Ошибка

Они пришли ночью. В спящей квартире пронзительно, переполошив всех, задребезжал звонок. — Кто там? — спросил Олин папа, сонно щурясь в дверной глазок. Ему ответили, видимо, что-то такое, отчего он немедля трясущимися руками отпер замок. И вот с этой минуты в квартире не стало покоя, и все остальные её обитатели тоже занервничали и затряслись. Они вошли, протопали по паркету подкованными сапогами, блеснули эмалевые звёзды на околышах фуражек, серебряные мечи, золотые серпы и молоты на рукавах, зеркало в прихожей отразило их чёрные силуэты. Сперва Оля приняла ночных гостей за военных, но сообразила, что это не простые военные. У них фуражки оказались другие, с синими тульями. Они перевернули вверх дном всю квартиру, что-то искали. Олины мама, папа и бабушка, волнуясь, наблюдали, как странные люди вспарывают подушки, простукивают стены, пролистывают и бросают на пол книги. Не тронули они только портрет вождя на стене в передней. Оля думала, что всё ей снится. Сейчас затрещит будильник, бабушка позовёт ласково: «Вставай, засоня! Завтрак остынет!» Такого не могло случиться с их семьёй. Это ведь бывает только с вредителями, с саботажниками, каких рисуют на плакатах. А Олин папа герой, он воевал в Гражданскую, у него есть именные часы в награду за подвиг, он главный инженер на заводе. Их семья обычная, таких тысячи. Нет, это сон. Это ошибка. Сейчас всё выяснится, военные всё поймут, извинятся и уйдут. — Собирайтесь! — сказал главный Олиному папе, закончив обыск. И тогда мама и бабушка, дрожа и суетясь, принялись собирать вещи, а военный говорил, что много не надо, только смену белья на три дня. Папа, когда его уводили, тоже сказал, что, по-видимому, произошла ошибка. — Не волнуйтесь, мои хорошие. Разберутся, отпустят. — Разберутся! — подтвердил главный. В прихожей папа натягивал пальто и всё не мог попасть дрожащей рукой в рукав. Военные терпеливо ждали. Оля, не выдержав, бросилась к нему, обняла, прижалась щекой. — Папочка, папка! — заплакала она. — Я тебя очень люблю! Папа на прощание обнялся и расцеловался с мамой и бабушкой, затем с узелком в руках вышел из квартиры вслед за ночными гостями. Шаги гулко отстучали в пустом парадном, спускаясь вниз. Оля бросилась к окну. Во дворе, напротив их подъезда, она увидела чёрную машину с погашенными фарами. Оля хотела посмотреть, как папа с военными сядут в автомобиль, но мама резко дёрнула её за плечо, оттаскивая от окна. Оля собралась было надуться, но, увидев выражение маминого лица, тут же раздумала. — Не высовывайся! — дрожащими губами произнесла мама. — Не маленькая ведь, пора понимать. Оля не решилась спросить, что ей надо понимать. До утра никто больше не заснул. Оля, мама и бабушка, не решаясь зажигать электричество, ходили по комнатам, спотыкаясь о разбросанные вещи, поднимали их, чтобы вернуть на место, и снова бессильно роняли. Устав метаться, Оля забилась в угол прихожей. Там она горько разрыдалась, поражённая мыслью: папа больше не вернётся. Она гнала прочь эту страшную догадку, но та возвращалась снова и снова. Слёзы лились из Олиных глаз, капали на пол. За зеркалом так же безутешно рыдала Яло, роняя на зазеркальный паркет стеклянные капельки. Оля ещё надеялась, что всё разъяснится и папу отпустят, но вышло страшнее, чем в самых кошмарных снах. Оказалось, что папа, её весёлый смелый папа готовил крупную диверсию на заводе. Он сам признался на допросе. Оля не верила, что её папка, все свои силы отдававший заводу, любивший его, как дитя, на такое способен. Нет! Произошла ошибка. Яло за стеклом кивала: несомненно, ошибка. Потом стало совсем плохо. Одноклассники сторонились Олю, учителя смотрели косо. Не раз она слышала шёпот за спиной: — Дочь врага народа. Прозвище прилепилось к ней, как клеймо. Оля, как могла, заступалась за папу, но её доводы не могли пробить выросшую между нею и остальными стену отчуждения. Оле приснилось королевство Кривых зеркал, верхняя площадка Башни смерти, Нушрок в развевающемся по ветру плаще. — Так вот какова твоя правда! — печально усмехается министр. — Ты хотела, чтобы в моей стране настала такая же жизнь? — Нет! Это ошибка! — кричит Оля. — Моя страна лучшая в мире, мы строим счастливое будущее, а это… — Ошибка? Происки вредителей? — перебивает Нушрок. Чёрные глаза его блестят не грозно, а, скорее, с толикой сожаления. — Глупая девчонка, неужели ты до сих пор ничего не поняла? Что мои кривые зеркала против твоих? Они одинаково искажают реальность, но мои зеркала не карают невинных. — А как же Гурд? — возражает девочка. — Что он такого натворил, чем заслужил смертный приговор? Нушрок осекается, хмыкает. — Гурд? А что ты знаешь о нём? Он, как и ты, хотел разрушить старые порядки, не понимая, что всеобщее благоденствие нельзя построить просто так, заменив кривые зеркала прямыми. — Ты лжёшь, коршун! Гурд обычный мальчик и он хотел просто работать, не выбиваясь из сил, и есть досыта. Разве это плохо? Олю трясёт за плечо мама и девочка не слышит, что ей ответил Нушрок. Только звенит в ушах: — Он разбил зеркало… Он разбил зеркало… Вскоре, спешно уложив носильные вещи, Оля, мама и бабушка уехали из Москвы. Трое суток тряслись они в плацкартном вагоне, пока не высадились наконец на далёкой станции. Мама, сурово поджав губы, не отвечала на расспросы. Квартиру они нашли в старом деревянном доме, где удобства находились на улице, печку топили дровами, горячей воды не было вовсе, а холодную приходилось брать из колодца. Кроме них в доме поселилось ещё несколько семей. Оля с тоской вспоминала московскую квартиру, жаловалась, что здесь ей плохо. — Как можно здесь жить? Это не дом, а какой-то барак! — Помалкивай! — цыкнула мама. — Хорошо хоть такое жильё дали. Оля чувствовала, что взрослые многое от неё скрывают, но предпочла бы, чтобы они рассказывали всё начистоту. Возможно, Яло знала больше, но как с ней поговорить? Волшебное зеркало осталось в прихожей, мама и бабушка посмотрели на Олю как на ненормальную, когда она напоследок помахала отражению рукой и погладила золочёную раму. Здесь тоже висело зеркало, но только без рамы, всё обшарпанное и тусклое. Оля подносила к нему книгу сказок, раскрытую на иллюстрации со стеклянным городом — Яло повторяла её движения, но ничего не происходило. Это-то зеркало не принадлежало к семейству волшебных. Оно ничего не умело, отражать и то почти разучилось. Олина бабушка сильно сдала. У неё тряслась голова, болели ноги и поясница. Она достала где-то икону, и когда мамы не было дома, простаивала перед ней на коленях, шепча непонятные слова. Оля пыталась вразумить бабушку, которой такие стояния, наверняка, не шли на пользу, но старушка отмахивалась и говорила, что Оля всё поймёт, когда подрастёт. Опять — потом поймёт! Когда уж наступит это «потом»?! Из зеркала на Олю смотрела похудевшая, вытянувшаяся за последние месяцы Яло. На бледном лице её выделялись грустные голубые глаза. Чем она могла утешить подругу? Не тем ведь, что в зеркальном королевстве без Нушрока ничуть не лучше, чем в Олином мире? Однажды Оля всё поймёт: и что случилось с папой, и почему переменилась бабушка, и что подразумевал под кривыми зеркалами Нушрок. Только для этого ей придётся повзрослеть и очень многое осознать.