take me home

Утро в Лос-Анджелесе, не смотря на начало осени, которое должно было стать последним оплотом тепла в этих местах, выдалось холодным. Темные и тяжелые тучи закрыли небо, из-за чего казалось, будто ночь и не уходила. Стена дождя не позволяла увидеть дома через улицу, из-за чего было особенно тоскливо, ведь казалось, будто бы ты один в этом районе. Только слабо пробивающийся свет из соседних окон и огни большого мегаполиса вдали напоминали, что город еще жив. В такую погоду все в частном секторе предпочитали сидеть дома: прохладный осенний ветер гонял по улице увядшие листья, оставляя их в лужах на дороге и тротуарах. Продержась немного на поверхности воды, они плавно опускались вниз под напором дождя. Капли стучали по крыше и окну, монотонно отбивая незамысловатую мелодию, которая должна была успокаивать, однако делала совсем наоборот. Медленно стекая по стеклу, влага оставляла за собой кривые дорожки, которые делали изображение за окном искривлённым до неузнаваемости. Эдди Каспбрак не любил дождь. Еще в детстве его мама говорила, что дождь-это прекрасная возможность подхватить простуду, или что-нибудь еще похуже. Эдди любил маму, и поэтому не любил дождь. Однако иногда из своей комнаты он все же смотрел на ребят, которые, как только небо начинало темнеть, и первые капли падали на сухой асфальт, брали свои плащи и всей дружной компанией выбегали на улицу. Через несколько минут они уже носились по лужам, прыгая в них, окатывая друг друга водой, и весело что-то кричали. Возможно, если бы Эдди был здоров, он с радостью променял бы это на свой теплый мягкий плед и горячий имбирный чай, который так приятно согревал сейчас руки, но не в этой жизни. Он уходил вглубь комнаты, прикрывая шторы. У Эдди Каспбрака был тяжелый комбинированный синдром иммунодефицита. Любой вирус или микроб, с которым организм здорового человека легко справлялся, мог убить его. Он никогда не выходил на улицу, никогда не чувствовал порывов ветра, развивающих его непослушные кудри, не чувствовал настоящего солнечного тепла, не через холодное стекло его окна. Парень проснулся чуть позже обычного. Ужасно болела голова. Вчера он зачитался, забыв о времени, и хотя мама сказала спать и заботливо выключила свет в комнате, он все равно включил маленький ночник как раз для таких целей и продолжил читать. Когда он опомнился, зевая, на часах было почти три ночи, поэтому он немедленно убрал книгу на прикроватную тумбочку и провалился в сон, наполненный впечатлением от прочитанного. Открыв глаза и перевернувшись на спину, Эдди присел на кровати и глянул на часы. 13:18. Звенящая тишина в доме и выключенный везде свет говорил о том, что мама, скорее всего, уже на работе. Рядом с часами лежала та злополучная книга, виновница лопнувших капилляров в белке глаз и головной боли. — Больше никогда не буду читать на ночь... — простонав, пообещал себе брюнет. Встав с кровати, он отправился на кухню. Мамы, как он и думал, дома не было, и лишь прикрепленная в дверце холодильника записка напоминала о том, что надо бы позавтракать : «Эддичка, ты так сладко спал, что я решила тебя не будить. Не забудь покушать, я приготовила твои любимые банановые оладьи, они в холодильнике. Я опять задержусь на ночную смену. Беверли придет чуть позже обычного, потому что на улице дождь. С любовью, мама <з » С недоверием посмотрев на кривое сердечко в конце записки, «Эддичка» вздохнул. Дома было скучно, ужасно скучно, и этот каждодневный наскучивший пейзаж, состоящий из его дома и заднего двора, на который ему даже нельзя было заходить, уже начинал бесить. Мальчик провёл и проведет тут всю свою жизнь, как говорит его мама, ведь ТКИД не лечится. Вот уже почти семнадцать лет друзьями мальчика является его мама, с которой отношения были не очень, из-за того, что она целыми днями пропадала на работе. Главный врач, который приходил раз-два в месяц и что-то там писал в своем отчете. Эдди чувствовал себя подопытной мышью. Так же врач появлялся только в случае экстренной необходимости, например как когда Эдди недостаточно продезинфицировал свою одежду в антибактериальном облучателе, поэтому очередной приступ аллергии заставил его задыхаться. Еще была медсестра Беверли Марш, которая была старше его всего на четыре года. Наверное, только она помогала парню держаться на плаву. Он считал ее лучшей подругой не только из-за отсутствия выбора, а скорее из-за того, что она всегда была с ним, сколько он себя помнил: — Бев, а ты всегда будешь рядом со мной? — однажды спросил четырнадцатилетний Эдди. Рыжеволосая девушка прекратила измерять мальчику температуру и вопросительно посмотрела на него: — Эдди, что за вопросы? У тебя что-то случилось? Спрашивать такое у ребенка, который обречен всю жизнь пробыть один, ограниченный в общении и передвижении, было бессмысленно, и Беверли это прекрасно понимала. Однако она не теряла надежды, и постоянно твердила, что возможно, однажды в будущем, Эдди все же сможет выйти из дома, ведь медицина не стоит на месте: —Нужно только верить, — говорила она, улыбаясь и нежно чмокая мальчика в лоб на прощание. И Эдди верил. Каждый день был похож на предыдущий. Парень много читал, и почти весь их дом был заставлен книгами. Прочитанными и нет, толстыми и не очень, с яркими обложками и с настолько ветхими, что еле-еле читалось название. Возможно, Эдди искал в них утешение, возможно, он читал только из-за нечего делать. Но только благодаря книгам он мог почувствовать себя живым, мог благодаря воображению оказаться где угодно и кем угодно. Так и сейчас, Эдди, уныло заглянув в холодильник и так же уныло посмотрев на оладьи, оставил их на черный день. Приняв очередные таблетки, которые, по наставлению врача, были обязательны, он взял ноутбук и поудобнее устроился на диване. Иногда, в социальных сетях, он переписывался с людьми, с которыми никогда и не встретится. Но все же ему нужно было общаться со сверстниками, хотя бы виртуально. Эдди многое понял благодаря такому общению. Не стоит привязываться к интернет-друзьям, ведь они живут за тысячи километров от тебя, даже если ты и увидишь их, то только через стекло своей комнаты, потому что мама скептически относилась к появлению новых людей в доме, даже если они триста раз бы прошли через дезинфицирующий отсек. Поэтому Каспбрак закрыл вкладку с чатом и принялся смотреть какой-то фильм. Завтра Эдди исполняется семнадцать. Как и всегда, он проведет этот день в компании мамы и может быть Беверли, и без торта, ведь «большое количество сладкого может вызвать аллергическую реакцию». В своей голове Эдди почему-то проговорил эту фразу голосом своего врача, строгого мужчины с сединой, которая, как не странно, была ему к лицу. Усмехнувшись мысли, что в его голове сидит образ дядьки, говорящем о переизбытке сахара в крови, парень продолжил смотреть фильм, периодически отвлекаясь на свои мысли. Конечно, в семь часов вечера пришла Беверли, и ,проделав все эти наскучившие медицинские манипуляции, она предложила парню поиграть в какую-нибудь настольную игру. Эдди не любил настольные игры, однако почему то сегодня он даже пару раз выиграл. Беверли улыбнулась, и потрепав парня по кудрявой макушке, сказала, что завтра постарается прийти пораньше, хоть и не надолго из-за того, что завтра у нее практика. Может, снаружи и не было видно, но Эдди засветился внутри от счастья. Она не забыла. Уже позже, когда девушка уходила, Эдди увидел припаркованную у его дома машину. Бев, как обычно, чмокнула его в лоб и побежала в машину. Каспбрак не был уверен, не хотела ли она промокнуть под дождем, который все еще шел, или она просто спешила к тому, кто сидел в машине. Когда дверь в машину открылась, свет внутри загорелся, и Каспбрак увидел сидящего внутри высокого темноволосого юношу. Он поцеловал севшую в машину Марш, и автомобиль тронулся с места, скрываясь в темноте улицы. Два огонька от фар, отдаляющихся от Эдди, заворожили его взгляд, пока не скрылись под стеной дождя. Каспбрак ложился спать, вспоминая это и думая о том, какого это-любить. Он смирился со своей участью еще давно, когда просто видел из окна гуляющих под ручку сверстников и понимал, что такое будет либо только в его снах, либо никогда. Хотелось хотя бы просто почувствовать, какого это чувство на вкус, однако даже общаясь с довольно красивыми девушками, он все равно не понимал, можно ли любить бездушную фотографию, красующуюся на аватарке. Эдди был романтиком по своей натуре, сам того не осознавая. Он хотел гулять ночью, под звездным небом, хотел проводить рукой по влажной прохладной траве, на которой они сидят. Хотел гулять по оживленной улице, где витает запах только что сваренного кофе и ароматной выпечки. Где гул от машин и людей настолько громкий, что, кажется, не слышишь даже себя, однако прекрасно слышишь собеседника. Где свет от ярких цветов с вывесок слепит глаза, и ты жмуришься, то ли от ряби в глазах, то ли от счастья. Эдди отчего-то засыпал с мыслью, что, возможно, завтрашний день что-то изменит.