Меч и магия

Утер устало плюхнулся на свою кровать. Он нашел в столе Артура свежий график постов и сменил их все, набегавшись по замку. Из-за того, что король весьма длительное время этого не делал, он прошагал пару лишних кругов по лестницам замка и сейчас страдал от неприятно ноющей боли в уставших ногах. Раздался стук в дверь. Совершенно вымотавшийся за этот безумный день Утер был настолько усталым, что у него не хватило сил даже разозлиться. Собрав остатки сил он сел на кровати и крикнул: — Войдите! В дверном проёме показалась голова всё того же стражника, который уже не раз подумал о том, чтобы вернуться обратно в свою родную деревню, подальше от ходячего венценосного недовольства. — Милорд, там староста какой-то деревни приехал. Говорит, на них волки нападают. — И что? — устало спросил Утер. — Так это… Его бы принять надо… — промямлил стражник, с ужасом подумав о том, что вот теперь уже точно дело одной темницей не кончится. — Я приму его в тронном зале. Найди Леона, пусть тоже придет, — Утер с ужасом подумал о том, что ему снова придется спускаться по лестнице, а затем… ох… снова подниматься. Впрочем, всё оказалось не настолько плохо — Утер просто посидел на троне со своим извечным суровым видом и похмурился в нужных местах сбивчивой речи испуганного крестьянина. А затем приказал Леону разобраться с жалобой и с чувством выполненного долга отправился в свои покои дальше валяться на кровати. Повернув в коридор, в котором находились его покои, Утер чуть не столкнулся с Гвиневрой. Она с торжественно-похоронным видом несла оставшиеся в покинутых покоях принца доспехи. На аккуратно свернутом плаще, больше походившем на бархатную подушечку, располагались части доспеха, сверху на которых каким-то чудом держался любимый шлем Артура. У Утера снова защемило сердце. Он сжал губы в тонкую линию, не позволяя эмоциям проявиться на лице, и сурово спросил: — Зачем тебе доспехи Артура? — В хранилище несу, Ваше Величество, — расстроенно шмыгнула носом Гвиневра. — Хранилище в другой стороне, — нахмурился Утер. Гвиневра растерялась — когда они это планировали с Морганой, как-то не учли, что хранилище неиспользуемого оружия, и правда, находится в другом направлении. И за те полчаса, что Гвиневра торчала за углом этого коридора, ожидая короля, ей тоже не пришла в голову эта мысль. — Их еще выправить нужно немного, — нашлась она. — А мой отец — кузнец. — Иди, — махнул рукой Утер. *** Утер зашел в свои покои и с недовольным видом уставился на кучу пергаментов, захламляющих стол, безуспешно надеясь, что от его грозного вида они исчезнут сами собой. Наконец он вздохнул и внезапно зацепился взглядом за сургучную печать Родора на верхнем свитке. Утер раскрыл свой шкаф и уставился на кольчугу, которая так сильно его подвела. Он усмехнулся своим грустным мыслям (посвященным пузику) и решительно скинул камзол, намереваясь еще раз попытаться натянуть кольчугу. Именно во время этого безуспешного занятия его и застал вошедший в покои слуга. — Милорд, ужин подан, — слегка поклонился тот. — Я буду ужинать здесь, — не поворачиваясь, бросил Утер. — Сию секунду, сир, — Джон тихо исчез из покоев короля. Утер облегченно выдохнул, надеясь, что слуга не заметил его бесполезной борьбы с упрямой кольчугой. Хотя после очередной попытки Утера та всё же сдалась, обтягивая пузико, и делая короля немного (намного?) стройнее. Утер покрутился перед зеркалом, внимательно прислушиваясь к тому, что происходило за дверью, и улыбнулся сам себе. — Ваш ужин, сир, — Джон несмело отодвинул пергаменты с края стола и деловито разложил по нему королевский ужин. Утер посмотрел на полную тарелку еды, а затем перевел взгляд вниз, на утянутую кольчугой солидность. Затем вновь с жалостью взглянул на тарелку: — Я передумал. Оставь только фрукты. Собиравший тарелки обратно на поднос слуга, нечаянно задел пергаменты, и свиток с приглашением скатился со стола, чуть не попав в камин. Утер быстро его поймал и решительно выдохнул: — Позови ко мне Леона, Ричарда и Гаюса. *** Через полчаса все названные королём собрались в его покоях. Утер постучал к тому времени распечатанным свитком по столу и начал отрепетированную речь: — Вчера мне привезли приглашение от короля Родора на день рождения принцессы Митиан. Учитывая напряженную обстановку на наших общих границах, я решил ответить согласием на любезное предложение Родора. Поэтому… Утер взял со стола только что составленные документы и протянул один из них Ричарду: — Вы остаётесь в Камелоте и будете следить за внутренней охраной замка. Второй пергамент достался Леону: — Вам я поручаю охрану вне замка — лесные заставы, патрули и так далее. Утер перевёл взгляд на Гаюса, тоже ожидавшего, что ему что-нибудь вручат: — А ты, Гаюс, к утру должен сделать запас лекарства для леди Морганы, чтобы хватило примерно на пару недель. — Милорд, это лекарство нельзя долго хранить. — Тогда ты едешь со мной, — нахмурился Утер. — Мне нужно лечить рыцарей, — нахмурился Гаюс в ответ. — Я не могу их оставить. — А Моргана? Ей ведь нужно постоянно принимать лекарство. То, которое спасает от кошмаров. — Могу вам предложить взять с собой Хунис, сир. Это лекарство несложно изготовить. Я научу её и дам с собой все травы, что потребуются. С совершенно не королевской мыслью «Наконец-то я свалю из этого дурдома», Утер лишь махнул рукой: — Хорошо, пусть она едет с нами. Все свободны. *** Утром король Утер, возглавляя торжественную процессию, покинул Камелот. Вслед за довольно улыбавшимся королем пара лошадей тянула карету, в которой сидели: недовольная Моргана (она хотела еще разок подействовать Утеру на нервы, красуясь перед ним на коне и заставляя вспоминать об Артуре), смущенная Хунис (которая в своей деревне и карет-то ни разу в жизни не видела, а уж чтобы ехать в ней — и помыслить не могла) и довольно дрыхнущая Гвиневра (которой пришлось встать до рассвета, чтобы собрать вещи Морганы, в которых при дворе Родора она бы выглядела под стать принцессе Митиан). Вслед за каретой ехал отряд охраны, состоящий из пары десятков рыцарей. После отъезда короля из Камелота, стражник, дежуривший вчера весь день у его дверей, на радостях напился и спьяну попытался подраться с городским патрулём, за что и был брошен на сутки в темницу (чтобы протрезвел).