Маркиз

Разговоры о том, что в стан Феррари приходит новый гонщик, да еще и итальянец, ходили давно. Дженсон лишь отмахивался от них: какое ему дело, кто будет пилотировать в одной из ведущих команд, когда его собственная бьется за предпоследнее место. На тестах в Барселоне он должен был впервые появится в стане остальных пилотов. Утро стояло пасмурное, стальное небо никак не могло разразиться настоящей грозой или, на худой конец, хорошим ливнем, чтобы сессию отложили. Недовольные пилоты зябко ежились в теплые куртки и грели руки о стаканы с кофе. Новый пилот ворвался в этот хмурый мир с широкой улыбкой и в одном гоночном комбинезоне. Будущие товарищи смотрели на него с удивлением, а кто и с неодобрением: что он пытается доказать? Кого впечатлить? Нос у пилота покраснел, а руки держали стакан так крепко, что казалось, еще чуть-чуть и вместо обморожения ему станет грозить ожог горячим кофе. Горячий весельчак продолжал улыбаться, но знакомиться с остальными не спешил. Тут дали начало сессии и стало не до знакомств. Дождь, наконец, вырвался из облачного плена, и, к удовольствию пилотов, сессия была отменена. Разумеется, ничего хорошего в этом не было, но тестировать новинки под ледяной изморосью — занятие не из приятных. Новенький попросил себе новый стакан кофе и быстро исчез в неустановленном направлении. Да никто и не стремился устанавливать: он пока был чужим в этом клубе одиночек и эгоистов. Дженсон не спешил в гостиницу и решил посидеть в ближайшей кофейне в надежде, что закончится дождь. Войдя в светлый и теплый зал, он сразу заметил того самого пилота, который ни с кем не хотел знакомиться. Он сидел за столиком в углу и продолжал греть руки о чашку кофе задумчиво глядя вдаль. Дженсон хотел было уйти, но тут новичок поднял глаза и широко улыбнулся ему. Уходить теперь было бу невежливо, поэтому Дженсон медленно направился в глубь кафе, собираясь занять столик подальше и не мешать раздумьям любителя кофе. Но у того, кажется, были другие планы — глядя на Дженсона сквозь калейдоскоп столиков, он выдвинул соседний стул и недвусмысленно кивнул на него мужчине. Ничего не оставалось, как сесть рядом и неловко замолчать. — Клаудио, — разрядил обстановку новичок. — Дженсон. Что сказать дальше, никто из них не знал, но положение спасла официантка, подошедшая принять заказ. Дженсон заказал капучино и она уже собиралась уйти, как Клаудио залпом допил свой кофе и заказал еще. Брови официантки поползли вверх, но, усилием воли вернув их на место, она кивнула и пошла за стойку. — Ты настолько любишь кофе? — надо же было спросить хоть что-то. — Нет, просто сегодня ужасно холодно, а я все-таки из Италии. — Да, именно для такой погоды умные люди придумали куртки или на крайний случай теплые толстовки, — обычно Дженсон не язвил, но слова сами сорвались с губ. — Я знаю. Дело в том, что команда забыла выдать мне полный комплект, — ничуть не смутился мужчина, — видимо, не ожидали такой погоды. Не раздевать же механиков? — Я не знал, извини. Но, раз уж это косяк руководства, мог бы раздеть Арривабене. — Не лучший способ остаться в команде на долгий срок. Принесли кофе, и Дженсон с удивлением отметил, что разговор, который, как он боялся, так и не начнется, идет легко и просто, как у старых приятелей. Дженсон грустно улыбнулся: он давно уже не мог никого назвать приятелем и, тем более, другом. Одни напарники и соперники. А тут едва знакомый человек, и Дженсон, всегда милый, но немного нелюдимый Дженсон, болтает и шутит так легко. Капучино закончился так внезапно, что Дженсон даже удивился. Клаудио допил свой уже давно и теперь грелся в толстой куртке МакЛарена. Дженсон не мог не признать, что смотрится в ней он крайне мило. — Ты на машине, — он понимал, что ответ будет положительным, но не хотел так скоро разъезжаться по домам. — Нет, — он не переставал удивлять, — не подумал, что она будет нужна. Но ошибся, здесь ужасная инфраструктура — я еле успел вовремя. — Тогда вставай, я подвезу, в удивительно голубых глазах загорелась такая благодарность, что Дженсону стало неловко, — да не снимай куртку, машина за углом. **** Со временем молодой гонщик познакомился со всеми пилотами и, что казалось почти невероятным, своей широкой улыбкой завоевал расположение каждого из них. Но тесно общался он только с одним пилотом Макларена, за что Дженсон был ему очень признателен. Он очень быстро осознал, что не хочет ни с кем делить ни эти голубые глаза, ни эту обезоруживающую улыбку. И стал отводить взгляд и улыбаться только самыми уголками рта. Ему было стыдно за свои мысли, его всегда привлекали женщины, но он не мог ничего поделать. В паддоке их называли братьями, особенно, когда те были в очках. Однажды Булье даже перепутал их и чуть было не затащил итальянского гонщика в английский паддок. За самим Клаудио закрепилась кличка Маркиз — как производное от его фамилии. И, как добавлял, исключительно про себя, Дженсон за сдержанный, скрытый аристократизм, сквозивший во всем, что касалось этого гонщика. По мнению Дженсона, он гораздо гармоничнее смотрелся бы в старой, забытой джентльменской Формуле. Но современный аристократ и сейчас смотрелся превосходно: и в костюме от любимого дизайнера в повседневной жизни, и в красном комбинезоне и брызгах шампанского на одной из ступеней подиума. Никто не ожидал, что в этом году эта машина так здорово поедет. Да она и не ехала — напарник Маркизио боролся гораздо ниже подиумной зоны. Но упрямый итальянец продолжал раз за разом взбираться на подиум. После они с Дженсоном, обычно, шли праздновать это дело в ближайший бар, после чего уже Клаудио приходилось возвращать долг и отвозить Баттона домой. Клаудио иногда беспокоился, не тревожит ли Дженсона что-то, что он усердно заливает алкоголем, но тот был так весел и беззаботен, в отличии от обычной жизни, что Маркизио отбрасывал эти мысли, боясь спугнуть не столь частую улыбку сдержанного англичанина. А для Клаудио так много значила эта улыбка. **** — Останешься? — очередное празднование заканчивалось перед отелем Дженсона. — А ты этого хочешь? — усмехнулся Маркизио. — Да, сэр, — поддержал тон Баттон. — Не «сэр», а маркиз! Не забывайте, сударь! — продолжил он веселую перепалку. — Ты не маркиз, ты прямо-таки принц наследный. — Ага, а ты мой принцесс! — смех резко прервался. Две пары огромных глаз безмолвно смотрели друг на друга, пытаясь прочесть что-то за чужими расширившимися зрачками. — Твой, — осторожно, шепотом, на грани слышимости прервал молчание Дженсон. И замолчал, ожидая приговора. — Конечно мой, — выдохнул Клаудио, с облегчением прикрыв глаза, — какой же принц без того, с кем он в будущем разделит трон? Расслабленный смех быстро сменился хриплым дыханием и влажными поцелуями. — Пусть теперь только попробуют назвать нас братьями, — шепнул Клаудио, пока Дженсон торопливо открывал дверь номера.