Иллюзорность восприятия

- Что ты, Джил, задумалась? - спросил Юстэс у подруги, когда увидел её сидящей в библиотеке у окна. - Выглядишь ты более чем грустно. - Да так... Вспоминаю, вспоминаю... Взгрустнулось. И даже присущий мне оптимизм не спасает, как бы ни старалась. Хотя, конечно, понимаю, что принимать тон ноющей было бы глупо. В общем, утешаюсь тем, что перебираю в памяти драгоценные жемчужины некогда глубоко личного опыта. - И что было самым прекрасным в твоей жизни? - спросил Юстэс заинтересованно. - Как ни странно, самым прекрасным было знать, что человек, которого ты любишь, счастлив, пусть и не с тобой. - А что самым печальным? - Самым печальным... Ты не знаешь, каково это: сохранять в себе веру, когда все вокруг превращаются во врагов, и нет другого выхода... Особенно когда понимаешь, что некого винить, даже саму себя. - Ты очень странная, Джил, скажу я тебе, - улыбнулся Юстэс. - Мне даже сегодня говорить не хочется, как это обычно со мной бывает, - улыбнулась в ответ девочка довольно кисло. - Всю ночь сегодня размышляла, не спала... Я стала такой ранимой, даже не знаю, стоит ли мне культивировать эту бесспорную добродетель?.. Ценное ли это качество в нашем холодном мире?.. - Не думаю, что оно бесполезно, ведь ранимость - это своего рода красота чувствительной души. Так редко попадаются чувствительные души... - Нам только кажется, что редко, на самом деле мы просто разучились видеть красоту. - Вполне может быть... А я сегодня... Блин, говорят, что парни не плачут, но в последнее время слезливая сентиментальность, мешающая ясности мысли, стала для меня почти естественным состоянием... Не знаю, что и делать с этим. Вроде бы сочетание тонкой чувствительности и твёрдости не есть что-то плохое... Однако это весьма мешает, когда ищешь правды или чего-то объективного и пытаешься составить себе должное представление о вещах... Которых внезапно становится так много, как и идей, что страшно даже - так трудно за всем этим добром уследить... О, наше подсознание! Как был бы я рад, если бы его не было, эта бездна бездн порой смущает и озадачивает меня тем, что таится в её неисследованных глубинах... - Вот там-то и таятся монстры, друг мой Юстэс, - улыбнулась Джил. - Вот там-то я и похоронила себя, точнее, утопила - в наряде Офелии, с венком руты и мятных трав, после того, как тщетно вызвала к своему сумасшедшему принцу... О, ты не знаешь, каково это - сохранять в себе веру, когда все и вся превращаются во врагов, и нет другого выхода!.. - Где-то я уже это слышал, - Эд улыбнулся. - Люди - это не враги, Джил. Нет для человека худшего врага, чем сам человек!.. - Я так боюсь верить в эту простую истину! - воскликнула Джил. - Я до сих пор лелею своё сумасшествие и горжусь им как чем-то, что роднит меня со Всевышним!.. Ведь весь мой мистицизм, весь романтизм, сентиментальность и сострадание нашли выход только там, в этих подземельях и штольнях, которым нет названия... Когда я поняла, что люблю более, чем просто кого-то или что-то... Когда испытала вечные чувства ко Вселенной, это невыразимо!.. - Ты точно психичка, Джил, - хихикнул Юстэс. - Да, я знаю это... Но, быть может, в этом и есть тот метод, единственно верный, которым все величайшие мистики познавали суть вещей?.. - "И всё грустит, и плачут очи, покуда слёзы есть в очах..." - грустно процитировал Эд любимого поэта. - Как жаль, что в мире так много зла, и вдвойне трудно смириться с этим актом, когда сам ты счастлив или мнишь себя таковым!..