Наказание

- Обвиняемый приговаривается к 160 часам общественных работ. Молоток судьи ударил по столу, эхом отражаясь от стен пустого зала и вынуждая осужденного скривиться. «160 часов - если работать по восемь часов в день, это получается четыре недели, с двумя выходными. Конечно, бывало и хуже, но целый месяц в каком-то детском саду… Нет, мой нежный мозг и ранимая душа этого не выдержит. Нужно срочно что-нибудь придумать. Я же лучший. Я самый прекрасный. Хм. Но вот что? Может там воспитательнице дать денег? И она меня немного прикроет. Хотя почему немного?» Тихий смех сорвался с губ молодого человека, рука, скорее по привычке, стала накручивать прядку волос на указательный палец. «Как этот пижон Атобе посмел меня сдать? Ну, конечно, я самый скандальный журналист, и просто обязан был написать про его новый роман. Но сдавать меня и предъявлять обвинения? Пф. Он у меня еще попляшет. Я ему еще покажу, не будь я…» - Мизуки Хаджиме? – спокойный голос окликнул задумавшегося парня, - Это вы Мизуки Хаджиме? Мне поручено проводить вас к месту отбывания наказания. И снова про наказание, его приговор. Молодой человек только скривился, но не сказал ни слова и последовал за офицером. «Возиться с детьми. Я, великий Мизуки Хаджиме обязан возиться с какими то сопливыми детьми…» Благо, он был на своем красном порше, а то ехать еще и на милицейской – это был бы верх унижения. Ехать за ней – тоже не привилегия, с какой стороны ни посмотреть. Музыка лилась из колонок, Мизуки откинулся на кожаную спинку и наслаждался поездкой, как наслаждался ей уже последние пять лет. Да он добился много, даже прослыл скандальным журналистом, который (непонятно как), узнавал все, что хотел. Вот только с этим чертовым пижоном Атобе ему не повезло. Кто же знал, что неделю назад он купил себе несколько молодых ротвейлеров. - Как чувствовал, что я пойду охотиться за сенсацией. Фю-фю-фю-фю. Ничего, я еще узнаю, что именно ты скрываешь в своем особнячке, не будь я самым прекрасным Мизуки Хаджиме. Молодой человек слишком задумался и в самый последний момент заметил, что машина полицейского остановилась. Пришлось резко жать на тормоз, чтобы не врезаться ему в бампер. Тихо зарычав, он достал сигарету и закурил. Не хватало еще из-за какого-то сноба и зазнайки разбить такой прекрасный автомобиль. - Да чтоб тебя… Но он замолчал, заметив перед какой именно школой они остановились. Ленивая улыбка появилась на губах бывшего теннисиста. - Хотя если это позволит осуществить мои детские мечты… Фю-фю-фю. Вот только направились они не в саму школу, а в здание, располагающееся рядом. Посмотрев тоскливым взглядом на теннисные корты академии Сейгаку, бывший менеджер Святого Рудольфа вошел на детскую площадку. Погода была теплая, поэтому дети возились на ней: кто катался на качелях, кто на горке, а некоторые копались в песочнице. И только двое, мальчик и девочка, сидели спокойно на лавке и рассматривали какую-то книгу. - И какой тут возраст? – Мизуки задумчиво осмотрел свою рабочую территорию и детишек, которые к ней прилагались. - Пятилетки, некоторым уже по шесть, - раздался звонкий женский голос за спиной парня, заставляя того от неожиданности подпрыгнуть, - Томока Осакада, воспитательница. А вы, должно быть, мой новый помощник. Мизуки чертовски не понравилась улыбка, которой одарила его девушка. Имя, кажется, он слышал, да и то, как она бойко направилась разнимать двух дерущихся близнецов, напоминало о далеком прошлом. Но что именно, он вспомнить не мог. - Юджиро, Нанджиро, а ну прекратили драться. Да сколько можно? Девушка явно не в первый раз разнимала близнецов. Да и те не казались паиньками. Мизуки ошалело смотрел на этих маленьких людей, которые начинали замолкать и пристально смотреть на незнакомого для них дядю. Мертвая тишина повисла над игровой площадкой, детские головы повернулись к Мизуки и пристально на него смотрели. Тому даже стало как-то не по себе. Томока еще раз усмехнулась, теперь как-то подозрительно. - Дети, познакомьтесь, этого дядю зовут Мизуки-сан и он будет с нами целых четыре недели. Хаджиме оглянулся в поисках офицера, но того и след простыл. Он сдал обвиняемого в руки нынешнему куратору, явно не желая ничего выслушивать, и мог быть свободен. «Паразит, негодяй, я про тебя такую статью накатаю. Мало не покажется. Фю-фю-фю» Он почувствовал, как кто-то из детей теребит его за рукав рубашки. Мизуки со страданием посмотрел на свою некогда белоснежную рубашку. Похоже, перед этим девочка копошилась в песочнице. - Дядя Мивуки, а ты сказки знаешь? «Да что это такое, треклятый Атобе, нет, ты мне за это ответишь. Сильно ответишь. Моя любимая белая рубашка.» Он только мысленно застонал, не перед ребенком же унижаться. Хотя почему это он должен хорошо себя вести? Никто не говорил, что он должен быть паинькой. - Нет, не знаю. Зато я знаю, как приготовить на обед маленьких девочек, которые задают глупые вопросы взрослым дядям. Девчушка с писком умчалась за воспитательницу и, выглянув из-за нее, показала язык. Хаджиме остался доволен собой. Он твердо решил, что долго тут не продержится.