Грешный социон

Разговор с Уиллой помимо озвучки имел еще фактор риска для моих полурасшатанных нервов, но глоток коньяка с теплотой ее улыбки увлек меня в клубок лжи, ненависти, иллюзорной романтики и гнили. Там даже не пахнет свободой. Сигаретный дым, порох, слезы, кровь и страх… Чувствовать бы это только на сцене. Я боюсь, что вскоре умру… Забывать куртку — почти привычка. Хотя нет, я хочу, чтобы Родриго одолжил мне свою. Мы все немножко эгоисты. Даже альтруизм есть ни что иное как особое проявление себялюбия, только в извращенной форме. «Мне ничего не нужно!» Пафос. Не хочу быть альтруистом. Так ведь гораздо честнее. Ладонь перевязана, из меня плохой повар. Ножи режут не лук, а плоть, обжигаюсь постоянно, а на мясорубку смотреть неприятно. Останусь без пальцев… — Мы… в тупике? Я не верю во всепоглощающую власть прессы. Будь так, мы могли бы хоть что-то изменить в этом мире. Теперь в любой момент могу отправиться за стены пыточной, неосторожный шаг — и об Артуре Андерсе больше некому будет вспомнить. — Никогда не считал себя трусом. Но мне страшно. Впервые в жизни настолько. Это в фильмах ты готов и убить за просто так, и акуле пасть порвать, и с крыши прыгнуть, а здесь такого не будет. Горло перережут и… «Мистер Андерс, вы были прекрасным актером». Надгробие на одинокой могиле… Горло вновь передавливает. Чем глубже осень, тем убийственнее видения. Куда мы вляпались? Боль в руке напоминает о том, что все мы смертны. Может, даже сиюминутно. Родриго уверен в том, что мы будем живы. Что всех причастных посадят, стены падут, и вообще мир возможно изменить. Надо только волну поймать, что захлестнет народ, кинет его на борьбу с тиранией и предубеждениями. И выглядит так возбужденно, вещая об этом, но я не уверен, что сам он верит. Впрочем, может, это всего лишь моя лютая хандра. А курткой так и не поделился. Хоть бы обнял, сволочь…