалуй, это и может являться причиной сбора. Как вы знаете…
Исполин осёкся на полуслове, когда услышал где-то вдали коридора звук закрывшейся входной двери и торопливые шаги; ведь гостей он больше не ждал. Он так и замер со стаканом коньяка в руке, когда в столовую вошли Ежевика с Львиносветом. Пока Ежевика, деловитый, в потрясающем дорогом костюме и галстуке, как и полагает людям с его должностью, с интересом и какой-то даже издёвкой оглядывал происходящее, эмоции на лицах сидящих были самыми разными — Коршун напрягся ещё больше, Рыжинка шумно вздохнула, предпочитая смотреть куда угодно, только не в глаза брата, Мотылинка удивилась, а Светлоспинка, кажется, была готова накинуться на вошедших с кулаками. Лишь Когтегрив был в какой-то мере рад дяде и кузену; пускай их имена в их доме теперь под запретом. Должно быть, он предвкушал начало шоу, которое сейчас будет.
— Тебя не звали, — спустя минуту театральной паузы прорычал Звездоцап, понимая, что просто так сына не прогонит.
Львиносвет, стоявший чуть позади Ежевики, выжидающе поглядывал на отца, неловко переминаясь на месте. Было видно, как ему неуютно, возможно, он и вовсе не понимал, зачем они сюда приехали, тем более, что им не рады; в общем, выглядел как маленький ребёнок на каком-нибудь мероприятии или застолье, который каждые пять минут подходит к маме, спрашивая у неё, как скоро они вернутся домой. Даже этот костюм, который был на нём, будто бы давил ему и мешал.
— Лучше бы обрадовался, что за те двадцать с лишним лет я всё-таки решил с тобой встретиться.
— На вас тут никто не готовил, — последние крупицы самообладания у бандита терялись.
— А мы и не голодные.
Впрочем, было уже поздно пытаться выгонять незваного гостя — Ежевика сел на свободное место, и неловкий Львиносвет рядом с ним. Смешно было видеть этого всегда самоуверенного, харизматичного и порой чуть наглого молодого человека тушующимся и зажатым, особенно на фоне вполне себе спокойного отца. Скорее всего, по пути в особняк он достал его вопросами о том, зачем они вообще туда направляются.
Звездоцап откашлялся.
— Дети, имею ввиду, самое младшее поколение. Идите, пройдитесь во двор или ещё куда-то. Взрослым нужно поговорить наедине, — раздался его бас.
— Но я не доела! — возмутилась Светлоспинка.
— Светлоспинка! — тут же отозвалась Рыжинка, суетливо отодвигая от себя тарелку, — Идите, и возьмите с собой Львиносвета. Дедушку лучше слушаться, — добавила она чуть тише.
— Они ж меня убьют, папа! — жалобно протянул Львиносвет, чуть потормошив отца за плечо, — Ты меня на смерть отправляешь! Они вон какие злые на нас, — сказал он ему на ухо.
Ежевика тут же раздражённо отстранился.
— По моему, ты не щупленький Воробей, которому следует бояться физической силы, когда ты сам кому угодно наваляешь, — также шёпотом ответил он, — Давай, иди, они тебя не тронут, — он поторопил сына, и тот нехотя встал со своего места, медленно последовав следом за детьми Рыжинки к выходу из столовой.
Когда их шаги утихли где-то вдалеке, Звездоцап ещё раз откашлялся, устало потерев виски.
— Замечательно. Наконец-то мы можем говорить, не боясь задеть подростковую психику. Хотя я вообще сбился с мысли из-за прихода чёртового Ежевики! — он повернулся в сторону старшего сына и выглядел страшнее громовой тучи, — Какого хера ты сюда вообще припёрся вместе с выблядком от дочери рыжего ублюдка? — казалось, из-за его громкого голоса затряслись стены.
Ежевика тем временем смотрел в упор Звездоцапу, казалось, совсем не боясь его; неприятным, конечно, был тот факт, что его сына назвали «выблядком», а тестя «рыжим ублюдком», но иной реакции он и не ожидал. Несмотря на ранее напряженную атмосферу, остальные присутствующие переглядывались между собой и искали в глазах друг друга ответы на многочисленные вопросы так, будто бы между ними были близкие тёплые отношения.
— Понимаешь, отец, я просто не мог пропустить такое грандиозное событие в виде возвращения тебя на свободу. Теперь нам есть, кого бояться — это же здорово, не так ли? — тихая усмешка.
Звездоцап шумно выдохнул, крепко сжав руки в кулаки, понимая, что ещё одно слово или движение Ежевики — и он его прикончит прямо на месте голыми руками.
— Ты не сможешь меня посадить, — кровь стыла в жилах от этого тона голоса, — Кто тебе вообще сказал, что мы тут собираемся?
— Это мы ещё посмотрим. А насчёт приглашения, то свои источники есть, — мужчина отвернулся и обратился к сидевшим брату и сёстрам, — И о чём вы тут успели начать говорить?
— Не твоего ума дело, — подражая отцу, грозно отозвался Коршун.
— Коршун, отставить, — вдруг провозгласил Звездоцап, — Раз уж блудный сын вернулся, то ему, должно быть, тоже интересно послушать про мои планы по наследству.
Младший сын отвлёкся от вскипевшей злобы к старшему брату и приготовился слушать. Это было интересно; хотя внутри него противным червяком сидел страх того, что наследником выберут не его, и этот червяк выедал все внутренности, заставляя едва ли не ёрзать на месте — тем более, что приход Ежевики действительно вышел неожиданным, и тот тоже мог быть потенциальным соперником.
— Как вы знаете, я уже далеко не молод, раз уж моим старшим детям уже за с
орок, — начал он, встав со своего места и взяв стакан с в
иски в руку, — И даже меня не минует смерть. Буду надеяться, что от старости или хотя бы болезни, а не от чьей-то шальной пули или ударов ножом, — он стал расхаживать по столовой, — В общем-то, как и любой здравомыслящий человек, заработавший за целую жизнь неплохое состояние, я должен решить вопрос с наследством, чтоб вы тут не дрались после того, как я отброшу коньки. И ты, Коршун, даже не надейся на то, что всё достанется тебе, раз «Сумрачный Лес» уже записан на твоё имя, — он подошел к стулу младшего сына, схватил его свободной рукой за челюсть, чуть сжав, и наклонился ниже, — Это лишь из-за того, что ты, в отличие от меня, пока что относительно чист перед законом, и ты должен об этом прекрасно помнить и никогда не забывать.
Он прекратил хватку и стал опять расхаживать.
— Конечно, будет сложно решить, поскольку достоин из вас один только Коршун, однако не волнуйтесь — в день моей кончины специальный человек откроет список наследников и всё зачитает. Я вас просто предупредил — теперь отмечайте дни в календарике, а день, когда сдохну, отметьте красным.
Это прозвучало, как самая настоящая издёвка. Он должен был закатить целую речь о том, кому что достанется, а по итогу свёл всё к тому, что и так было очевидным! Коршун закипел, но старался не подавать виду — его выдавала лишь нервно медленно скользящая от колена до бедра ладонь под столом. Что это вообще значит? Зная его, он мог абсолютно ничего не оставить после смерти — и это его право. Но так не должно случиться! Хоть что-то; а в идеале всё сразу; должно было достаться Коршуну. Отец подметил абсолютно верно — только он в этой комнате и достоин. Никакой Ежевика, или тем более Рыжинка, а что тут забыла Мотылинка, он и так и не понял — никто из них; только сам Коршун. Были, конечно, ещё и многочисленные внуки, но раз Звездоцап выгнал их отсюда — значит, в наследном списке их быть не должно.
— Отец, — внезапно подала голос Рыжинка, — Должна сказать, что
не хочу, чтобы моё имя хоть как-то фигурировало в вопросе о твоём наследстве. Никаким образом. Как и имена моих детей. Мы не хотим в этом вариться.
Медленные, будто угрожающие шаги.
— Смело, — было непонятно — это такой сарказм или Звездоцап действительно оценил решительность дочери, — И какая же причина для такого отрицания себя с моей фамилией? Ты же знаешь, я давно обижен, но решил простить и дать тебе второй шанс — а ты его упускаешь. Нехорошо, доченька, — он положил свою огромную руку на плечо Рыжинки, заставив ту слегка вздрогнуть.
— Мы решили переехать из Штатов насовсем. Я не хочу больше быть гражданкой этой страны, тем более, что она принесла много боли как мне, так и моим детям, особенно в последнее время. Я ценю твоё прощение, — она осмелилась убрать его руку с плеча, — но в то же время надеюсь на твоё понимание. Поэтому, повторюсь — я не желаю быть наследницей.
Звездоцап отошёл. Он обдумывал сказанное, а Рыжинка чувствовала его ужасно близкое присутствие за спиной, отчего по телу прошлась мелкая дрожь. Она, вообще-то, и не боялась отца никогда; повлияло то, что она им воспитывалась и росла с ним; но что-то на подкорке сознания всё-таки заставляло испытывать страх от незнания того, как он отреагирует, пускай и лёгкий страх.
— Как там твоя фамилия сейчас? — всё, что от него прозвучало. Женщина мысленно выдохнула от облегчения, хотя и не поняла, к чему вопрос.
— Роуван.
Исполин тихо усмехнулся.
— Так вот. Ни то, что вы вышли замуж, — он взглянул на Рыжинку, — ни то, что вы сменили фамилии на фамилии своих мамаш, — по очереди посмотрел сначала на Ежевику, потом на Мотылинку, — не спасёт вас от того, что на самом деле вы Карвер. Вы родились под такой фамилией, и умрёте под такой фамилией, несмотря на то, что написано у вас в документах. Вам никуда не деться от своего истинного рода, — он бархатно рассмеялся, — Поэтому я и говорю вам, чтобы вы ждали списка наследников, и это не зависит от того, хотите вы этого или нет.
Он опять вернулся к стулу дочери.
— А ты можешь валить со своим муженьком и не затыкающей рот дочерью хоть на все четыре стороны. Раз уж ты мне не рада, то и я тебе тоже. А Когтегрива оставь мне, пока не поздно, из него может вырасти что-то толковое и не такое бесхребетное, как твой мужик или старший брат, — Звездоцап звучал спокойно, но это спокойствие пугало до чёртиков.
— Что?! — Рыжинка обернулась на него и посмотрела прямо в глаза, — Я не буду тебе никого оставлять! — она встала со своего места, оттолкнув отца, и суетливо зацокала каблуками к выходу, — Ты меня здесь больше никогда не увидишь! — крикнула она вслед. Дальше послышалось, как она звала детей по именам, а потом и вовсе всё утихло.
Звездоцап еще немного посмотрел ей вслед, а потом задвинул её стул с такой силой, что со стола, об который тот ударился, чуть не попадали все бокалы и тарелки. Коршун внутри себя ликовал — соперница была устранена быстро и довольно легко, и даже не его усилиями.
Бандит вернулся на своё место и сел.
— Ах да, Мотылинка, — начал он неестественно-милым голосом, повернувшись к младшей дочери, — Я был так рад, когда ты обучалась медицине на своей исторической родине, — он вернул себе обычную интонацию, — Только вот плохо, что ты была аспиранткой у этой… вы знаете, дочь того, чьё имя тут не называют.
— Листвичка, — было непривычно слышать голос Мотылинки, притом весьма уверенный, — Её зовут Листвичка.
— Неважно. В общем, уточняю — поступишь как твоя сестрица, или же в кое то веки одумаешься и примешь мою сторону?
Девушка забегала глазами, но почти сразу вернула себе самообладание.
— Я поддерживаю Рыжинку. Из страны уезжать не собираюсь, но в списке твоих наследников присутствовать также не хочу, — она покинула стол.
— Знаете, от неё-то я иного и не ожидал, — отмахнулся Звездоцап; казалось, он тут же забыл, что Мотылинка вообще здесь присутствовала, — И вот, мы вернулись к тому, что здесь два моих сына. Один хер женщинами доверять ничего нельзя.
Коршун недовольно оглядел Ежевику — такой «напарник» ему явно не был нужен. Да ему вообще никто не нужен, когда речь заходит о власти.
— Вопрос всё тот же, — тихий смешок, — Ежевика, тебя проводить, или сам свалишь также стремительно, как и вошёл сюда? Или ты здесь, чтобы подслушать самое провокационное и потом передать всё своему идолу-президенту? Только вот учти, что меня ничем не схватишь, и сидеть в очередной раз я не собираюсь. Свободен, — он взглядом указал на выход. Его слова были пропитаны отвращением по отношению к тому, о ком речь.
Раньше Коршун активно поддерживал Звездоцапа в том, чтобы подключить Ежевику к их делам и тоже видел в нём потенциал; в конце концов, человек с должностью советника президента страны и информация, которой он владеет, могла сыграть им на руку; но когда тот повысился до вице-президента, стало ясно — в делах отца он участвовать не будет. Слишком уж брату понравилось быть ручной собачонкой Огнезвёзда. После этого Коршун окончательно разочаровался в Ежевике и прекратил всяческое общение, однако всё еще был настороже насчет него — как и сейчас. Сейчас он сидел и надеялся, что тот не решил вдруг сменить сторону.
— Рыжинка поступила очень мудро, на самом-то деле. И, отец, не подумай, что я внезапно одумался или что-то в этом роде. Нет, меня просто удивил тот факт, что ты захотел увидеть из потомков хоть кого-то, кроме своего подхалима Коршуна, и приехал сюда убедиться, не наврали ли мне. Львиносвет за компанию, потому что Остролистая тебя знать не желает, в чём я с ней согласен, а Воробей в тюрьме, как ты знаешь. Пожалуй, мне тоже пора, — он засобирался и встал с места.
— Проваливай, но напоследок скажу, что твой Воробей за всё ответит, ибо какого хера он убил собственную кровь? — прорычал Звездоцап, на что Ежевика молча вышел, не восприняв его слова всерьёз.
Оставшийся наедине с отцом Коршун коротко переглянулся с ним. Победа — он остался абсолютно один.
— Что-ж, и так было понятно с самого начала, кто здесь останется. Просто твой старик решил поглумиться над убогими.
***
Что такое «отпуск» для большинства людей? Возможность отдохнуть морально и физически, в первую очередь. Возможность узнать и увидеть новое, получить незабываемые впечатления, познакомиться с разными культурами, да и просто увидеть мир, в конце концов; в общем-то, значений весьма много. Но для Эррера-Файер и всех, кто к ним причастен, отпуск был в большинстве своём лишь более-менее реальным способом собраться вместе и провести время в семейном кругу — то-то и всего. Так бывает, когда вы относитесь к классу людей, у которых «всё есть», которые всё видели и которых уже ничем не удивить. Обоснование для выбора локации было простым — деловые переговоры Ежевики по вопросам закупки нефти, дело серьёзное; и какая ещё страна, кроме Саудовской Аравии, может в нём помочь? Разумеется, после нескольких дней переговоров в сорокаградусную жару мистер вице-президент захочет отдохнуть — и для этого на съёмной вилле его будет ждать любимая семья. Буквально идиллия.
Сезон был выбран не совсем удачно — конец мая означал резкое поднятие температуры и «несезон», жарче было разве что непосредственно с июня по август, и поэтому нормально существовать можно было разве что вечером и ночью, чем семья и пользовалась, несмотря на жизнь в калифорнийской жаре; казалось, уж их-то не должна пугать такая температура. Весь день они проводили в доме, и лишь с наступлением темноты выбирались в разные места и на мероприятия; слава Звёздному племени, что даже в ночное время суток их функционировало достаточно и могло удовлетворить потребности всех возрастных групп. Молодёжь полюбила подпольное казино — там было весело, шумно, увлекательно, а ещё вдвойне азартно, поскольку по законодательству такая деятельность запрещена. Играли в основном только Остролистая и Львиносвет, иногда Искра, а остальные просто наблюдали — но нравилось всем. Правда, они больше проигрывали, чем выигрывали, но ясное дело, что это для них не великая потеря. Ещё при отелях устраивались различные вечеринки и дискотеки, где тоже можно было неплохо развлечься — правда, Остролистая их избегала по понятной причине, и предпочитала возвращаться в дом. Ежевика с Белкой разок даже вспомнили молодость, отправившись в один из клубов, а потом вместе с Огнезвёздом и Песчаной Бурей отправились в вечернее сафари по Аравийской пустыни, и потом остались там на несколько дней, дав полную свободу действий молодёжи. К слову, Огнезвёзд и Песчаная Буря действительно прилетели чуть позже, через несколько дней, и очень-очень обрадовали своим приездом Остролистую, которая первые несколько суток буквально не отлипала от них.
В одну из таких ночей Остролистая осталась на вилле, пока все остальные отрывались на очередной клубной тусовке. Она лежала в постели, читая одну из привезённых книг; она называлась «Я больше не одна»; и попивала свежевыжатый сок. Пальцы с длинным ярким маникюром скользили по страничкам, переворачивая одну за другой, и девушка так увлеклась, что не услышала тихую поступь Ледосветик, которая вошла к ней комнату. Она устало легла рядом, приобняв за талию, и лишь тогда Остролистая отвлеклась.
— Ты в порядке? — гладит по платиново-блондинистой голове, перебирает волосы, подмечая, что стоит обновить окрашивание — корни начинают проступать.
— Да, просто надоело, вот и вернулась, — чуть глухо отзывается Ледосветик из-за того, что прижалась к телу Остролистой очень близко; та могла явно ощущать чужое дыхание в районе талии и крепко обхватившие её тонкие руки в районе бедёр.
В компании этой милой, наивной дамы было так комфортно и спокойно, а время, кажется, превращалось в незримое ничто и вовсе растворялось. Всё существующее вдруг превращалось в пыль; крошечную, микроскопическую — не имело абсолютно никакого значения. Заботы отходили на второй план, им не было места в их маленькой Вселенной, было место лишь им двоим — и это совершенно потрясающе. Эту смесь легкости, спокойствия и тепла внутри совместно с будоражащими кровь прикосновениями, биением двух нетерпеливых сердец в ожидании удовольствия нельзя было назвать однозначным словом или хотя бы описать — не хватило бы и целой книги. Нежно, беззаботно, уравновешенно и одновременно страстно, незабываемо, терпко до мурашек — если бы эту химию можно было бы купить в, скажем, бутылочке под видом жидкости или в виде флакона с духами, то Остролистая скупила бы целую полку такого и упивалась бы до беспамятства. Правда, данная химия уже существовала, и была вполне себе ощущаемой — она воплощалась в запахе парфюма Ледосветик, что лёгкой дымкой окутывал её всякий раз, когда та оказывалась рядом. По крайней мере, они чувствовались одинаково — и напоминали что-то очень родное.
Аккуратные прикосновения ладоней отдавали приятным жаром и ползли чуть выше, иногда возвращаясь в исходное положение. Остролистая убрала книгу и трогательно поцеловала почти белую макушку, убедившись в том, что парфюм Ледосветик всё еще при ней и доходил даже до волос. Она сняла очки для чтения, положила их сложенными на тумбочку, затем прикрыла глаза, ощупывая удивительно бархатистую, несмотря на здешний климат, кожу, мягче бархата, нежнее шёлка — сначала в районе предплечий, затем ближе к кистям. Ничего не требовалось взамен, не нужно было ломать голову — им можно было просто лежать вот так, и этого было достаточно. Ледосветик чуть поёрзала на кровати и приподнялась повыше, на уровень с лицом Остролистой — было приятно утыкаться в мягкий, почти что плоский живот, ощущая где-то вдалеке биение сердца, и обнимать за талию крепко-крепко, но ещё приятнее было посмотреть в яркие изумрудные и найти в них любовь.
— Пойдёшь спать? — с лёгкой улыбкой произнесла Остролистая, осторожно поглаживая ладонью лицо напротив.
— Давай, — шепчет Ледосветик, не переставая оглядывать черты девушки и восхищаться ими. Она накрывает чужие губы своими, легонько сминая их в коротком поцелуе. Остролистая реагирует живо, задержав свою ладонь в районе скул и отвечает на поцелуй. Они отстраняются друг от друга где-то через полминуты и ныряют под одеяло, также прижавшись друг к другу — спать таким образом будет слишком жарко, но плевать.
***
Время подходило к десяти часам вечера, когда на стол начали подавать первые блюда. Мягкий свет уличных фонарей освещал всю территорию террасы около съемной виллы. Сегодня вечером они собрались за большим столом и решили, что было бы чудесно поужинать не в ресторане. Огнезвёзд коротко постучал вилкой об свой бокал, поблагодарил всех присутствующих за то, что они являются такой большой и дружной семьёй и попросил уделить минуту на традиционную молитву Звёздному племени перед тем, как начать ужин. Остролистая слегка поёжилась, ощутив голыми плечами подувший ветерок и вместе с остальными, прикрыв глаза и схватив за руку сидящих по обе стороны от неё Белки и Львиносвета, бормотала слова благодарности Звёздным предкам за еду на их столе.
Искра тем временем осторожно приоткрыла глаза, осмотрелась по сторонам и замолчала. Её не прельщала эта молитва; вообще, её дедушка Белохвост вовсе не был верующим, чем шокировал всех, да и Яролика не пихала религию им с сестрой, поэтому и желания молиться сегодня у неё не было — как и веровать в принципе. К тому же, Коршун говорил, что Звёздное племя — ерунда и его не существует, а души умерших никуда не попадают, потому что нет такого места, куда они якобы попадают и потом смотрят на живых, «наблюдают с неба», скажем так — он смеялся, когда говорил про наблюдение с неба. Искре его мнение по этому вопросу казалось последней инстанцией. Когда она увидела, что все начали открывать глаза, то быстренько зажмурила свои и сделала вид, что бормочет, а потом вновь открыла и с облегчением поняла, что её не заметили.
— Спасибо. Мы можем начать трапезу, — провозгласил Огнезвёзд, подняв свой бокал в воздух и тут же опустив, принявшись вместе с остальными за приём пищи.
Первые пару минут присутствующие утыкались в свои тарелки, лишь Песчаная Буря пару раз о чём-то переговаривалась с Огнезвёздом. Потом Остролистой стало скучно, ведь она быстро управилась со своей трапезой; хотя едва ли отварную грудку индейки и салат из овощей можно назвать полноценным приёмом пищи; и подумала, что будет здорово посплетничать немного, раз уж они все здесь.
— Мама, — обратилась она к Белке, — Как ты думаешь, Воробья сейчас нет с нами по справедливости или же по ошибке?
Белка удивлённо повернулась к дочери, отпив из своего бокала с вином; они с Песчаной Бурей пили одно и то же; и потом обречённо облокотилась на свой плетённый стул, держа бокал в руке.
— Ты правда считаешь, что мне сейчас интересно будет это обсуждать здесь, Остролисточка? — вздохнула она с жалобной гримасой, — Я на отдыхе и, в конце концов, уже сто раз всё было обговорено, — она увидела, как девушка слегка расстроилась, и поспешила добавить, чуть понизив голос: — По ошибке, конечно же.
— А как тебе наряд тёти Рыжинки на заседании? — хихикнула она таким же тихим голосом.
— Знаешь, хрень полная. На ней был винтажный костюм от Армани. Но скажу по секрету, она что в молодости, что сейчас не умела и не умеет носить архивные вещи, — обе прыснули смехом.
— Что обсуждаете? — Искра чуть наклонилась к ним, пытаясь полностью услышать разговор.
— Рыжинку на заседании. Как тебе, например, её прическа? В целом внешний вид? — спросила Белка.
— Выглядела вполне достойно, хотя чересчур строго и будто вылизано. Она ведь не ходит так в повседневной жизни?
Белка расплылась в насмешливой улыбке, мельком взглянув на дочь.
— Поверь мне, ходит. Но с учётом того, кто её отец, ничего удивительного. С ним нужно быть каждый день готовой к суду, — тут они с Остролистой не выдержали и рассмеялись вслух.
— Вас, вообще-то, уже слышно! — недовольно обратился к ним Львиносвет. Белка с Остролистой подняли головы, и сразу же наткнулись на непонимающего Огнезвёзда. Сидящая рядом с ним Песчаная Буря, кажется, готовилась высказать нравоучения.
— Белка, какая срамота! — начала она своим поучительным тоном; во время этого её голос становился чуть выше, будто бы фальшивил, а звучала она как глупенькая модель-пустышка, надеющаяся найти богатого мужа; такой голос женщине её возраста явно не подходил, но что-же, это было её фишкой, — Нашла, с кем перемывать людям кости! Это же дети, а не твои подружки, с которыми вы каждую неделю собираетесь в ресторане и обсуждаете последние новости!
Она не ругалась всерьёз, или тем более как-то по-злому, нет; но показать, как надо и не надо или просто поставить человека на место умела. Песчаная Буря была схожа с Белкой в семейном плане — она выходила из довольно обеспеченного и, можно сказать даже знатного рода, а потом просто удачно вышла замуж и не знала бед; по молодости они, конечно, видели всякое и имели до кучи проблем, прежде чем Огнезвёзд взошёл к власти; но теперь-то всё было хорошо, и она любила сидеть с младшей дочерью на балкончике их семейного особняка, попивать вино и обсуждать высший свет; иногда компанию им составлял фирменный мундштук Песчаной Бури — как она любила говорить, «курение через него спасает моё здоровье и красоту».
— Песчаная Буря, не ругайся на маму! — поспешила отгородить Белку Остролистая. Обращение «бабушка» и иные производные по отношению к себе женщина терпеть не могла, и поэтому внуки обращались к ней на полное имя либо на короткое, слегка кокетливое «Песчи», которым её обычно любил называть муж, а «бабушкой» она была лишь тогда, когда упоминалась без её непосредственно присутствия; по крайней мере, так её упоминала Остролистая, которой очень нравилось это обращение, — Можешь лучше рассказать какую-нибудь историю? Ледосветик и Пеплогривке может быть интересно послушать.
Женщина, поправив волосы, крепко призадумалась, слегка потряхивая свой бокал.
— И какую же именно историю хотят услышать девочки?
— Можно что-нибудь из детства ваших дочерей, — от чего-то просияла Пеплогривка.
— Или из вашего собственного, — улыбнулась Ледосветик.
Белка прикрыла глаза и потёрла висок, готовясь к тому, что сейчас её, возможно, знатно опозорят. Конечно же, всё это было больше в игривой форме, хотя она всё равно имела ввиду то, что мать, тем не менее, могла выдать что-то эдакое, вызвав смех у остальных и чувство испанского стыда за саму себя у Белки.
— Знаете, однажды эта рыжая сорвиголова умудрилась по самую макушку упасть в грязь на нашей семейной ферме…
Женщина мечтательно откинулась на спинку стула, не слишком вслушиваясь в рассказ, поскольку знала его наизусть, но тем не менее улыбаясь вместе с остальными, иногда тихо посмеиваясь. Всё-таки, «семья» было дорогим её сердцу словом, а редкие совместные вечера ценились на вес золота; да и в стыдных историях из детства был свой шарм.
— А ещё? А ещё? — не унималась Ледосветик.
— Милая, такое любопытство карается жестоким образом, — Песчаная Буря осушила свой бокал.
— Песчи! — рассмеялся Огнезвёзд, — Что за слова!
— Прости, прости. Я имела ввиду, не сейчас и не всё сразу, Ледышка, — сладко протянула она, достав мундштук.
— Дорогая, ну ты же обещала не курить за столом и при детях, — обеспокоился президент.
Женщина выразительно взглянула на мужа, затянувшись.
— Ты тоже, знаешь, не промах. Много чего обещал в своё время. Так что дай и мне нарушить обещания, — она аккуратно потрепала его по рыжим с заметной сединой волосам, на что Огнезвёзд взял её руку и осторожно поцеловал.
Искре, в свою очередь, такая семейная идиллия казалась слишком уж сахарно-слащавой, а лобызания Огнезвёзда и Песчаной Бури напомнили её собственных бабушку с дедушкой; Белохвост постоянно поправлял жене волосы и говорил комплименты даже за столом и даже тогда, когда это было не в тему. Не желая больше смотреть и слушать всё это, блондинка встала со стола, сославшись на то, что хочет пройтись, и отошла от террасы. Убедившись, что её никто не слышит, она достала телефон и набрала заветный номер. К счастью, связь тут хоть и дорогая, особенно в другие страны, но сумма, тем не менее, подъемная для Искры; в конце концов, Эррера-Файер всё тут же возместили.
— Привет, — она улыбнулась уголком губ, услышав приветствие в ответ. Наконец-то заботливый и милый Коршун вернулся.
Её милый и заботливый Коршун, — У тебя хорошее настроение?
— Вполне себе, а что? — звучит спокойно и как-то даже плавно.
Вызванная на дом проститутка закончила покрывать поцелуями полуобнажённое накаченное тело Коршуна, и хотела уже приняться за что-то более интересное, потянувшись к его боксерам, но тот грубо отшвырнул её, приказав ждать.
— Знаешь, сижу тут с этими Огнезвёздовичами. Полная херня, одни смазливые истории про то, как кто в детстве на горшок ходил и насколько часто, — выдохнула она.
— Плюс в том, что ты хотя бы сидишь с ними и удостоилась чести слушать. Продолжай в том же духе, главное, ничего не упусти, — девушка просияла от внезапной похвалы. На фоне недавних пощёчин и угроз это казалось невероятным и очень долгожданным.
— Спасибо. Я скучаю по клубу, кстати. Уже не терпится выступить, — щебечет Искра.
Проститутка всё-таки приспустила боксеры и начала ритмично качать головой. Коршун постарался придать своему голосу прежнюю ровность.
— Здорово. Как вернёшься, сразу за работу.
— А ещё по тебе скучаю, — она прикусила губу, намотав прядь волос на палец.
Мужчина не знал, что ответить на такое; еле сдержал глухой стон, который раздался бы прямо в трубку и вызвал бы у девушки недоумение. Зачем ему вообще признание такого рода от наивной шестнадцатилетки? Ему ни горячо, ни холодно от того, скучает она по нему или нет. Но ответить слишком грубо он не мог — вдруг спугнёт пташку; хотя та и не собиралась никуда уходить, как бы Коршун с ней не обращался.
— Не говори ерунды. До связи, — он прервал вызов, швырнув телефон обратно на кровать и всё-таки поддавшись страсти.
Искра недоумевала; что это могло значить? Почему он так неожиданно закончил разговор? Так много мыслей и вопросов в голове, и все без ответа. В итоге девушка в своём внутреннем диалоге сошлась на том, что мужчина, должно быть, сильно занят, раз не смог продолжить говорить, и стала наслаждаться открывающимся видом на Персидский залив.
