Don't it feel good, don't it feel hot?

Он вновь и вновь прикусывает губу, буквально вгрызаясь в нежную плоть в жадном стремлении прокусить, разорвать, искалечить тонкую кожицу. Он хочет крови, хочет ощутить ее кисловатый металлический привкус во рту, хочет чувствовать, как теплая струйка стекает по подбородку, оставляя за собой красный след. Собственная кровь манит его как наркотик, заставляя вновь и вновь кусать неподатливые, слегка припухшие от безуспешных попыток губы. Кажется вот оно, еще чуть-чуть и желание наконец будет реализовано, но нет, тонкая упругая кожа упрямо терпит, не желая подчиняться воли владельца. Владельца, в глазах которого плещется безумие, расползаясь чернотой зрачка на всю радужку, превращая золотисто-карие глаза в бездоный, всепоглащающий черный омут. Отвлекающий, заманивающий, чарующий взгляд, который жаждит крови в жертву. Собственной крови. Решение зарождается в мозгу, словно сверхновая. Один единственный взрыв, вызвавший потемнение в глазах, выуживает из сознания выход. Он уже не помнит, как оказался в ванной перед зеркалом. Руку приятно холодит металл хирургического скальпеля, приобретенного им для очень неточных целей. Прибор слегка поблескивает в неярком свете лампы и, повинуясь желанию безумца, касается нижней губы идеально наточенным острием, вспарывая нежную кожу. Появившая пара капель, вызывает лишь усмешку и только подбадривает его вести скальпелем по губе, превращая небольшой укол в неглубокий разрез из которого сочится кровь. Появившаяся тонкая струйка вызывает по истине детский восторг и с каждым дюймом становится толще. Он не обращает внимания на саднящую боль, сотней электрических разрядов отзывающейся в мозгу. Болит значит жив. Он отбрасывает багровый, от свернувшейся на нем крови, скальпель в раковину, лишь когда разрез пересекает всю губу. Кровь уже не льётся струйкой, а стекает по подбородку вниз одним сплошным потоком. Во рту становиться сухо от соленого привкуса. В глазах сплошная засывающая чернота безумства. Он слизывает кровь с губ, наслаждаясь ее пьеняще терпким вкусом, ловя с этого странный мазахический кайф. — Джим?! — встревоженный и злой с ледяными нотками голос вклинялся в опьяненное собственным безумством сознание, вызывая взрывной контраст. — Себастьян?! — намешливо передразнивает Мориарти, довольно облизывая истерзанные губы. — Псих, — шипит полковник, в один шаг пересекая разделяющее их пространство. Он резко и немного болезненно приподнимает голову Джеймса за подбородок и, схватив ближайшее полотенце, стирает кровь с подбородка и мягко, но настойчиво прижимает к разрезанной губе, стремясь остановить кровь. — Перестань, — капризничает гений, в попытке отстраниться. В прочем, Моран быстро пресекает все возможные пути к капитуляции и, смочив полотенце в ледяной воде, настойчиво прижимает к ране, останавливая кровь. Ледяной взгляд снайпера, сталкивается с дурманящим взглядом безумца в безмолвной борьбе за контроль. Железобетонное спокойствие с легкостью терпит пьянящий огонь сумашествия, подавляя, побеждая, усмиряя. Джеймс уже не сопротивляется, послушно присев на край ванны, позволяя обработать порез. Минутный проблеск спокойствия и подчинения, который вскоре вновь потонет в болезненой жажде контроля, едва мужчины покинут комнату. Оба знают, что новый всплеск сумасшествия неминуем, так же, как не предотвратимо усилинение опасной, пленящей связи с жалкой пародией на доверие между ними.